Эолли или легкое путешествие по реке - Михаил Пак
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я стал собираться, бросил в дорожную сумку смену белья, рубашку, зубную щетку, пасту, мыло. Зашел в ванную, сменил плавки, надел другие, купленные еще в Праге, с потайным карманчиком. В карманчик спрятал банковскую карту "Виза" и застегнул молнию. Надел джинсовые брюки, спортивную майку, а сверху — хлопчатобумажную тонкую куртку. Достал из ящика стола деньги, отсчитал три тысячи долларов, сунул в карман брюк, остальные положил на место.
После чего я заглянул к Веронике, она полулежала на кушетке, читала какую- то книгу.
— Вероника, мне надо срочно поехать в Симферополь, — сообщил я. — Так сложились обстоятельства. В ящике стола деньги, пользуйся. Без особой надобности на улицу не выходи.
— Ладно, — сказала девушка, присела, оглядела меня. — А сколько ты там будешь?
— Не знаю. Если случится, что не свидимся, брось ключи в почтовый ящик.
— У тебя неприятности, да?
— Есть немного. Вопрос один надо решить.
— А-а…
— Я тебе оставлю свой сотовый телефон. Можешь связаться по нему с дядей, если что.
— А ты как без него?
— Куплю другой.
— Поняла. Спасибо.
— Я тебе позвоню.
— Ладно.
— Ну, пошел я.
— Присядем на дорогу.
Мы уселись в гостиной на диване. Вероника притихла, в майке и спортивных шароварах она еще больше напоминала подростка.
— Ну, все… — я поднял сумку. Вероника молча чмокнула меня в щеку.
* * *В аэропорту Домодедово мы с Трикошиным прошли таможенный и пограничный контроль, но прежде нас еще тщательно проверили, заставили даже обувь снять. Короче говоря, я снял туфли и положил их в пластмассовую корзину, затем в корзину побольше сложил куртку, ремень от брюк с металлической бляшкой, часы, портмоне и новый сотовый телефон, который купил в городе. И остался, можно сказать, совершенно беззащитным. Зачем человеку столько вещей? Без денег никак нельзя, понятно, и ремень, ладно, нужен, чтобы брюки не упали. А часы и сотовый телефон?
Отбери их и всё! Без них — как без рук! Телефон я приобрел за двести долларов, чтобы по нему легко можно было связаться с Москвой в чужой стране, и не искать там переговорный пункт. В чужой стране, подумал я, а ведь совсем недавно было одно большое государство, и мы с Гришей Сомовым после окончания средней школы, целый месяц дикарями жили в Коктебеле. И именно тогда в меня вселилось великое желание приобрести когда-нибудь домик на берегу моря.
Мы сидели в зале ожидания. Свои руки Трикошин расположил поверх портфеля, лежащем у себя на коленях и барабанил по нему пальцами. На лысине его блестели капельки пота, а глаза были закрыты. Без сомнения, он думал, что за моей спиной стоит большая фирма. А сам он кто? Кто его люди? Надо набраться терпения и ждать. А по лысине его я еще успею стукнуть ребром ладони.
Аксинфий был в том же сером пиджаке и тех же черных брюках, в которых встретил я его у кафе "Медведь" на Ярославском шоссе. И тот же портфель был при нем. Возможно, внутри до сих пор находилась моя папка.
Трикошин открыл глаза и с веселым видом толкнул меня в плечо.
— Да не глядите вы на меня зверем! Никакой трагедии не произошло. Считайте, что вашего робота вы нам одолжили. Ну, что вы в самом деле?! Сделайте лицо веселей! Глядите, какие красивые девушки вокруг! Мир прекрасен, несмотря ни на что!
— Согласен с вами! — вмешался неожиданно в разговор проходящий мимо незнакомый мужчина, примерно одного возраста с Трикошиным, крепкого телосложения, светловолосый. Он остановился и взглянул на нас своими невероятно синими глазами. — Иначе быть не может! Мир наполнен красотой! Я летаю из Нью-Йорка в Москву несколько раз в году, чтобы поесть сосисок! Это ли не прекрасно! Позвольте угостить вас кофе! Один момент! — Незнакомец положил на пол свой небольшой саквояж из коричневой кожи и порывисто удалился в сторону буфета.
Мы переглянулись с Трикошиным.
— Это ваш человек? — спросил я.
— Никак нет, — ответил Аксинфий Модестович, в свою очередь, удивленно уставившись на меня. — А я подумал — ваш.
— Нет, не мой.
— Гм… Невольно напрашивается мысль… Кто же будет летать в такую даль, чтобы поесть сосисок? Разве это станет делать нормальный человек? И вы заметили, какие у него необычные глаза? Точь-в-точь как у Эолли. Простите. У нее, конечно, не такие синие глаза, но — необычные. Это факт. В чем, вы спросите, необычность? В них — чистота. Отличающаяся от глаз людей, погрязших в грязи и грехе. Вы удивлены тем, что я вдруг заговорил о высоких материях? Поверьте, я поначалу тоже был чист как слеза. Но жестокая действительность напрочь перекраивает человека. Да что я вам говорю, вы и сами плоть от плоти таких, как я. Следовательно, все люди одним миром мазаны… Однако, любопытное существо! Вы не находите? Ни с того, ни с сего — угощает кофе! Такое явление не часто встретишь в наши дни.
Я вновь с трудом сдержался, чтобы не въехать кулаком со всей силой в рожу рядом сидящего Аксинфия, да так въехать, чтобы от этой нахальной рожи ничего не осталось. Надо терпеть, сказал я себе, слушать все, что бы он ни говорил, ради Эолли.
Тем временем, синеглазый незнакомец поднес нам на плоской тарелке кофе в бумажных стаканчиках
— Прошу вас! — предложил он, улыбаясь. Я взял стакан и кивнул в знак благодарности. А Трикошин замешкался, не зная, как поступить, но через секунду последовал моему примеру.
— Спасибо! — сказал он, несколько обескураженный.
Я отодвинулся к краю скамейки, мужчина сел между нами. Положил тарелку себе на колени и, взяв стакан за края, отпил.
— Как поживаете? — поинтересовался у него Трикошин.
— Замечательно! — сказал незнакомец. — Когда встречаешь людей, близких по духу, что может быть лучше?! Разрешите представиться: Чарльз Петрович Варейкин. Зовите просто Чарли.
— Это мой компаньон, — кивнул в мою сторону Трикошин. — Андрей Максимович Ладышев. А мое имя труднопроизносимое, можно звать коротко — господин Трикошин.
— О`кей! — согласился, улыбаясь, Варейкин. — Мое имя тоже непривычное для уха русского человека. Только не знаю, в честь кого меня назвали родители? В честь ученого Чарльза Дарвина, великого артиста Чаплина или джазового музыканта Рэя Чарльза.
— Скажите, Чарли, не ослышался ли я? Это правда, что вы летаете поесть сосиски из Нью-Йорка в Москву? — поинтересовался Трикошин.
— Совершенно верно. Таких вкусных сосисок в Штатах нет. Когда сильно захочу — сажусь в самолет и лечу сюда.
— А сколько же стоит билет в оба конца?
— Не дешево. Ностальгия дело такое… Ведь сосиски привлекают меня не только в качестве гастрономического продукта, а они тянут за собой другие милые образы. Я уехал из Союза в конце восьмидесятых двадцатилетним юношей.
— А кем вы, если не секрет, работаете?
— У меня небольшая частная фирма по изучению торнадо.
— В самом деле?
— Торнадо — это бич Америки. К сожаленью, человек пока бессилен ему противостоять. Но мы работаем. Наша задача — выявить его на ранней стадии зарождения и оповестить население. Но очень скоро мы обуздаем торнадо и направим его разрушительную силу на пользу людям, к примеру, — для работы ветряных электростанции и мельниц.
— Очень похвально, — сказал Трикошин. — А в Симферополь зачем летите?
— Хочу посетить музей Александра Грина в Феодосии, — ответил Чарльз Варейкин.
— Грина? А кто это?
— Писатель-романтик. Создавший великие произведения. "Бегущая по волнам", "Золотая цепь", "Блистающий мир"… Неужели не знаете?
— Первый раз слышу.
— Гм… Мне показалось, что вы тоже из племени романтиков… Я ошибся. — Чарльз разочарованно покачал головой, приложился к стаканчику. — А кофе у нас получше… Пойду, отнесу тарелку буфетчице.
Он вскоре вернулся, поскучневший лицом, сел, придвинул к себе саквояж, достал сложенную газету.
— А как насчет морской стихии? — спросил его Трикошин. — Можете вы утихомирить, например, возникшую в океане бурю?
— Океан — живой организм, — ответил Чарльз Варейкин. — Он не может постоянно пребывать в штиле, ему свойственны и волнения. Как человеку. Он выплескивает излишнюю энергию и затихает. Но порой накопленная сила переходит границу и тогда случается буря. Чтобы обуздать ее, необходим подход. Мы работаем и в этом направлении.
— Вы можете назвать сроки, когда обуздаете морскую бурю?
— Гм… сроки… вряд ли… работа идет… — потеряв интерес к Трикошину, американец углубился в чтение газеты.
— Я человек практический, приземленный, — сказал Аксинфий. — А вот мой компаньон — настоящий романтик.
— Правда? — Чарли повернулся ко мне.
— Он преувеличивает, — сказал я. — Но в юности я читал Грина. Запомнились его рассказы "Остров Рено", "Капитан Дюк", "Колония Ланфиер".
— Замечательно! — оживился Чарльз. — А феерию "Алые паруса" читали?!