Кровь и золото погон - Сергей Дмитриевич Трифонов

— Господин унтер-офицер, — со всей доброжелательностью обратился он к старшему дозора и положил перед ним на землю свой карабин, — я, штабс-ротмистр русской армии, и мой коллега, прапорщик, бежали от большевиков на территорию, оккупированную доблестной германской армией.

От таких слов унтер-офицер важно набычился, раздул щёки и расправил указательным пальцем большие прокуренные усы. Он пришёл в себя и дал знак своим солдатам подобрать карабины Павловского и Гуторова и взять под уздцы приведённых лошадей. Павловский тем временем продолжил:

— Господин унтер-офицер, нам требуется встреча с вашим командиром или любым немецким офицером, исполняющим на данном участке должностные полномочия. Мы имеем ценные сведения о расположении и вооружении красных войск, которые, как мы полагаем, будут интересны германскому командованию. У нас также имеются все необходимые документы, подтверждающие наши с прапорщиком личности.

Немецкий унтер был знаком с приказом германского командования о свободном пропуске всех русских офицеров и солдат, бежавших от советской власти, о направлении их в специально созданные при командовании комендантские управления. И он, конечно, исполнит этот приказ, но ему, привыкшему здесь, на кордоне, ежедневно пропускать десятки русских крестьян в ту и другую сторону (что было строго запрещено) за мзду, хотелось и с этих офицеров срубить какое-либо вознаграждение. Он начал канючить:

— Господин штабс-ротмистр, начальник караула сменит нас примерно через час, и мы тогда отведём вас к нашему командиру, обер-лейтенанту Клоосу. Раньше никак нельзя.

Павловский понял всё сразу. Полез в карман шинели, нащупал там горсть золотых колечек, обронённых Гуторовым в доме ювелира, кончиками пальцев определил, которое побольше.

— Мы с прапорщиком будем крайне вам благодарны, если вы, не дожидаясь окончания смены, отправите нас в вашу часть под охраной одного из ваших солдат. — Он протянул унтеру золотой перстенёк с крупным агатом. — Изделие так себе, дешёвенькое, но новое и блестящее.

Глаза унтера загорелись жадным огнём, он, как будто получив входной билет, довольно крякнул, оглядел перстень и спрятал его в карман.

— Йозеф! — гаркнул он через плечо.

Тут же неуклюже подбежал толстячок с не по росту длинной винтовкой, вытянулся по стойке «смирно».

— Отведёшь господ офицеров в караульную, сдашь господину фельдфебелю и тут же обратно. И гляди там у меня, — унтер сунул под нос солдату волосатый кулак, — не вздумай выпивать.

— Слушаюсь, господин унтер-офицер, — без охоты ответил солдат и скосил глаза на лошадей, — может, и коней отогнать?

Унтер, старый стреляный воробей, понимал, как его солдатам хочется порыться в перемётных сумах русских, но он сделает это сам, без посторонней помощи.

— Обойдёшься, я сам их сдам начальнику караула, марш выполнять приказ!

Под конвоем пожилого солдата Павловский с Гуторовым отправились в немецкую часть.

Глава третья. Морок

1

Весной восемнадцатого года древний Псков представлял собой странное скопище несовместимых, казалось бы, социально-политических и военных сил. Под крышей германских военных оккупационных властей здесь собрались, толкались локтями, дрались за обладание хлебными местами в воссозданных немцами земских учреждениях и городской управе кадеты, меньшевики, левые и правые эсеры, анархисты идейные и интернационалисты, — все те, кто бежал из Петрограда и Москвы от революции, но в силу военных действий не сумевших пробраться во Францию, Англию или, на худой конец, на юг, к Деникину. Брестский мир породил среди них панические настроения, усиливавшиеся слухами о революционных брожениях в Германии и вполне возможном уходе оккупационных войск, об укреплении советской армейской группировки в районе Пскова и возможном вскоре её наступлении на город.

Нервозность создавали действия большевистского подполья и почти ежедневные вылазки из-за демаркационной линии разведывательно-диверсионных групп чекистов, сеявших панику ликвидацией особо опасных, с точки зрения большевиков, антисоветских элементов и коллаборационистов, уличённых в репрессиях против граждан. Советским разведчикам и диверсантам способствовала алчность немцев. На всех постах немецкие солдаты за плату от 2 до 5 рублей пропускали всех без разбору. У немцев и во взятках был порядок.

Немцы во Пскове и пригородах держали мощный гарнизон в составе четырёх пехотных полков, полка кавалерии, артиллерийского дивизиона и сапёрного батальона. Военное командование установило жёсткий оккупационный режим. Проводились массовые облавы и реквизиции, всюду на перекрестках улиц были поставлены военные пикеты, а по городу разбрасывали листовки с указанием, что жители должны делать, а что не могли. За малейшее нарушение порядка следовали крупные денежные штрафы, арест или смертная казнь. Одним словом, Ordnung!

Правда, личный состав воинских частей основное время уделял не военному делу, а коммерции: продавал шнапс, электрические фонарики и батарейки, бритвы, а у местных покупал мыло, муку, рыбу, и вообще продукты первой необходимости. С особой жадностью немцы набрасывались на мануфактуру.

Германская оккупационная власть достаточно быстро выродилась в организованную преступную группировку, занимавшуюся массовым грабежом и вывозом награбленного в Германию, рэкетом в торговой и ремесленной среде. Процветали взяточничество и мелкое мошенничество. Одним словом, ничего нового. «Культурные» немцы именно так насаждали свою культуру на оккупированной территории, изымая у некультурных псковичей продукты питания и вешая на фонарных столбах недовольных.

Но грязной работой «культурным» немцам заниматься не хотелось, и тогда с разрешения берлинских властей приказом германского военного командования в городе было создано Русское комендантское управление, которому вменялись полицейские функции поддержания общественного порядка, контрразведки и организации учёта офицеров бывшей царской армии, по тем или иным причинам застрявших во Пскове.

Немцы передали доставленных во Псков Павловского и Гуторова в Русское комендантское управление. Его начальника, ротмистра Каширского, на месте не оказалось, их принял его заместитель и начальник контрразведки жандармский штабс-ротмистр Петров. Маленького роста, тощий, весь какой-то скукоженный и похожий на ящерицу, облаченный в мышиного цвета германский мундир с русскими погонами, он, съёжившийся в огромном кожаном кресле, долго изучал документы, представленные офицерами. А те стояли перед ним уставшие, еле державшиеся на ногах, в мокрой и грязной одежде, голодные и злые.

Не поднимая глаз, Петров произнёс скрипучим голосом:

— Где и когда вы последний раз встречались с полковником Каменцевым?

Кипя от ярости, Павловский ответил:

— Ротмистр, вы бы предложили для начала нам присесть. Мы устали.

Петров побледнел, завизжал, брызгая слюной:

— Молчать! Вам здесь не отель! Отвечать по существу! Отвечать на мой вопрос!

Ответить они не успели. В кабинет энергично вошёл высокий, крепкого телосложения, черноусый красавец-ротмистр в форме лейб-гвардии Кирасирского Её Величества полка, но с серебряными погонами и аксельбантом Генерального штаба. Петров, словно пружина, выскочил из кресла и вытянулся в струну. Ротмистр взял со стола несколько листов документов, быстро пробежал по ним глазами.