G.O.G.R. - Анна Белкина

— Крепкая печка, — определил Недобежкин, потрогав правой рукой печную трубу и лежанку. — Чтобы расколошматить — нужен бульдозер…

— Так чего ж ты их всех отправил? — осведомился Ежонков, не скрывая сарказма. — Пригнал бы сейчас сюда бульдозер — и колошматил бы себе на здоровье! Можешь всё здесь расколошматить — в этих Лягушах, наверное, под каждой избухой — подземный ход! Это же термитник — чего ты хотел?

— Нет! — Недобежкин решил ничего не колошматить, а поступить, как рациональный работник прагматичной милиции. — Поедем в сельсовет, поднимем их архив и узнаем про плотника: с каких пор он тут живёт, переезжал, не переезжал — вот!

Глава 89. Таинственный Потапов

КАП! КАП! КАП! — вода с отсыревшего потолка монотонно стучала по краю жестяного ведра и брызгала на вытертый линолеум, что покоился на этом полу, наверное, несколько десятилетий. Старинная деревянная дверь, потревоженная рукой Недобежкина, выплюнула мерзкий скрип и отвалилась в стороночку, пропуская «компанию» из пятерых милицейских гостей в просторный вестибюль здания Верхнелягушинского сельсовета. В вестибюле надолго прописался готический полумрак, и повисла прохладная сырость. Наверное, эта мутная вода с песком капает с потолка даже в засуху…

Недобежкин направился в кабинет Семиручки — выбивать у него ключ от архива. По дороге ему «в зубы» попалась консервативная Клавдия Макаровна, одетая всегда в одно и то же платье, с неизменным подсвечником в правой руке. Милицейский начальник быстренько взял в оборот эту пожилую даму и силком заставил её выбить председателя из «берлоги» на серьёзный разговор.

— Константин Никанорович не принимает! — Клавдия Макаровна попыталась уйти в глухую оборону, но Недобежкин быстренько разделал её «под орех» следующим убедительным аргументом:

— Гражданка, давайте живее, или сушите сухари! За сопротивление аресту от одного года до пяти добавляют!

— Ох-квох-квох-квох! — в ужасе заквохтала Клавдия Макаровна и проворно поскакала вперёд по коридору. — Сюда, сюда!

— Вот так вот! — довольно заключил Недобежкин и последовал за ней широким шагом.

Глава сельсовета

Семиручко К. Н.

Приёмные дни… ПЯТНО…

Так было написано на двери того кабинета, куда Клавдия Макаровна ловко занырнула.

— Я не принимаю! Не принимаю! — истерично завопил за дверью хилый голосок Семиручки, едва Клавдия Макаровна прокудахтала про визит милиции.

Ключевой стала фраза о количестве визитёров: «Их пятеро!». Услыхав такое немыслимое для своей персоны число, бедный председатель свалился со стула и пополз под стол.

А потом — Недобежкину надоело ждать того морковкиного дня, когда Клавдия Макаровна уговорит Семиручку выползти «из тени», и он собственной персоной вступил в кабинет председателя, отпихнув с дороги ненадёжную дверь.

— За мной! — скомандовал он всем своим товарищам.

В тесном кабинетике мелкого чиновника пятеро показались толпой. Пухленький Семиручко вжался в спинку стула и обречённо взирал на Недобежкина, который надвигался на него с неумолимостью айсберга, с неотвратимостью кризиса.

— Что вы от меня хотите?? — прорвало, наконец, Семиручку, и он зашёлся в рыданиях.

— Материалы по Потапову! — Недобежкин рубанул словом, а Семиручко увидел, как у его носа просвистел «меч судьбы».

— Хо-хо-хорошо… — пролепетал Семиручко, испытывая мистический страх перед этими милиционерами из областного центра. — И-идёмте за мной…

Семиручко выпростался из-за стола, но потом вспомнил, что забыл в ящике ключ. Водворившись обратно, он погрузился в выдвижные ящики и долго шарил в них до тех пор, пока его дрожащая рука не натолкнулась на этот кусочек металла, что отопрёт подгоревшую дверь архива.

— Нашёл! — пискнул он, выбираясь из-за стола во второй раз.

— Отлично, — кивнул милицейский начальник. — Давайте, шевелитесь! У меня время не резиновое!

Семиручко потащился к двери, три раза споткнувшись на ровном месте. Выбравшись в коридор, он едва не повалился в обморок, потому что увидел там ещё троих, да ещё и в камуфляже. В замке архива Семиручко возился не меньше двадцати минут. Ключ танцевал в трясущихся пальцах и пару разочков падал на пол.

— Шевелись! — то и дело бурчал Недобежкин, перебирая ногами от нетерпения. — Сколько можно?? Три часа копаешься!

Семиручко справился с замком так тяжело, словно бы побеждал тигра один и без оружия.

— Заходите! — любезно пригласил он за подгоревшую «волшебную дверцу», а сам собрался было, ретироваться восвояси подобру-поздорову.

— Нет, вы пойдёте с нами! — запретил Недобежкин, а Сидоров поймал председателя под ручку.

— Что вы себе позволяете?? — обиделся Семиручко и дёрнул рукой, чтобы вырваться.

— Считайте, что вы задержаны, гражданин Семиручко! — сообщил ему Недобежкин и переступил порог архива. — Пройдёмте, сейчас найдёте нам всё необходимое.

— Я ничего не сделал! — взвизгнул председатель сельсовета, топая туда, куда тащил его Сидоров. — За что меня-то задерживать?? Я понимаю, Гойденко, или там… ещё кого… Но меня-то за что??

Да, у Недобежкина не было ни единого нормального повода для того, чтобы задержать этого «чертёнка» хоть бы на час. Однако милицейский начальник решил казаться умным.

— А за подпил моста! — выпалил он, чтобы хоть что-то сказать, а по реакции Семиручки догадался, что попал пальцем в небо.

Семиручко весь скукожился, сморщился, как засохший помидор и посерел, как плесень. Ноги председателя вмиг ослабели и подкосились, глазки выкруглились, челюсть отпала. Он даже на ногах больше не мог стоять, и, для удержания его в вертикальном положении к Сидорову присоединился Самохвалов.

— Ага, значит, ты подпилил, хорошо! — одобрил «чистосердечное» милицейский начальник.

— Я! Я! Я! — запищал Семиручко, сделавшись похожим на перекормленную мышь. — Я! Не сам! Не сам! Я! Не хотел! Они! Заставили-и-и-и меня-я-я-я! — заревел председатель белугой. — Пилу! Пилу я спрятал в кабинете под столо-о-о-ом! Клавдия Макаровна! Это она!

— Клавдия Макаровна тебя заставила подпилить мост? — не поверил Недобежкин. — Усадите-ка его туда! — милицейский начальник заметил среди заполненных бумагами полок один стул и решил занять его телесами Семиручки.

Сидоров и Самохвалов оттащили тяжёлого толстячка в тот угол, к стулу, и освободились, наконец, от ноши. Пётр Иванович поставил на единственный здесь столик подсвечник Клавдии Макаровны, а Синицын зажёг единственный фонарик.

— Так значит, Клавдия Макаровна? — продолжил нелёгкий для председателя разговор милицейский начальник, морщась от запахов мышей и плесени, что вились здесь в сыром, спёртом воздухе.

— Да! — подтвердил Семиручко, дёрнувшись на стуле. — Она! Она пришла, и начала пистолетом у меня перед носом размахивать и выть, как зомби: «Пилииииии! Пилииииии!». Ну, мне больше ничего не оставалось, я подумал, что она меня застрелит и закопает! Вы же знаете, — председатель посмотрел на Серёгина. — Как у нас пропадают председатели? Один за другим, один за другим! Мрут, как мухи! А Клавдия Макаровна при всех председателях тут хвостом вертела! Тут одно слово «НЕТ» — и уже нет тебя, вы понимаете?

— Врёт! — заметил Ежонков, подавив смешок.

Да, действительно, что-то тут не вяжется. Что значит «хвостом вертела»? Кто? Клавдия Макаровна? Эта дородная, дотошная и пожилая консерваторша — и вдруг — «хвостом вертела»?? Нет, Семиручко нашёл явно неудачный объект для спихивания «собак».

— Хватит! — разъярился Недобежкин и хватил кулаком по первой попавшейся полке, сбросив целую кипу сырых листов. — Или правда, или срок на полную катушку за двойное покушение на сотрудников милиции!

— Аааа… — затрясся Семиручко, медленно сползая со стула. — Не губите! Я выдам вам всё про Потапова… И скажу по секрету: он тоже с ними завязан! И вообще, я думаю, что это Потапов там гвоздь программы! Когда дом у Потапова сгорел — он переселился в новый дом. А оттуда, из нового дома он вышел уже одним из них!

— Из «НИХ» — это из кого? — уточнил милицейский начальник.

— Из чертей! — загадочным шёпотом ответил Семиручко. — У Потапова дом сгорел в том же году, когда умер Гопников. А когда умер Гопников, так и чёрт распоясался!

— Ага, — кивнул Недобежкин. — Ну что ж, идите, ищите документы на Потапова. Только смотрите!

Семиручко был доволен тем, что его никто не держит и над ним никто не нависает. Он вспорхнул со стула с проворностью пингвина и потащился к подгнившей полке с табличкой «П».

Документов на Потапова отыскалось не так уж много — каких-то три пожелтевших бумажки с нелёгкой судьбою, что отразилась в их подтёкших записях, загнутых, размочаленных уголках и серых точечках плесени. В одной бумажке говорилось, что Потапов Гаврила Семёнович построил двухэтажный дом в восемьдесят девятом году, и этому дому был присвоен номер пять. Вторая бумажка повествовала о пожаре в пятом доме, из-за чего тот полностью сгорел. Седьмого апреля две тысячи пятого года «терем» Потапова загорелся при «невыясненных обстоятельствах», а когда, наконец, нарисовалась пожарная бригада — от него остались лишь чёрные головешки и зола. Третья бумажка отражала переселение Потапова из пятого дома в шестой, «доныне пустующий». Шестой номер носила эта «чёртова» изба со странным вторым входом, где Пётр Иванович ухитрился увидеть результат «Густых облаков». Да, в девяносто девятом Потапов жил в доме по соседству, а в заброшенном шестом… проказил чёрт.