Где-то я это все… когда-то видел(СИ) - Виктор Сиголаев

Плёнка из чудесного «яблочка» оказалась засвеченной.

В пылу моей неравной схватки с убийцей кассета выскочила у меня из кармана штормовки и была раздавлена одним из прибежавших на шум инструкторов. Над ней, разумеется, основательно поколдовали кудесники из спецлаборатории, но добились немногого. Смутные изображения каких-то корабельных узлов, фотографии нечитаемых листов технической документации и пара размытых пейзажей живописных скал, очень похожих на обрывы Херсонеса. По крайней мере, на любительскую съемку зеваки-туриста могли претендовать только два последних снимка. Все остальное давало повод предполагать злонамеренный характер этого послания.

— Написал, герой? — в палату бесшумно входит Сан-Саныч, даже и не озаботившись о наличии белого халата, как это заведено в приличных больницах.

Ну, да… теперь я пишу. Ведь я не разговариваю. Что-то повреждено в гортани, и вместо человеческих звуков у меня получается только писк придушенного тушканчика. Одно радует — обещали, что это ненадолго.

Послушно киваю головой и протягиваю ему листок бумаги.

— Маловато…

«…будет», — очень хочется добавить мне, но получается коротенький свист.

— Что? — задумчиво переспрашивает мой мучитель, пробегая глазами по исписанной ученическими каракулями бумажке, и тут же изволят пошутить, — Не надо так кричать, медперсонал сбежится.

«Очень смешно, — мрачно думаю я, — Как красиво, издеваться над маленькими!».

— Так. Ага. А почему не написал, как Чистый понял, что ты полезешь на гору?

Я засовываю указательный палец себе в нос, кручу и потом демонстрирую его Козету. Он уже знаком с этим моим жестом. Таким образом, я напоминаю своему старшему коллеге его собственные слова о том, что доклад должен быть без домыслов, предположений, соплей и эмоций.

Сан-Саныч слегка морщится.

— При чем здесь домыслы? Свидетели говорят, что Щербицкая собиралась тебя искать на утесе и говорила об этом у костра дикарей. Чистый мог это услышать. Так?

Обреченно киваю.

— Пиши! — он припечатывает листок на столе у меня перед носом. — Чуковский!

Я тянусь к носу.

— А не надо писать, «мог» или «не мог» услышать, — правильно меня понимает Сан-Саныч, — Пиши, что говорила Галина, кто находился рядом и на каком расстоянии. И кто чего делал после ее слов. И это не домыслы с соплями, а факты. Нет?

Ну что тут скажешь?

Киваю и тянусь за ручкой.

— А иностранцев в соседнем павильоне сможешь описать?

Я с удивлением поднимаю глаза на Козета. Хочется покрутить пальцем у виска, но это будет грубовато. Хамства мой инструктор не заслужил, сопливого пальца более чем достаточно.

— Что ты смотришь? Вспоминай. А как ты думал?

Встаю со стула и показываю ладонью уровень моего сектора обзора иностранных туристов. Где-то в районе своего пупка.

— Вот до этого места и описывай. Во что были одеты, объем, обхват, обжим. Ты, надеюсь, хоть кого-нибудь успел обжать?

Энергично киваю, делая вид, что обрадовался своевременному напоминанию. Потом правой рукой делаю выразительный жест. Так делают грузины, когда восклицают: «Вах!».

— Грузина мы проверили. Грузин чистый. Гиорги Руруниевич Додиани, двадцать второго года рождения, заслуженный виноградарь. Отдыхает по путевке в Мисхоре. За ним… Не важно.

Показываю целую мини-пантомиму, среди которых тыканье пальцем в живот, раскрытая ладонь перед глазами, которую я, якобы, читаю, и целая серия эмоциональных жестов, мол, чего тормозите-то?

— Самый умный, что ли? Проверяем по списку, не боись. А ты уверен, что агент среди иностранцев? А может он со стороны к их группе приклеился? Или к другой какой экскурсии. Вариантов море. Так что, сиди, вспоминай и пиши…

Сан-Саныч разворачивается и шагает в сторону выхода из палаты.

Оборачивается в дверях.

— И не шуми тут. Не надо…

Глава 22

Находиться взрослому человеку в теле ребенка — нелегкий труд.

Во-первых, все время приходится смотреть на мир снизу вверх. Вот, не хватает высоты, хоть ты тресни! Юрась с Родионом, сопляки лет по десять-одиннадцать, для меня — суровые богатыри. А взрослая часть всего населения планеты — просто цивилизация гигантов.

Зато прекрасно виден грунт.

И все его мелкие обитатели. Они постоянно приковывают к себе мое детское внимание. Приходится порой волевым усилием отрывать собственное любопытство от какого-нибудь жука, или ящерицы. А над мелким скорпиончиком, который однажды вылез из старинной каменной кладки больничной стены, мне пришлось один раз сидеть на корточках вместе со своим малолетним носителем добрых пятнадцать минут. Гонять его палочкой и заставлять ужалить самого себя хвостом в уродливую головку. Наверное, самому стало интересно.

Во-вторых, иногда трудно соизмерять свой мелкий рост, силу и воробьиную массу тела с взрослыми навыками, ухватками и привычками. Да элементарное — не все двери открываю с первого раза. Сначала легко и безрезультатно дергаю за ручку, а потом вспоминаю, что надо еще крепко упереться ногами, взяться двумя руками, а уже потом, пыхтя и обливаясь потом, тянуть тяжеленую деревяшку на себя.

А телефоны!

Видели бы вы, как я звоню по телефону-автомату! Там, где в будке выбиты стекла, еще более или менее просто — становлюсь двумя ногами на каркас и тянусь за трубкой. Но выбитые стекла здесь большая редкость! Приходится упираться ногами в обе стены в раскоряку и, оскальзываясь, ползти до желанной пластмассовой загогулины. А телефоны без будок, с одними лишь навесами — вообще не для меня…

А выключатели!!

Почему в советском прошлом все выключатели наверху?! Чтобы детей током не ударило? Мудро!

Когда я захожу в темную комнату, всегда привычно начинаю шарить по стене на уровне своей, извините, задницы. А это — сантиметров шестьдесят от пола. Никакой чудо-архитектор туда выключатель не поставит. Спустя секунду с досадой вспоминаю это и тяну руку вверх. Это уже максимум метра полтора. Но здесь все выключатели на высоте 160 сантиметров! Стандарт, туды его в качель! И… начинаются прыжки к заветному электро-механическому устройству. А оно еще и щелкается туго! Скажу больше, его выключать легко снизу. А чтобы включить — надо ударить в прыжке по верхней части клавиши! Куда в темноте прицелится практически невозможно! Вот и скачешь наощупь козлом в полумраке.

Как-то, самооценки это не повышает…

И в-третьих, очень меня ныне беспокоит физиология воспроизводства рода человеческого, простите за интимную тему. Энергии — хоть залейся. Жизненный тонус зашкаливает, а возможностей…хм…никаких.

Мои счастливо распахнутые от золотого детства глаза постоянно натыкаются на взрослых особей женского пола, которые раза в два выше и минимум раза в три старше малолетнего ценителя прекрасной половины. Не мешает даже заниженная в пространстве точка наблюдений. А иногда даже и…помогает.

Ну и что дальше? В мозгах пожар, а… тела нету. Вернее, есть, но… как-то недостаточно. Маловато будет. Это все равно как, выйти на охоту, и пытаться застрелить медведя указательным пальчиком.

Пуф-ф!

Ирина, кстати, давно заметила сию диспропорцию психики своего подопечного, и это для нее стало предметом постоянных подколок в мой адрес. Спасает лишь то, что это не единственная странность семилетнего ребенка, о которой осведомлены мои наставники. Собственно, на моих странностях и зиждется наше с ними сотрудничество.

Это я все о том, как трудно ощущать себя взрослым в детском теле.

А каково ребенку?

Каково этому хрупкому и беззащитному организму таскать в себе взрослое сознание? При том, что искушенный менталитет, обширные знания и не сладкий, прямо скажем, опыт прожившего нелегкую жизнь мужика постоянно втягивают ребенка в неприятности!

Смотрите, как любопытно получается — жил себе ребенок и жил, ходил в школу, играл с друзьями, беззаботно взрослел и набирался опыта. А когда этот же самый опыт фантастическим образом оказался в его собственной голове, да уже в сформированном состоянии, у ребенка начались проблемы!

Получается, взрослое сознание стимулировало возникновение агрессивной среды вокруг беспомощного ребенка. Взрослые мозги создали взрослые проблемы!

И какой напрашивается вывод?

Неприятный.

Очень неприятный.

Наши взрослые проблемы зародышами сидят в наших собственных взрослых мозгах. И теперь я тому — прекрасное доказательство.

— Что так шумно у тебя? Постоянно орет кто-то!

Ну, здрасте! Еще одна шутница заявилась. Ну, пошути, пошути.

— Баб что ли водишь в палату? — Ирина замечает мой выразительный прищур и паникует, — Ой! Вот только голос на меня повышать не надо!