Князь Кий - Владимир Малик

С ним ехали закадычные друзья — огнисточубый, веснушчатый Ждан и неразговорчивый, с белыми бровями и такими же белыми ресницами Велемир.

А кто же четвертый? Руки его связаны за спиной, на плечах — серая накидка, на голове — остроконечный колпак из войлока, на ногах — башмаки из лошадиной кожи. И такое знакомое темное скуластое лицо!

Крэк!

Кий аж бросился вперед, воскликнув:

— Друзья, где вы поймали эту птицу? Гроза неуклюже сполз с коня.

— В степи, Кий… Спешил куда-то очень… А мы из засады и выскочили навстречу — вот он нам прямо в руки и попал!

— Ну и молодцы!..

— Отбивался… Ждана ранил…

— Чем?

— Имел оружие — гуннскую саблю и лук…

«Хм, — удивился Кий, — если гунн имел оружие, то одно из двух: либо кто-то ему дал его, когда он бежал из Родни, или же он уже успел добраться до своих и там получил… Но если он побывал в гуннском стойбище, то как снова оказался здесь?… Неужели гунны так близко?… А каган послал его в разведку?»

А вслух сказал:

— Спасибо вам, друзья, за пленника. И стерегите — очень он нам нужен!

Гроза и Велемир помогли Крэку слезть с коня. Никто не заметил, как в этот миг Черный Вепрь быстро переглянулся с гунном.

Ракша сразу же тронул волов, и сани, шурша полозьями по горячей, как огонь, пыли, сдвинулись с места. Вслед за ними пошла толпа людей — мужчин, женщин, детей.

Первыми в ней шли княгиня Искра и княжич Боривой.

Так молчаливая похоронная процессия пересекла почти весь остров, и Ракша остановил волов у подножия Свитовидовой скалы, где посреди большой поляны лежала груда сухих дров. Тур со старейшими и самыми уважаемыми родовичами поднял корсту и поставил на них. Волхв Ракша получил кремень, огниво, трут и в ногах у покойника высек огонь. Скоро пламя окрепло, загоготало, забурлило, стало лизать бока корсты, заползать в нее.

Боривой, видя, как вспыхнула на отце рубашка, заплакал. А княгиня вдруг подняла вверх руки и громко произнесла:

— О ясный Световид, и ты, могучий Перун! Вы забираете от меня моего милого лада князя Добромира… В радостях и в горе прожили мы дружно всю жизнь и по обычаю и по закону племени нашего хочу и в смерти быть вместе с ним!.. Поэтому прошу вас, боги, принять и меня вместе с князем к себе! Ибо жить без него будет мне трудно, горько и не любо! — Потом обняла сына. — Прощай, Боривойчик, мальчик мой дорогой! Найди сестру Цветанку — и будьте счастливы в жизни, милые! А я пойду от вас за отцом нашим, ибо ему я сейчас нужнее!..

С этими словами она выхватила из-под одежды нож и ударила им себя в сердце.

Мучительный вопль Боривоя раздался над солнечным островом.

— Матушка!

Но толпа, всколыхнувшись от того крика, молчала. Кто же осмелится отвести руку жены, когда она добровольно пожелала пойти за своим мужем в царство мертвых? Она поступила так, как велит исконный обычай и обычай славянских предков.

Искра умерла сразу, ее положили рядом с князем просто на костер.

Огонь разгорался все сильнее. Малиновые языки его взмыли вверх и охватили обоих покойников со всех сторон. Стало невыносимо жарко. Люди отступили на достаточно большое расстояние, но и здесь закрывали лица руками от бушующего пламени.

Только золотоликий Световид и суровый Перун со своей скалы холодно, словно чем-то недовольные, смотрели черными глазами и на людей, и на костер, и на покойников, лежащих в огне.

Их недовольство не прошло мимо внимания волхва Ракши.

— Боги требуют жертвы! — крикнул он, потрясая седыми космами. — Княжеской жертвы!

Княжеская жертва не простая. Здесь не обойтись кровью тельца, овцы или свиньи, — нужно пролить человеческую кровушку!

Сердца людей наполнились суеверным ужасом и трепетом. Каждому хотелось увидеть, как боги принимают человеческую жертву, но неизвестно, на кого укажет божий перст.

— Вот виновник смерти князя Добромира! — воскликнул Ракша и скрюченными пальцами ткнул Крэка в грудь. — Его принесем в жертву богам! Пусть прольется его кровь вместе с кровью княжьего боевого коня!

— Пусть прольется его кровь! — эхом отозвались родовичи.

— Ведите его! И коня давайте сюда! И коня сюда!

Гроза и Велемир схватили Крэка за руки — потащили к жертвеннику. Он закричал, начал сопротивляться, но его сзади подтолкнул копьем Ясень, а Тугой Лук младший брат Грозы вел позади на поводу вороного княжьего коня. За ними двинулся Ракша, затем — старейшина Тур с сыновьями, следом — вдруг побледневший, княжич Черный Вепрь, а сзади — все родовичи. Спешили, толпились, каждому хотелось стать поближе, чтобы посмотреть, как прольется жертвенная кровь.

Перед жертвенником остановились.

На молчаливый знак Ракши подвели коня. Ничего не понимая и не подозревая, что минуты его сочтены, он спокойно качал головой и помахивал хвостом, отгоняя оводов.

Затем волхв подал знак Грозе и Велемиру — и те подвели Крэка. Волхв вынул нож с широким лезвием — пальцем попробовал, острый ли.

Гунн посерел, смертельный ужас округлил его узкие глаза, оскаленный рот искривило судорогой.

— Погоди, старик! Не убивай! — вдруг заговорил он достаточно хорошо языком словенов, который легко понимали поляне. — Ваш бог удовлетворится одной жертвой — отдайте ему коня! А меня не трогайте!

Все были крайне удивлены — и Тур, и Кий, и Щек, и Хорев, и Боривой, и, особенно, Черный Вепрь.

— Гунн, ты говоришь по-нашему? — воскликнул Ракша. — Почему же не признавался раньше?

— Не было необходимости…

— А теперь?

— А теперь вы хотите меня убить…

— Мы принесем тебе в жертву Даждьбогу!

— Это все равно… Я хочу жить! Отпустите меня! Ваш бог удовлетворится конем!

— Нам лучше знать, чем удовлетворится наш бог, гунн! — Рассердился Ракша и поднял нож над головой.

Но тут Черный Вепрь встал перед гунном.

— Не тронь, волхв! Пленный принадлежит не вашему роду, а князю Божедару! Его подарил ему старейшина Тур! — И вытащил меч.

Поднялся шум. Задние хотели услышать и увидеть, что творится у жертвенника, и напирали на передних, передние надавили на волхва, и Тура, и Крэковых охранников, и жертвенного коня. Кого-то придушили — раздался мучительный крик.

Воспользовавшись замешательством, Черный Вепрь рубанул мечом по веревкам, которыми были стянуты руки Крэка.

— Беги! — крикнул по-гуннски. — Несись к Родни! Я догоню тебя!

Крэк, как дикая кошка, ловко прыгнул на спину коню, выхватил у оторопелого воина поводья, крикнул изо всех сил:

— Йво!

Конь поднялся на дыбы — и люди бросились перед ним врассыпную. Давя копытами тех, кто не успел увернуться, Крэк вырвался из тесного круга напуганных русов и помчался по склону к Роси…

Никто не пустился в погоню — не было лошадей. А без лошадей разве догонишь?

На время все замерли и долго не могли выйти из оцепенения. Ошеломленный волхв хотел что-то сказать, но только хлопал волосатым ртом. Наконец оправился и в страшном возбуждении, потрясая искореженными руками, набросился на Черного Вепря.

— О боги, какое кощунство!.. Княжич, ты пренебрег Свитовидом, ты оскорбил Перуна, ты отнял у них жертву! Этим навлек гнев богов на себя и на все наше племя! Небесные кары падут на наши головы — и не будет нам пощады! Если бы ты не был сыном князя, мы, вместо гунна, которому ты помог сбежать, принесли бы тебя в жертву богам! А так — иди от нас! И пусть боги осудят тебя, как святотатца, за совершенное преступление!

Все молчали, пораженные и тем, что произошло, и тем, что сказал только что волхв. Черный Вепрь побледнел, до крови закусив губу. Проклятый старик! Его следовало бы проучить за такие слова! Но не сейчас! Не время! Стоит подождать, а уже потом, когда будет иметь власть над племенем, расправится и с колдуном, и с Кием, и со всем родом русов!

Он втянул голову в плечи и, махнув своим воинам рукой, быстро пошел вниз, к лугу, где один из воинов стерег лошадей. Все расступились перед ним, провожая тяжелыми, зловещими взглядами.

Похороны затянулись до самого вечера. В жертву богам зарезали две овцы из стада старейшины, и их кровью оросили сухой камень жертвенника.

Затем женщины принесли кушанье — хлеб, жареное мясо, кисель и сыту — и взрослые, отослав со старыми женщинами детей домой, сели к поминальной трапезе.

Когда стемнело, зажгли огонь. Пламя озаряло бородатые лица стариков, веселые, подвыпившие от сыти глаза отроков и женщин. Хотя Добромир и был князем, но князем чужим, и никто о нем особенно не горевал. Поэтому велись оживленные разговоры о купальской ночи, о княжиче Черном Вепре, о гуннах, а молодежь шутила и даже потихоньку затягивала далеко не грустные песни.

Только Кию и Боривою было не до веселья. Княжич покрасневшими от слез глазами смотрел на угасающий костер, где лежали обгоревшие кости его родителей, и кусок не лез ему в горло. А Кий думал о Цветанке. Где она? Куда упрятал ее Черный Вепрь? Как вызволить девушку?