Алтарь Отечества. Альманах. Том II - Альманах Российский колокол
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А в тот хмурый сентябрьский день мы шли тропинкой среди свежей зелени придорожной травы, наслаждались прохладой и свежестью влажного воздуха, так непривычного и приятного после южного иссушающего зноя. Через три часа мы добрались до маленького городка Донской и пришли в шахтёрское общежитие, где в комнате вместе с отцом жило ещё четыре шахтёра. С помощью простыни был отгорожен один угол, и за этой импровизированной ширмой каким-то чудом разместилось всё наше семейство.
Здесь мы ютились всего неделю, потешая наших новых соседей украинской речью. Почему-то их приводили в восторг такие слова, как «цибуля», «цукор», «пошукать», «сокира», «шо ты робышь?» и другие. А одно из них, услышанное местными мальчишками от старшей сестры в мой адрес – «Володя, принеси сокиру», – стало для меня в мальчишеские годы дразнилкой-прозвищем – «секир-башка».
Через несколько дней после приезда в г. Донской я уже пошёл в школу – в 4-й класс Донской средней школы № 1. Помню, как на одном из первых уроков классная руководительница Ольга Сергеевна Потапова попросила меня пересказать сказку А. С. Пушкина о попе и его работнике Балде. И весь класс смеялся и долго не мог успокоиться после моего начала: «Пишов поп по базару пошукать кой-якого товару…». И до сих пор мои друзья-одноклассники при встрече вспоминают эти забавные эпизоды из первых лет моей школьной жизни в г. Донской.
Не успели мы отдышаться от изнурительной дороги, как нашу семью на новом месте постиг большой удар. Через несколько дней после нашего приезда в Донской отцу, наконец, пришло разрешение на его перевод с шахты № 29 треста «Донской уголь» на шахту № 14 в Донбассе. Этого перевода он добивался больше 2 лет. Трудно передать состояние наших родителей после получения этого известия, особенно отца, который буквально посерел и долго не мог оправиться от пережитого потрясения.
Но назад уже хода не было: не было ни средств, ни желания ещё раз испытать «прелести» недельного переезда. Да и никто настам в тот засушливый и голодный 1946 год и не ждал: не было ни жилья, ни близких людей, ни друзей. Через неделю нашего пребывания в г. Донском нам дали комнату в бараке около базара и рядом с лагерем для военнопленных немцев. Мы перезимовали в этом бараке, испытав все знакомые уже нам «прелести» барачной жизни с насквозь продуваемым и обледенелым коридором, постоянно чадящим печным отоплением и всё теми же всеми удобствами во дворе. Весной 1947 года нашей семье улучшили жилищные условия: дали две комнаты в трёхкомнатной квартире в двухэтажном бараке, рядом с прежним бараком.
И мы навсегда остались в городе Донской, небольшом шахтёрском городке, который стал для нас второй малой Родиной. Здесь мы – мои сестры и я – выросли, получили образование, обе сестры вышли замуж, родили и вырастили детей, которые стали достойными людьми. Здесь моя родная Донская средняя школа № 1, которую я окончил в 1953 году, и из которой шагнул в интересную и содержательную жизнь, поступив в том же году в Тимирязевку, лучший сельскохозяйственный вуз страны.
Но это уже совсем другая история.
В. Г. Лошаков, Заслуженный деятель науки РФ, Заслуженный деятель науки РФ, профессор, доктор сельскохозяйственных наук. Октябрь 2011 года.
Раиса Сергеевна Лунева
Главное дело моей жизни
Москва – мой самый любимый и родной город. Это – моя колыбель, мои юность и отрочество, мои университеты и, наконец, щедрая пора зрелости. Как одновременно много и мало прожито. Но зато как вместительно оказалось прошлое: событиям, поездкам, встречам нет числа… Воспоминания мелькают как в калейдоскопе, они настолько будоражат, что сердце начинает учащённо биться, а душа – как будто отделяется от тела и улетает невесть куда.
Я родилась на 43-ий день фашистского нашествия. Папа, ЦВЕТКОВ Сергей Иванович (это и моя девичья фамилия) уже был на фронте. Он был высококлассным специалистом и воевал на Северном флоте старшим техником по оптике на подводной лодке. Для него это была третья война, после «финской» и «польской». Впоследствии он частенько рассказывал нам, своим дочерям, о «дороге жизни», по которой вывозили из Ленинграда эвакуированных, о том, как под вражескими бомбами взрывались грузовики, плотно заполненные детьми, и скрывались в тёмной ледяной воде Ладожского озера.
Мама, коренная москвичка, имевшая на руках двух дочерей девяти и одиннадцати лет и ожидавшая моего появления на свет, отказалась от эвакуации.
Мы жили в Замоскворечье, недалеко от электромеханического завода имени Владимира Ильича, который почти с первых дней войны стал изготавливать снаряды для гвардейских миномётов («Катюш»). Рядом находились Чернышевские казармы. Буквально напротив нашего дома расположилась парфюмерная фабрика «Новая Заря» и чуть далее – Московская печатная фабрика «Гознак». Видимо, эти объекты привлекали немцев, потому что, как только 22 июля 1941 года фашистские стервятники начали регулярные налёты на столицу, то уже в первые две недели заполыхали стоявшие по соседству с нами несколько одно – и двухэтажных домов. Промышленные объекты не пострадали, но многие жители погибли, другие лишились крова.
В первые же дни войны возле нашего дома вырыли бомбоубежище, нечто похожее на солдатский блиндаж, покрытое досками и присыпанное землёй. Только вместо лежанок там стояли деревянные лавочки, на которых сидели жители близлежащих домов в ожидании отбоя воздушной тревоги.
20 ноября 1943 года была открыта станция метро «Павелецкая» Горьковско-Замоскворецкой линии, которая, как и другие, использовалась в качестве бомбоубежища. Поскольку немцы, как правило, совершали налёты на Москву ночью, мама с детьми добиралась к этому надёжному месту с вечера, то и дело, со страхом поглядывая на небо, сплошь покрытое аэростатами. Заграждения, производимые на заводе «Каучук» здорово маскировали город, но не сдерживали атак немецких бомбардировщиков. Чтобы не возвращаться со страшным грузом на свои аэродромы, немцы сбрасывали бомбы, где придётся.
За каждой из сестёр были закреплены определённые обязанности. Старшая сестра Надя брала в руки небольшой чемоданчик с вещами и пакетик с сухарями. Средней сестре доверяли «неприкосновенный запас»: на плечо она вешала сумку от противогаза, наполненную двумя-тремя пачками печенья, чтобы можно было покормить младшую сестру, то есть меня, в случае, если разбомбят наш дом, а в руках держала узел с пелёнками. Ну, а мама прижимала к груди меня, двухлетнего ребёнка, закутанного в как можно большее число одёжек, и документы, включая продовольственные карточки, которые
