Наездник Ветра - Григорий Александрович Шепелев

впечатление. У сановников было чувство, что царь в разговоре с ними попросту коротает время, с волнением дожидаясь более важного собеседника – по всей видимости, слугу, который оставил прямо посреди залы грязную тряпку. Но тряпки никакой не было. Было чувство её наличия. Возникало оно при взгляде на василевса, который сидел на троне, будто придавленный им. Всё его большое лицо жалобно мычало о том, что он очень хочет выспаться и напиться. Позади трона стоял, казалось, не кто иной, как сам бог войны Арес в ромейских доспехах и ослепительном шлеме времён Троянской войны. Это был Рагнар. За его спиной блистали такой же великолепной экипировкой семь викингов-экскувиторов. Эти воины у Рагнара были в большом доверии, так как часто пили вино с духовным наставником Феофано и, если что, могли его напоить до крайней болтливости.

Перед царём стояли пять высочайших воинских чинов ромейской державы – доместик схол Варда Склир, командующий гвардейской конницей Андроник Музалон, друнгарий городской стражи Ираклий Лахнус, друнгарий императорских кораблей Алексей Диоген и патрикий Пётр, прославленный стратиг Фракии. Подле них устало переминался евнух Василий.

Патрикий Пётр был в запылённой одежде и сапогах со шпорами, потому что примчался на церемонию прямо из своей области, вновь терзаемой разрушительными набегами. Положив ладонь в замшевой перчатке на рукоять меча и глядя в глаза Никифору Фоке, он говорил:

– Эти негодяи, приблизившись к Филиппополю, начали жечь предместья. Все жители разбежались. Они привыкли отражать угров, однако столь многочисленная орава пришла впервые. К счастью, в селениях оказалось много вина, и угры уснули мертвецким сном. Многие из них проснулись уже в аду. Остальные сразу им позавидовали.

– А всех нельзя было взять живьём, раз они уснули мертвецким сном? – перебил стратига евнух Василий.

– Ты полагаешь, что у меня очень много воинов? – поглядел на него патрикий как бы в задумчивости, не дать ли ему пинка, – нет, их мало, и я велел им не рисковать понапрасну своими жизнями.

– Ты был прав, – одобрил Никифор Фока, – что рассказали пленные?

– То, что я ожидал услышать. Болгары их провели через перевалы. Болгарам известны тропы, которые даже я не знаю.

Лицо Никифора помрачнело ещё сильнее.

– Послушай, Пётр! Болгары болгарам рознь. Не исключено, что угры поймали парочку пастухов…

– Нет, царь дал им проводников и добрых коней, – резко оборвал василевса патрикий Пётр, – угры полмесяца пировали в его дворце.

– Что ты говоришь? Он принял этих мерзавцев в самом Преславе?

– Ещё как принял!

Никифор Фока с великой скорбью вздохнул и долго молчал. Затем обратился уже к доместику схол:

– Послушай-ка, Варда! Нужно немедленно перебросить несколько фем с восточных границ в Европу. Отправь гонцов с распоряжениями сегодня же.

Варда Склир с досадой и возмущением шевельнул плечами.

– Благочестивый! Это для нас будет означать потерю всего, что нам удалось достичь за последний год.

– Иначе мы можем потерять Фракию, Варда! – опять вмешался евнух Василий, – не угры, а орды руссов в неё ворвутся, прежде разорив Мисию!

– Но не раньше, чем через год, – возразил магистр. Евнух невесело усмехнулся:

– Кто знает, Варда, кто знает! Быть может, и в Киеве продают гашиш. Любимый наш Калокир, хлебнув под него вина, споёт Святославу песню о том, как греческий царь задумал украсть у него Роксану, и Святослав, забив себе голову тем же зельем, раньше зимы прискачет во Фракию с полусотней тысяч пьяных варягов! И что тогда будем делать? Необходимо держать войска в границах Империи, друг мой Варда! А Антиохия подождёт.

– А зачем же мы, в таком случае, уповаем на этого Калокира? – не унимался военачальник, – и зачем тратим полторы тысячи фунтов золота?

– Мы надеемся на успех, – сказал Никифор Второй, – но даже при самой крепкой надежде надо рассчитывать на провал и принимать меры предосторожности, взвешивая все за и против. Хотя бы две азийские фемы следует перебросить к Балканам. Василий! Встреться сегодня с Селенциарием. Пусть проверит опись казны всех монастырей, владеющих виноградниками. И кроме того…

– Кому здесь опять нужны мои деньги? – довольно весёлым голосом поинтересовалась августа Феофано, заходя в залу. Все повернулись к ней.

– Чёрт бы тебя взял, – шепнул василевс. Вельможи молча склонились перед царицей. Она была в невзрачном чёрном плаще, надетом поверх белого хитона, и красных бархатных башмачках. Её огненную голову украшал тонкий, без узоров, золотой обруч. За феей следовал, опустив глаза, Никифор Эротик.

– Кто посягает на мои деньги? – уже более язвительно повторила вопрос царица, остановившись посреди залы и обводя насмешливым взглядом всех, кто в ней был. Сановники выпрямились. Приятель императрицы остался возле дверей, печально вздыхая.

– Она пьяна, – объявил со смехом евнух Василий. Но смех его, призванный, очевидно, всех подбодрить, получился сдавленным.

– Это ты про меня сказал? – спросила царица, взглянув на евнуха. Тот осклабился.

– Венценосная! Я забочусь лишь о твоём здоровье. И благоденствии.

– Взять его! – слегка побледнев, скомандовала царица. Рагнар дал знак. двое экскувиторов, обойдя престол, приблизились к евнуху. Тот от страха присел. Один из варягов, почти даже и не размахиваясь, ударил его кулаком в лицо. Василий грохнулся навзничь, взвизгнув как поросёнок. Из его носа обильно хлынула кровь. Второй, наклонившись, схватил вельможу за шиворот и без всякого напряжения поволок его прочь из залы, будто мешок с тряпьём. Ударивший пошёл следом. Евнух вопил. За дверью он замолчал. Видимо, его ударили посильнее.

– Слишком уж много он стал себе позволять, не так ли? – осведомилась царица, взглянув на военачальников и изящно топнув маленькой ножкой. Военачальники поклонились.

– Что тебе надо? – полюбопытствовал василевс. Царица потребовала:

– Скажи мне, кто у нас занимается государственными финансами!

– Протосинкел, – ответил Никифор Фока.

– Феофил?

– Да.

– Повесить, – распорядилась царица.

– Кого?

– Его. Феофила.

Никифор Эротик очень громко вздохнул. Вельможи стали шептаться.

– В чём же вина его? – спросил царь.

– Финансы пришли в упадок! – с негодованием прокричала императрица, – сегодня мне донесли, что я не могу взять золото из сокровищницы, поскольку она пуста!

– Зачем тебе золото?

– Ты безумен? Варда! Напомни ему о том, кто он и кто я, и чьё это золото!

Варда Склир открыл было рот, но тут же его закрыл, заметив успокоительный жест помощника логофета. Никифор Фока поморщился.

– Хорошо, Феофано. Я объясню тебе, по какой причине сокровищница пуста. Ты, верно, слыхала о том, что мы заключаем мир с руссами, чтоб сберечь Херсонес и Фракию? Этот мир обходится нам недёшево. Наш посланник повезёт в Киев полторы тысячи фунтов золота в слитках. Оно уже приготовлено.

– Это дань? – спросила императрица.

– Да. За несколько лет.

– Отлично! А я должна голодать?

– Не городи вздор!

– Значит, ты опять поднимешь налоги? И на меня польются проклятия всех сословий?

– Нет, на меня, – заверил Никифор Фока.

– Не лги! Тебя назовут спасителем государства. А вот меня назовут развратной мотовкой! Так не пойдёт. Я согласна принять проклятия, но пускай мне достанутся и хвалы. Да, я подпишу посольские грамоты Калокира. Только не смей к нему прикасаться! Я своей