Злейший друг - Ирина Лобановская

— Я знал, золотой, что ты позвонишь, — загудел Шар. — Опасаешься за мою судьбу? Думай лучше о своей, она сейчас в твоих руках. В конце концов, я не очень понимаю, зачем тебе совершенно бессмысленные пятнадцать, ну, двадцать лет впереди. Как ты планируешь их прожить? Если точно так же, как живешь сейчас — с милой Милой и классически-нудным Грибоедовым на сцене, — то твое дело дрянь! Ты даже детей со своей красавицей нарожать не сумел! Что оставить-то собираешься? Я предлагаю тебе главное — славу! Да какую! Думай! Думай дальше!

Олег медленно опустил трубку. Зачем ему слава? Тем более после смерти… Слава нужна живым, чтобы ощутить ее, ей порадоваться и насладиться, а иначе для чего? А он, оказывается, корыстолюбив, тщеславен и мелочен. И никакое искусство ему не нужно — только почет да признание современников. И театр для него, и кино — только способ получать деньги, но не радость, не призвание, не любовь. Он и во ВГИК рвался, чтобы увидеть восхищение в женских глазах. Чтобы услышать восторженные овации зрительного зала. Всякая белибердень… А если так… Если так, Шар целиком и полностью прав: зачем Авдееву еще пятнадцать — двадцать лет бессмысленного существования? Лучше уйти немедленно… Со славой или без… Но первое предпочтительнее.

Он давно подумывал о том, что театр надо оставить ради кино — времени на то и другое не хватает. Но интересных ролей на экране тоже не густо, особенно теперь, во времена кризиса, когда не разбежишься. Значит, бери, что дают, и не заикайся о большем. А заикнешься — получишь по лбу.

В принципе ему сейчас страшно повезло: не откажись столько народа играть у Никольского, Олегу никогда не видать бы этой роли. Но зачем она ему? Чтобы умереть… Вывод интригующий. Роль ради смерти. Но и жизнь тоже ради нее же, которая с косой. Какой абсурд… Шар загнал Олега в беспросветный логический тупик, психологический лабиринт, из которого нужно выбраться всеми правдами и неправдами.

— Мила, ты хочешь быть вдовой?! — крикнул Олег.

МК странно замешкалась с ответом.

— Идиот, — неуверенно и тихо сказала она.

— Это не оправдание, но объяснение, — вздохнул Олег.

Значит, против такой возможности жена не слишком возражала. Кто же претендует на место Авдеева? Скорее всего, тот высокий шатен, похожий на молодого Ричарда Гира. Он вполне ничего. Или полноватый лысеющий блондин с наглой, но очень красивой рожей. Кажется, банкир.

За судьбу МК беспокоиться не стоит. Она сама себя прекрасно обеспечит и никогда не пропадет. О чем же ему печалиться? О себе? И вовсе пустое: собственная жизнь Олега не волновала, не тревожила. Такая, какая есть. Поскольку никакая. Найти другую он пробовал, но не получилось. Шар предложил ему выход. Странный, конечно, на первый взгляд, но все-таки выход, и далеко не ужасный. Да чем он так уж плох? Наоборот, почти блестящий. Наверное, о подобном можно лишь мечтать, на него можно только надеяться, не принимая всерьез собственных надежд. Олег снова снял трубку и позвонил матери.

— Ох, Олежек, как хорошо, что ты вспомнил обо мне! — обрадовалась она. — Я так плохо себя чувствую: радикулит разыгрался, давление все время скачет! И слабость к вечеру. Погода отвратительная, с утра солнце, к вечеру тучи, обещают похолодание. А на столе у меня просто аптека. Ты бы заехал как-нибудь, посидел, я редко тебя вижу. Да, еще ты говорил, что у Милочки есть знакомая массажистка — мне очень нужен массаж. Только это, наверное, дорого… Может быть, ты заплатишь? У тебя недавно была какая-то большая работа в кино.

— Да, конечно, я заплачу, — вяло согласился Олег.

МК, правда, почти все деньги за его последнюю работу ухнула на шубу, но зачем матери об этом знать?

— Еще хорошо бы договориться с врачом, чтобы выписывал льготные рецепты, — продолжала мать. — У них там теперь такие ограничения на лекарства, просто ничего нельзя получить бесплатно.

— Ну, положим, так уж и ничего… — попробовал возразить Олег.

— Да, ничего! — стала раздражаться мать. — Здравоохранение никого не охраняет. Ты не понимаешь, потому что молодой и здоровый!..

— Все это ненадолго, — сообщил Олег и поспешил ввернуть главное: — Мама, Никольский предлагает мне главную роль в своем фильме. Но с одним нехорошим условием…

— Я всегда знала, что ты у меня талантливый мальчики обязательно пробьешься! — заявила мать, не обратив внимания на последнюю фразу. — Значит, ты скоро уедешь на съемки? За рубеж? Вот там ты и сможешь купить мне лекарства! Я составлю тебе подробный список.

— Да, конечно, — согласился Олег и не слишком вежливо распрощался.

Мать могла говорить долго, почти бесконечно, но тема разговора менялась редко. В последнее время она стала мало интересоваться жизнью и делами Олега, сосредоточившись на самом главном: на себе. В сущности, мать была совершенно права — чем еще должен увлекаться человек, как не собственной личностью и здоровьем? Разве есть что-нибудь более важное и ценное? Где у человека чешется, он сам знает. Значит, его собственная личность… Что он такое? Олег не понимал. МК тем паче. Мать тоже. Друзья? У него не было близких друзей. Так, приятели, коллеги… Последние в основном его ненавидели за роли, за успехи и втайне ожидали, когда же Авдеев, наконец, сорвется, провалится, когда ему перестанет везти — ведь он на самом деле ничего собой не представляет. Увы, они, кажется, правы. Он ничего не представляет собой, хотя кое-чего добился. Но это все мимолетный, сиюминутный успех, который легко обесценивается быстротекущим временем.

Олег взял в руки сценарий и стал читать — медленно, не торопясь, повторяя про себя каждую фразу. И вдруг понял, что раньше читал сценарий сикось-накось, не осмысливая сути. А она в том, что герой — известный артист, всю жизнь в опасных сценах работающий с дублерами, — абсолютно неожиданно для всех решает выполнить рискованный трюк самостоятельно — и погибает… Написано про него. Один-единственный трюк самостоятельно… Но почему он должен умирать?! Зачем?! Только для того, чтобы сняться у Никольского? Да это же сумасшествие!

Олег отшвырнул проклятый текст. Чтобы сняться у Никольского… И получить мировое признание, которого он уже не увидит и не почувствует… Ему так необходима слава? Конечно, необходима… Очень нужна… Но чтобы ради нее умереть?… Ради искусства — понятия абстрактного и неодушевленного… Жизнью можно жертвовать ради близких: жены, матери, детей… Ради друзей. Но ради кинопленки…

Шар загнал Олега в замкнутый круг, в клетку собственных мыслей и воспоминаний, от которых теперь не избавиться. А избавиться хочется. И немедленно. Олег опять взял трубку и услышал голос МК. Она с восторгом верещала подруге в отводную трубку: