Том 3. Товарищи по оружию. Повести. Пьесы - Константин Михайлович Симонов

Второй пилот. Почему нельзя? Полетишь в Париж, сделаешь так, как сказал тебе Тедди, и сразу, как пробка, выскочишь из всего этого!

Дик. А он не хочет выскочить из всего этого. Он хочет выскочить только из того, что ему не нравится, и оставить при себе то, что ему нравится. Но жизнь не так-то просто делится на половинки! Ты всегда так плохо думал о своей нынешней жене?

Он. Всегда.

Дик. И все-таки женился на ней?

Он. Да.

Дик. И ты всегда так плохо говорил о ней при Кэтрин?

Второй пилот. За исключением того времени, когда просил развода.

Он. Да.

Дик. А что ты говорил ей о Кэтрин?

Он. Не помню.

Штурман. Ты же был когда-то храбрым человеком! Не бойся вспоминать.

Он. Я так далеко зашел, что мне уже поздно бояться.

Штурман. Тем более!

Он. В то время я часто говорил с ней о Кэтрин. Она сама любила заводить такие разговоры.

Женщина, на которой он женился, входит, не обращая внимания ни на кого, кроме Него. Видимо, у нее вообще привычка не особенно замечать окружающих. Она молода, очень привлекательна и очень самоуверенна, почти до глупости.

Женщина. Я звонила тебе домой, но она отрезала, что ты в редакции. Чарли просил, чтобы ты завтра зашел к нему. Надеюсь, что я в последний раз прихожу к тебе сюда. Он поклялся, что возьмет тебя к себе, если ты сам не будешь валять дурака… Извини, это он так сказал.

Он. Что он имел в виду?

Женщина. Не знаю. Ты говорил с ней?

Он. Нельзя ли не так громко?

Женщина (мельком взглянув на присутствующих). Никому, кроме нас, это не интересно. Хорошо. Отойдем в сторону. Что ты ей сказал?

Он. Что больше не люблю ее.

Женщина. А она?

Он. Что последнее время она сама стала замечать это.

Женщина (самоуверенно). Будь она чуть больше женщиной, ей уже давно пора бы заметить это! Хотя, может быть, я не права? Ты не дал ей заметить этого?

Он Нет, я уже давно дал ей это заметить… Я…

Дик (прерывая его на полуслове). Подожди!

Он останавливается.

Кэт!

Она (входя). Да?

Дик. Я все-таки хочу, чтобы ты раз в жизни узнала, что он говорил ей о тебе, когда ты не могла этого слышать. Сядь, послушай.

Она послушно присаживается в стороне. Он делает протестующий жест.

(Строго.) Ты начал говорить. Продолжай!

Он (продолжая). Я уже давно стараюсь, чтобы она это поняла.

Женщина. Мне просто обидно за нее, что она такая тупица! Только не воображай, что я когда-нибудь ревновала тебя к ней. Я не понимала, как ты мог на ней жениться, – вот и все. Я встречалась с ней в одном доме, когда еще не знала тебя, но ваш брак удивлял меня даже издали. Она вечно влезала в чужие разговоры и нудным тоном, свойственным всем этим школьным учительницам, спешила сообщить, что она думает по тому или по этому поводу, как будто кому-то очень важно знать, что она думает! А потом, когда я узнала тебя, я вдруг поняла – ты женился на ней просто из жалости! Так не подходить друг к другу, как вы! (Уверенно.) Да, конечно, всему виной та история, которую ты мне рассказывал: умерший жених, завещание с того света… На меня бы это, наверно, тоже подействовало. В таких случаях женщины сразу бросаются на шею, а потом их уже не отцепишь. Интересно, сколько времени у нее ушло на воспоминания и сколько понадобилось, чтобы броситься тебе на шею?

Он. Оставим этот разговор!

Женщина. Я нисколько не осуждаю ее за это. Мне просто интересно.

Он (с насилием над собой). Все это тянулось не очень долго. Мы быстро поженились.

Женщина. Так как же, даст она тебе развод или нет? Ты сказал ей о том вкладе на ее имя, который я предложила?

Он. Да.

Женщина. Этого хватит на десять лет, если она не собирается жить без тебя шире, чем жила при тебе. Но я ничуть не жалею – что сделано, то сделано! Мне хочется, чтобы она, по крайней мере, была довольна! Она довольна?

Он. Да.

Она при этих словах резко встает и выходит.

Женщина. Ну, не глупым ли тебе кажется все, что ты говорил вначале, – не возьмет! Конечно, взяла, и я бы взяла на ее месте!

Он. Я прошу тебя…

Женщина. А разве я сказала о ней что-нибудь плохое? Ей просто не повезло, что ты встретил меня. Вот и все. Это может быть с каждой. Раз она тебе дает развод, я теперь буду только хвалить ее. Я буду говорить всем и всюду, что ты был до меня женат на прекрасном, милом, добром синем чулке, у которого был только один недостаток: воображать, что она может устроить тебя. Ты что, должен еще остаться?

Он. Да.

Женщина. Хорошо. Тогда я поеду и буду ждать тебя вечером. (Подходя к Нему ближе.) Ну… (Видя, что Он оглядывается.) А, наплевать!

Он обнимает ее. Поцелуй. Женщина, на которой он женился, уходит.

Второй пилот. Тебе повезло. Ко всему прочему, она могла быть еще и уродливой.

Штурман. Твоя бывшая жена согласилась взять у тебя эти деньги?

Он. Нет.

Штурман. Отказалась?

Он. Да.

Второй пилот. Он просто-напросто не сказал ей об этом!

Он. Да.

Штурман. Почему?

Второй пилот. Он не посмел сказать ей об этом. (Ему.) Что ты сделал с этими деньгами?

Штурман. Ты их не взял?

Он. Я их взял. Чтобы положить на ее имя. Я думал, что она когда-нибудь согласится, чтобы я помогал ей.

Штурман. Она согласилась?

Он. Нет. Она сказала, что не переставала быть учительницей, пока я жил с ней, и тем более не перестанет теперь, когда я ушел от нее.

Второй пилот. Где эти деньги?

Он. Они лежат на мое имя, с завещанием – на ее имя. Я не взял из них ни гроша. Даже процентов. Только один раз, когда мне вдруг, до зарезу…

Второй пилот. Что значит – до зарезу? Ведь у твоей жены…

Он. Я не хотел, чтобы она знала об этой трате.

Второй пилот. На женщин?

Он. Нет, нет! На это я не взял бы из тех денег.

Второй пилот. А на что же ты их взял?

Он. Был один небольшой сбор, чтобы послать посылки заключенным в Испанию.

Второй