За что Сталин выселял народы? - Игорь Пыхалов

Что же касается Амет-Хан Султана, то, во-первых, работая с 1946 года в Лётно-испытательном институте (ЛИИ), расположенном в подмосковном городе Жуковском, он, что вполне естественно, жил по месту службы — в Москве, а с 1950 года — в самом Жуковском[341].

Во-вторых, его родители ещё в 1945 году, с окончанием Великой Отечественной войны вернулись в Крым[342].

Наконец, не так всё просто с ближайшими родственниками Амет-Хан Султана:

«Когда Амет-Хан Султану присвоили звание Героя Советского Союза, на Большой земле решили, что необходимо вывезти из Алупки его семью. Туда была направлена разведгруппа. В деревню спустился лейтенант Аппазов (в первый период партизанского движения он был командиром отряда, затем эвакуировался на Большую Землю и прилетел снова вместе с Македонским), сам — алупкинский татарин, но контакта не получилось. Родственники наотрез отказались общаться, пригрозили заявить в полицию (один из родственников Амет-Хана командовал „добровольческим“ отрядом в Алупке), Аппазову пришлось срочно уносить ноги»[343].

После освобождения Крыма младший брат лётчика Имран был арестован за сотрудничество с немцами[344].

Защитники «поруганных и наказанных народов» любят ссылаться на то, что гитлеровцам прислуживали не только будущие жертвы депортации, но и представители других национальностей, в том числе русские. Вот что пишет тот же В. Н. Земсков:

«Решения о выселении калмыков, карачаевцев, чеченцев, ингушей, балкарцев, крымских татар и других мотивировались сотрудничеством части представителей этих национальностей с фашистскими оккупантами. Причем на практике пособниками фашистов являлась меньшая часть депортированных. Подобная мотивировка, следствием которой являлось лишение целых народов их исторической Родины, была не только чудовищной сама по себе, но и с точки зрения элементарной логики — нелепой и даже глупой. Последовательно руководствуясь этой мотивировкой, следовало бы депортировать весь русский народ (украинский, белорусский и др.) за то, что часть русских, украинцев, белорусов и представителей других национальностей служила во власовской армии и иных подобных формированиях. Абсурдность даже такой постановки вопроса вполне очевидна»[345].

Действительно, абсурдность такой постановки вопроса вполне очевидна, если перейти от голословных демагогических рассуждений к конкретным цифрам. Во время Великой Отечественной войны через советские вооружённые силы прошло 34 476,7 тыс. человек[346], из них погибло или пропало без вести 8668,4 тыс. человек[347], или примерно каждый четвёртый. При этом среди погибших и пропавших без вести насчитывалось 5756,0 тыс. русских и 1377,4 тыс. украинцев[348].

На противоположной же стороне в составе вермахта, войск СС, полиции и военизированных формирований побывало максимум 700 тыс. русских, украинцев и белорусов[349], большинство из которых записались в прислужники оккупантов, чтобы не умереть от голода в концлагере, надеясь при первой возможности вернуться обратно к своим. Таким образом, количество честно служивших Родине в десятки раз превышает количество изменивших присяге. С репрессированными же народами, вроде крымских татар, как мы видели, ситуация прямо противоположная

Впрочем, альтернатива депортации действительно была. Согласно статье 193–22 тогдашнего Уголовного кодекса РСФСР: «Самовольное оставление поля сражения во время боя, сдача в плен, не вызывавшаяся боевой обстановкой, или отказ во время боя действовать оружием, а равно переход на сторону неприятеля, влекут за собою — высшую меру социальной защиты с конфискацией имущества»[350].

Решись сталинская власть действовать по закону, подавляющее большинство крымско-татарского взрослого мужского населения следовало бы расстрелять, после чего этот народ естественным образом прекратил бы своё существование.

Рассказывая о депортации, крымско-татарские националисты и их пособники не могут обойтись без сочинения всяческих страшилок:

«Жителей отдалённого рыбацкого поселка на Арабатской стрелке забыли выслать вместе со всеми. Спохватились, когда отчёт об успешном завершении операции был уже сдан высшему начальству. „Неучтённых“ погрузили на баржу и, отбуксировав далеко в море, утопили»[351].

Разумеется, никаких следов утопленной баржи ни в документах, ни на дне морском до сих пор не найдено. Но современные сказочники не унимаются, снова и снова повторяя эту байку. Например, во время предвыборной кампании нынешнего украинского президента Виктора Ющенко эту тему постоянно крутили по крымскому телевизионному каналу «Черноморка».

Ещё более распространённой страшилкой являются россказни о сверхвысокой смертности крымских татар во время перевозки:

«В этих битком набитых вагонах по пути в Сибирь, на Урал и в Среднюю Азию погибли от голода и болезней около двух тысяч переселенцев»[352].

Впрочем, чего уж тут мелочиться:

«У нас, к сожалению, нет точной статистики, но по приблизительным оценкам только в дороге погибло до четверти депортированных крымских татар»[353].

Между тем в действительности из 151 720 крымских татар, направленных в мае 1944 года в Узбекскую ССР, в пути следования умер лишь 191 человек[354].

Эти данные, впервые опубликованные В. Н. Земсковым на страницах журнала «Социологические исследования», попытался оспорить известный эмигрантский демограф Сергей Максудов (А. П. Бабёнышев):

«Движение эшелонов с крымскими татарами продолжалось 15–20 дней. Смертность 0,13 % (по 10 человек в день) для населения с повышенной долей стариков и детей — это меньше, чем была естественная убыль крымских татар в мирные предвоенные годы. Хотелось бы спросить руководителей операции Кобулова и Серова: как вам удалось при перевозке в вагонах по 70–100 человек, при отсутствии врачей, пищи и воды снизить норму смертности арестованных по сравнению с обычными условиями жизни? Но и так ясно, что они на это ответили бы: нет таких крепостей, которые мы — большевики — не смогли бы взять. Очевидно, примерно так же думает наш учёный. Мы же заметим, что перед нами очевидная туфта, какой в отчётности НКВД, конечно, не мало»[355].

Начнём с вполне естественного вопроса — а с чего Максудов взял, будто в крымско-татарских эшелонах отсутствовали врачи, пища и вода? Из фольклора несчастных жертв депортации о том, как они стонали, невыразимо страдая под ярмом свирепых угнетателей? Как мы видели, постановление ГКО, причём отнюдь не предназначенное для публикации, предусматривало и врачей, и горячее питание, и кипяток.

Теперь займёмся элементарной арифметикой. 191 умерший из 151 720 человек составляет 0,126 %, то есть даже немного меньше, чем указал Земсков. Если считать, что время в пути составляло 15 дней, в пересчёте это соответствует 3,1 % годовой смертности. Если же принять время в пути 20 дней, то 2,3 %.

Между тем в 1926 году общая смертность в СССР составляла 2,03 %, а в 1938–1939 гг. — 1,74 %[356]. Итак, вопреки Максудову, смертность крымских татар в эшелонах была не меньше, а больше обычного уровня смертности.

Маловероятно, чтобы опытный специалист мог допустить столь грубую математическую ошибку. Скорее следует предположить, что, категорически не желая расставаться с любимыми антисталинскими мифами, Максудов гонит сознательную туфту, надеясь, что читатели не станут проверять его выкладки.

Что же касается душераздирающих историй о том, как «солдаты войск НКВД хватали мертвецов, выбрасывали их в окна вагона»[357], то их абсурдность более чем очевидна. Депортируемые крымские татары — контингент строго подотчётный. Если по прибытии эшелона на место в нём окажется меньше пассажиров, чем было отправлено, начальник эшелона обязан доложить, куда именно делись недостающие люди. Умерли? А может, сбежали? Или, того хуже, отпущены конвоирами на свободу за взятку? Поэтому каждый случай смерти спецпереселенцев обязательно документировался.

Смертность депортированных крымских татар в местах ссылки поначалу действительно была довольно высокой. Однако не настолько высокой, как уверяют нынешние крымско-татарские националисты и их пособники, наперебой высасывающие из пальца фантастические цифры «жертв»:

«Вера в „доброго отца“ стоила народу ещё сорока тысяч погибших от голода в самый первый месяц — эти и другие данные о жертвах народа уже много лет на свой страх и риск собирают активисты „Национального движения крымских татар“»[358].