Фарфоровые куколки - Лиза Си

Грейс. Пистолеты и ковбойская шляпа

Я все-таки согласилась взять одно из нарядных платьев Элен, которое носила до тех пор, пока не выплатила всю стоимость отложенного в торговом центре нового наряда. Ни в коем случае я не собиралась брать деньги из спрятанных в конверт пятидесяти долларов. Эти деньги были единственной гарантией того, что мне не придется возвращаться домой.

По вечерам между выступлениями мы выходили к гостям хорошенькими, как весенние цветы, в длинных платьях. Чарли шепотом отправлял нас к конкретным столикам. Обстановка была достаточно невинной, мы просто подходили и садились за столики к совершенно незнакомым людям. Если нам еще предстояли выступления, то мы позволяли себе лишь глоток имбирного эля или «чая фей», который по сути своей был обыкновенным чаем, только с волшебным названием и по сказочной цене, но обязательно заказывали еще самый дорогой напиток в меню — «Сингапурскую петлю» за сорок центов, и гостям приходилось за него платить. Единственное, что мы принимали от гостей с удовольствием, была еда. Чаще всего нам заказывали из китайского меню, но я, если бы у меня был выбор, всегда заказывала бы стейк! Как только ужин заканчивался, я объявляла, что мне пора готовиться к следующему выступлению, и благодарила гостей за щедрость. И на этом все заканчивалось. Во всяком случае, для нас с Элен.

— Вы, девочки, еще такие глупенькие, — неожиданно заявила нам как-то Ида. Она была миниатюрной и своими суетливыми движениями и резкой речью всегда напоминала мне бурундука.

— Это кто кого глупым называть будет! — не осталась в долгу Элен. — Я хотя бы в городе выросла. В этом.

— К тому же чего-то не знать — не преступление, — добавила я. Правда, я уже успела довольно много уразуметь, с тех пор как устроилась на работу в «Запретный город».

Когда-то я даже не слышала о «нехороших» женщинах, а теперь понимала, что именно таких спасает Дональдина Кэмерон. Я уже знала, что угощение кока-колой может очень быстро превратиться в нечто совершенно иное, и по выражению лица девушки могла догадаться о том, что у нее задержка.

Я поклялась следовать совету Элен: беречь свое тело, как величайшую драгоценность. И обнаружила, что тратить зарплату гораздо легче, чем копить деньги.

Я полюбила хорошее нижнее белье: корсеты из эластичных нитей и бюстгальтеры из шелковых платков, хоть и бессмысленные, но тем не менее приятные; шортики из кремового или персикового крепа на день и из черного сатина или кружев на вечер.

С каждым днем я все меньше боялась появления отца и того, что он может забрать меня домой, и ночные кошмары мучили меня все реже. Мне больше не надо было изображать беззаботность, потому что я искренне была счастлива. Мне больше не приходилось быть храброй, потому что некого было бояться.

После завершающего выступления девушки чаще всего вместе со своими с поклонниками исчезали в ночных огнях города, а мы с Элен встречались с Руби.

Каждый вечер она приходила в клуб и усаживалась в баре, позволяя мужчинам угощать себя напитками, пока мы с Элен не освободимся. Иногда в нас еще бродило возбуждение от выступления, и тогда мы втроем отправлялись в какой-нибудь клуб — в «Питт» или «Вэрайети». Эти заведения были открыты дольше остальных, и там мы могли послушать Гарри Джеймса и его «Все или ничего», когда он бывал в городе проездом. Такие вечера с азартными играми и алкоголем зачастую длились до шести утра.

Или мы направлялись в «Скай Рум» за фирменным коктейлем этого заведения.

— Какой девушке не понравится коктейль «Груди ангела»? — спросила Руби.

И правда, как он может не нравиться? Его делали из шоколадного и вишневого ликеров, охлажденных и налитых слоями, и украшали вишенкой из мараскина.

Иногда нам просто хотелось потанцевать. Джиттербаг[17], конга и румба. Иногда Руби приносила нам по гардении, и мы прикалывали их над левым ухом, чтобы всем показать, какие мы близкие подруги. Дружба придавала нам сил, а это, в свою очередь, толкало на поиски приключений.

Мы флиртовали с мужчинами и смеялись. Мы обменивались друг с другом одеждой, заколками для волос, шарфами, свитерами и платьями и клялись друг другу никогда не позволять мужчинам испортить наши отношения, как это происходило со многими другими девушками.

У нас с Монро было еще несколько свиданий. Он сводил меня в Китайскую оперу. Не могу сказать, что эти неблагозвучные завывания привели меня в восторг, но акробатические этюды стоили внимания, и мне понравилось, как актеры двигались по сцене: скользили, как призраки, или порхали, как бабочки.

Как-то раз он заехал за мной на одной из принадлежавших семье машин и отвез на пикник на гору Тамалпаис. На обратном пути мы заехали на пристань Тибурон, чтобы Монро мог с берега показать мне остров Энджел.

— Люди съезжаются сюда со всего мира, — говорил он, — но наше правительство почему-то старается не пускать сюда именно китайцев.

С того места, где мы стояли, пункта иммиграционного контроля не было видно, но он рассказывал мне об этой инстанции.

— Когда мы возвращались домой из Китая, там нам задавали массу самых разных вопросов. Они обращались с моими братьями и Элен так, словно мы были иностранцами, хотя мы родились в Америке.

В школе в Плейн-Сити нам не сообщали об острове Энджел, и отец с матерью никогда о нем не вспоминали, но Монро твердил о нем с такой страстью, что я могла представить себе этот остров в мельчайших подробностях. В рассказе Монро это место выглядело как тюрьма.

— Люди позволяют себя унижать, потому что отчаянно хотят попасть в Америку и стать американцами, — говорил он. — А нам с тобой повезло. Нам не нужно к этому стремиться, потому что мы уже американцы.

Я смотрела на остров и чувствовала грусть из-за секретов, которые явно хранили от меня мои родители, и из-за людей на этом острове, которые, по словам Монро, могли провести там до двух лет, пока будет решаться их судьба. И даже в том случае, если они выдержат это ожидание и не наложат на себя руки, им либо дадут разрешение на проход в Сан-Франциско, либо депортируют обратно в Китай.

Должно быть, Монро почувствовал мое настроение, потому что притянул меня к себе.

Постепенно мы научились целоваться. Правда, мы никогда не делали этого в Чайна-тауне или на крыльце моего дома, когда желали