Позор и чистота - Татьяна Москвина

– Что он там говорит? Руки прочь от дочери! Теперь только по суду, по суду увидишь!

– Пошла ты на хер, подлая ты, грязная тварь. Чтоб мне тебя не видеть ни на этом, ни на том свете, – по делу ответил взмыленный дядька и вырвался из квартиры.

И тут Ника схватилась за голову руками, сморщилась и тоненько завыла.

– Господи, ребята, – сказал потрясенный Андрей. – Вы что делаете?

Глава восемнадцатая,

в которой наша героиня начинает объявленную войну

Первый залп дала «Метеор-газета».

Материал назывался «ГДЕ ЖИВЕТ ЕГО ПУШИНКА?» с подзаголовком «Брошенная дочь Валерия Времина любит песни своего отца». Алик – тот самый хрен из прошлого, разысканный Карантиной, – сказал, что прежде всего людям надо освежить в памяти фигуранта. Поэтому заметку на полполосы сопровождала выразительная фотография Времина, где дядька, расхристанный, со слипшимися на лбу волосьями, терзал гитару, как-то странно, по диагонали, перекосив при этом пасть. В уголочке же поместили маленькое испуганное личико Ники с подписью «Вероника заканчивает школу и мечтает о встрече с отцом».

Корректор «Метеор-газеты», Виринея Сабо, с удовольствием подкорректировала подпись под Времиным, и она стала выглядеть так: «Популярный пявец Валерий Врямин никогда не скрывал, что любит женщин». Риск возможного штрафа был ничто в сравнении с болью обманутой души!

«Метеор-газета» собиралась продолжить намеченную линейку и уже сфотографировала Карантину в синем халате с драконами, как ее тут же обошла пронырливая «Жизнь-копейка». Через три дня после выхода «Метеор-газеты» «Жизнь-копейка» опубликовала полосное интервью с Карантиной, где та оказалась продюсером Катаржиной Грыбска, музой Валерия Времина, той самой пушинкой, воспетой в бессмертной песне.

«Жарким августом 91-го года, – рассказывала Катаржина, – мы с Валерием встретились в потрясенной историческими событиями Москве. Встретились – и полюбили друг друга. Наш роман протекал бурно. Мы осознавали, что государство катится в пропасть, и от этого еще больше хотелось личного счастья. Валеру тогда знала вся страна, он постоянно выступал, а я следовала за ним как преданная собачка. Я ничего не могла поделать со своей любовью! Я знала, что он женат, но верила, что наши жизни соединятся в одну. Он тоже любил меня и написал тогда суперхит «Моя пушинка». Помните там слова «и карие глаза твои, как ночь любви»? Это обо мне…»

– Что же случилось, почему вы расстались? — спрашивал корреспондент ЖК, и Карантина выворачивала на вторую часть задуманной симфонии.

«Внезапно я поняла, что у меня будет ребенок. Я не колебалась ни минуты, я хотела ребенка от любимого человека! Поймите, мне было двадцать лет. Я была наивная, влюбленная девочка, я совершенно не знала жизни. Когда Валера сказал мне, что слышать не хочет ни о каком ребенке и не собирается из-за меня бросать семью, я думала, что умру от горя и отчаяния. Я хотела покончить с собой, и я бы обязательно покончила, но тут первый раз шевельнулась моя девочка, и я сделала свой выбор на всю жизнь. Столкнувшись с предательством, с жестокостью, я решила: это будет мой, только мой ребенок. И я ушла от Времина, ушла бесповоротно. Теперь я была не одна, у меня появилось мое чудо, мое сокровище – моя Ника! Всю свою нерастраченную любовь и нежность я отдала своей дочери. Это необыкновенная девочка…»

– А Времин встречался со своей дочерью, помогал ей?

И Карантина приступала к третьей части симфонии.

«Помогал? Вы как будто наших мужчин не знаете. Их сотнями тысяч милиция не может разыскать, чтоб алименты законным детям платили. А здесь он вообще вроде как ни при чем. Подумаешь, пушинка родила какого-то пушонка. Он ведь сказал: никаких детей. Да, я могла бы подать в суд, доказать отцовство, отсудить деньги. Но, поймите, это все грязь, грязь, грязь! А я любила его. Я его, может быть, и до сих пор люблю. Я не желаю ему никакого зла. Бог все видит! Он не хотел разрушать семью, а семья все равно распалась. Насколько мне известно, Валерий Времин сейчас живет один, а его семья в Америке. Я уже не та наивная девчонка, для которой весь мир был в любимом человеке. Я вырастила одна свою дочь и не просила помощи, и сейчас ни у кого не попрошу. Мы живем в своем доме под Санкт-Петербургом и ни в чем не нуждаемся. Я никогда не стала бы ворошить прошлое, но моя девочка все время спрашивает меня об отце, а я не могу врать, не умею! И я привезла ее в Москву, чтобы дочь хотя бы раз увидела отца…»

– И как вы встретились с Валерием после шестнадцати лет разлуки?

«А никак не встретились, – скорбно ответила Карантина, которая в этот момент даже сама поверила в то, что говорила. – Он отказался видеть свою дочь. Странно, что люди, которые поют такие хорошие песни о любви и дружбе, в жизни ведут себя совсем не так, как поют. Даже наоборот. Нам, тем, кто не поет и не пишет, очень это грустно. Мы им верим, а они нас морочат. Но в наше время ничего не скроешь. Мы теперь все знаем про этих поэтов и певцов. И нам это не нравится. Ты живи как пишешь! Или пиши как живешь! А не обманывай народ…»

Тут чуткие духи радио, что-то сообразив, стали крутить песни Времина, так что Алик, попеняв Карантине за измену, отдоил из нее молока и для новой публикации в «Метеор-газете».

Карантина годилась для этого мира – понял Алик. От нее шел какой-то правильный запашок, она шикарно формулировала, она попадала в солнечное сплетение публики. Поэтому новый материал делал упор уже на личности Катаржины и назывался «ЛЮБОВЬ К МУЖЧИНЕ – ЭТО НЕ ГЛАВНОЕ В ЖИЗНИ ЖЕНЩИНЫ, утверждает Катаржина Грыбска, мать-одиночка».

К заметке прилагались две фотографии Карантины – одна в красном купальнике, другая, по контрасту, в коричневом платье с кружевным воротником и с номером «Метеор-газеты» в руках. Читатель тут узнавал много захватывающих подробностей о польских корнях Катаржины (Грыбска – старинная шляхетская фамилия), о Париже, где она работала в области музыкального театра (это было в дымке), о трудностях воспитания дочерей в современном мире.

«Я хотела бы уберечь свою дочь от моих ошибок, – пылко заявляла наша героиня. – Прежде всего, от беззаветной любви к недостойному мужчине. Валерий Времин – талантливый певец. Но как человек он не получился. Женщины внушали ему, что он божество, и он сам в это поверил. Он решил, что ему все позволено. Никакой ответственности! Я его прощаю, пусть он будет счастлив. Пусть плач брошенных детей не тревожит его покой. Я давно поняла: любовь к мужчине – это не главное в жизни женщины. Главное – это, во-первых, дети, а во-вторых – она сама…»

Вторую неделю дядька сидел запершись в квартире, изредка подходя к телефону. Хотя публикации дали скорее положительный эффект – стали поступать приглашения туда-сюда, звонили журналисты, – он был обескуражен и подавлен. Выяснилось, что чертовы газетенки читают даже те, кто утверждал, будто спит вместе с Чеховым и Шекспиром. Кто сам не читал, тот что-то слышал. Назревал звонок из Америки. Дядька не понимал, как разрулить ситуацию, и отчаянно умолял Андрея сделать хоть что-нибудь.

– Что я могу? – горевал Андрей. – Они ведь уехали от меня на следующий день. Она где-то квартиру сняла, оттуда и командует.

– Позвони ей!

– Что толку, дядь? Ты сам видишь, там крышу сорвало бурей. Ты же не станешь в газетах рассказывать, как все было на самом деле…

– Я не могу! У меня публика, тысячи людей, как я расскажу, что я расскажу?

– Она этим и пользуется. Ладно, я позвоню, попрошу с Никой повидаться, может, разрешит. Что ей передать?

Времины уже не называли Карантину никакими именами. Она была «она».

– Скажи, пусть прекратит свое желтое вранье. У меня свои пределы нервов имеются. Скажи – я могу ведь и сорваться! Я кое-что могу такое порассказать, ты не знаешь!

– Да знаю, дядь. Знаю. Я тогда слышал случайно, когда ты к отцу приходил… За ради бога не говори ты этого никому.

– Я не знал, что ты знаешь… Все, честное пионерское, я – могила, – пообещал застыдившийся дядька.

От ужаса, неловкости и стыда Валера Времин в тот же день прорвал свою несносную блокаду, позвал старых друзей, с наслаждением напился водки и – облегчил душу.

……………………………………………………………………

– Теперь, – вздохнула Нина Родинка, – раскрываем карты. Я заброшена в Россию не скажу откуда и работаю под прикрытием. Я эксперт. Моя задача – постоянная экспертиза наличной действительности.

Недавно я в целом закончила подсчеты и выводы, остались некоторые детали.

Мы анализируем человеческую состоятельность контингента без связи с имущественным положением субъектов.

Итак, принимаем население России за сто процентов.

3,5% женщин и 3,5% мужчин – это элита. Это люди, награжденные Божьими дарами – перечисляю для невежд список даров: незаурядный ум, выдающаяся красота, явный талант, особая физическая и психическая сила, исключительная склонность к нравственному совершенствованию, – и дары эти хоть как-то развивающие. Именно эти «элитные русские» вносят осложнения в решение «русского вопроса», который в мире в целом решен. Вместо жестоких и вульгарных варваров мир видит божественных певцов и танцовщиков, гениальных ученых, невероятных спортсменов, чудодейственных врачей, подвижников духа и фантастических красавиц. Кроме тех, кто на витрине, есть еще те, кто менее освещен славой, а то и вовсе существует в тени, но именно эти 7% каждый год тормозят на 5% общенациональную дегенерацию, скорость которой таким образом понижается с возможных 13% до твердых 8%.