Посольство - Лесли Уоллер

Вот и отлично, решил Нед, купив пленки. Если их счастливый дом распадется, некоторые из фортепианных записей должны быть легкими, как эти кассеты.

Он видел, как роется Студент на стеллаже с пластинками. Нос прохаживается снаружи по тротуару Оксфорд-стрит. Теперь они поняли, что следят за одним и тем же человеком, который ведет их по ложному следу. Когда парни вернутся к себе, их боссы развлекутся, вычисляя, что же на самом деле произошло и чего не было.

Нед пошел по направлению к канцелярии. Когда он свернул с шумной, задымленной Оксфорд-стрит на юг, на Дюк-стрит, Студент сник, узнав дорогу домой. Нос держался поблизости, пока Нед не скрылся в огромном здании. Нед стоял в холле и смотрел через окно, выходящее на Гросвенор-сквер, видел, как Нос встретился с другим парнем, судя по всему, тоже арабом. Они о чем-то говорили, оживленно жестикулируя.

Гнусный и мерзкий день с липкими мелкими неудачами не оставил даже надежды на воздаяние в виде встречи с Джейн. Он уже не мог обойтись без этих встреч. Без них он страдал, как ребенок. Дурацкий, мрачный день.

Нед снова вышел из канцелярии, чтобы остаться наедине со своими унылыми мыслями. Еще полчаса никто не будет ждать его в офисе. Может, ему повезет, и он встретит Джейн, у которой наверняка такое же поганое настроение.

Держась в стороне от толчеи Оксфорд-стрит и выбирая небольшие, спокойные улочки, он оказался на Гановер-сквер, в глубине района Сохо, с его секс-шопами и другими заведениями подобного рода. Окна пестрели объявлениями местных специалисток, готовых доставлять садистские удовольствия. Куда бы ни забросила человека судьба, как бы ни баловала его, он никогда не бывает доволен. Время пришло.

Нед взглянул на часы. Он провел эти несчастные полчаса, даже не пытаясь обнаружить своих засветившихся преследователей. Нед знал, что опытный разведчик должен избегать самоанализа.

Так или иначе, серьезной обиды на Лаверн у него не было. Бог – свидетель, она была хорошей армейской женой. Двадцать лет назад, в то почти забытое время, когда они поженились, он считал свой выбор идеальным. Она была привлекательна, сексуальна, редко жаловалась, растила четырех прекрасных детей и хорошо готовила. Что еще нужно мужчине? Совпадения политических взглядов, общих интересов?

Он еще немного посидел на Сохо-сквер и почувствовал, как устал от себя и от своих неуклюжих попыток разобраться в том, что осталось от его брака.

Да, правда, в последние годы между ними образовалась трещина. Лаверн с ее армейской прямолинейностью правильно сформулировала происшедшее: он пошел дальше, а она осталась.

Как это назвать? Житейские расхождения? Политические? Сила привязанности? Лаверн всегда фанатически поклонялась своему отцу: «Это моя страна, хороша она или нет».

Но остальной мир отошел от этого. И Нед тоже.

Он смотрел, как по внутренней дорожке Сохо-сквер медленно шел пожилой мужчина с маленьким терьером на поводке. Старик не просил подаяния. Но симпатичный белый с черным терьер вставал на задние лапы и перебирал передними, как бы прося чего-то, пока люди на скамейках не бросали пару монет. Старик собирал деньги в кепку как плату за развлечение.

Неожиданно мысли Неда переключились на Амброза Э. Бернсайда, человека, обиженного на США. Нед быстро пошел на север по Рэтбоун-Плейс и уже через несколько минут был на Гудж-стрит. Номер 60 был, как и сказал Макс Гривс, пабом с выразительной вывеской. На нем была притягивающая вывеска «Большая бочка».

От боковой двери шла лестница наверх.

На втором этаже Нед остановился перед закрытой дверью. Оттуда доносился кашель и какой-то шум: казалось, будто сапожник прибивает подлатку. Нед постучал в дверь.

Постукивание прекратилось, а за ним и кашель. Снизу, из «Большой бочки», доносились характерные позвякивания и посвистывания игрального автомата, будто эльфы или космические пришельцы давали представление посетителям.

– Мистер Бернсайд?

Он слышал, как щелкали замки; потом заскрипела отодвигаемая задвижка. Дверь приоткрылась на несколько дюймов. Под глазом старика был яркий зелено-фиолетовый синяк, на белке – сетка лопнувших кровеносных сосудов.

– Вы!?

Снизу донесся позвякивающий, хихикающий звук эльфов из игральных автоматов, похожий на чириканье цыплят с чужой планеты.

Существовало сходство между двумя мужчинами, сидящими за угловым столиком в «Булестине», ковент-гарденском ресторане, очень любимом журналистами, которых приглашали на дорогой ленч и которые не хотели натолкнуться на своих коллег. Внешний вид мужчин вполне отвечал слегка старомодной атмосфере «Булестина», а дорогое меню – толстым кошелькам тех, кто подкармливал журналистов.

За ленч Харгрейвса платил другой журналист, но на это никто не обращал никакого внимания. Глеб Пономаренко официально числился в советском ТАСС, хотя его расходы убеждали таких циничных писак, как Харгрейвс, совсем в другом.

Странно, размышлял Харгрейвс: когда он смотрел, как Глеб поглощает унцию белужьей икры четырьмя жадными глотками, у него возникло ощущение, что он видит себя. Без всякого сомнения, между ними было определенное сходство. Что бы ни делал Глеб для Советов, никто бы не заподозрил в нем русского шпиона. Этот сорокапятилетний, как думал Харгрейвс, человек, походил лицом на отпрыска королевских фамилий: Романовых – Габсбургов – Сакс-Кобургов, которые правили европейскими государствами в прошлом веке. Эти мешки под глазами, это румяное, с высокими скулами лицо, тонкий нос с трепещущими ноздрями, эта безвольная нижняя губа! Глубокие дугообразные морщины словно заключили в иронические скобки нос, рот и усы.

Рассматривая Глеба, многолетнего партнера по ленчам, Харгрейвс совершенно забыл о теме разговора. Это была одна из самых непостижимых способностей русского человека – оставаться здесь столько времени. Он провел в Лондоне уже лет десять. Всех его товарищей куда-то перевели. Чудеса бюрократических нелепиц?!

– Удивительно, – пробурчал Харгрейвс.

Глеб оторвал взгляд от кусочка лимона, который он тщательно выжимал на остатки икры.

– Это далеко не самая лучшая наша икра, – заверил он Харгрейвса. – Боюсь, что ресторан экономит.

Англичанин вслушался в интонацию Глеба – прекрасное оксфордско-кембриджское произношение. Никогда не перепутает W с V, не проглотит артикль перед существительным. Конечно, долго слушая его, можно заметить, что он родился не в Англии, но откуда он родом, узнать было невозможно.

– Удивительно, что за все эти годы я не заметил твоего сходства.

– С кем?

– Со мной, черт возьми!

Русский нахмурился, вглядываясь в одутловатое от пьянства лицо старшего Харгрейвса – с набухшими венами на висках, алой сеточкой набухших на носу кровеносных сосудов и нездоровой одутловатостью щек.

– Не обижай меня, Найджел, – возмутился он. – Я – привлекательный мужчина, меня часто принимают за юного Седрика Хардвика. А ты – законченный алкоголик, который лучше всех пишет о городских сплетнях.

– Привлекательный? Ты? Да у тебя такой вид, особенно сегодня, после того как ты неделями не подрезал свои тараканьи усы… – Харгрейвс выжал лимон на свою икру и положил ее ложечкой на завитушку поджаренного хлеба. – Черт возьми, а кто ты на самом деле по происхождению? Мы с тобой так часто встречаемся за ленчем, что я могу об этом спросить.

Глеб пожал плечами.

– Мой отец был знаменит, не то что я. Низенький человек, – Глеб показал рукой высоту меньше метра, – но тем не менее семь лет подряд он считался лучшим стахановцем-сварщиком на ДнепроГЭСе. Он…

– Стахановец? Так работяги называют мастера по ускорению работы?

– Точно. Мой отец погиб во время обороны Сталинграда, точно так же, как и многие другие. Мама тогда была на восьмом месяце беременности. А через месяц появился я.

Русский остановился, глядя, как Харгрейвс неторопливо доедает свою икру.

– Говорят, ты помогаешь этой чертовски привлекательной Джилиан Лэм. Правда?

– Человеку надо есть, – подтвердил Харгрейвс, уписывая икру с тостом. – Телекомпания платит Джилиан весьма прилично, тем более что это не мешает моей работе в газете.

– Поздравляю. Она прелестна.

Помятое, истасканное лицо Харгрейвса неожиданно покраснело.

– Ну что ты, ничего подобного у меня с ней нет, я тебя уверяю.

– Может, и нет, но я знаю твою репутацию.

Харгрейвс сложил кончики пальцев вместе.

– Глеб, лесть всегда выручала тебя, но со старым Харгрейвсом это не пройдет.

– Зачем мне льстить тебе, – ответил Глеб. Он сделал знак официанту, чтобы тот сменил тарелки. – На самом-то деле именно ты и должен льстить мне, – продолжал он, – хваля мою шпионскую сеть за точность работы. – Его глаза расширились, словно предостерегая Харгрейвса от острот. – Правда, правда. Говорят, ты начал разнюхивать грязные дела, связанные с этой бандой в Уинфилд-Хаузе. Это относится к воскресному приему у них?