Сокровища ордена тамплиеров - Наталья Николаевна Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Иван Иванович перевел дыхание и продолжил:
– Дмитрий Альбертович был научным руководителем моей диссертации и всегда с интересом следил за моей работой. Я часто бывал у него дома – у него была квартира в самом центре города, на канале Грибоедова, из его окон был виден храм Спаса на Крови. Как сейчас помню эту большую квартиру – тысячи книг от пола до потолка, старинные гравюры, средневековые артефакты. Жизнь сложилась так, что в последние годы мы встречались довольно редко, но я все время с благодарностью вспоминал Дмитрия Альбертовича, часто звонил ему…
– Извините, – перебила его Анна. – Вы хотите сказать, что он все еще жив?
– Он умер совсем недавно, – грустно ответил Кукушкин. – Всего две недели назад. Тогда-то все и началось…
– Но постойте, сколько же ему было лет? – удивилась Анна. – Ведь вы сказали, что он был профессором еще в ваши студенческие годы… извините, – она смутилась. – Я не хотела вас обидеть…
– Да я ничуть не обиделся. – Иван Иванович улыбнулся. – Я понимаю, что кажусь вам ископаемым…
– Нет-нет, что вы! – запротестовала Анна. – Вы очень молодо выглядите, просто сейчас, в больнице…
– Не извиняйтесь! Дмитрий Альбертович действительно был уникальным человеком, уникальным во всех отношениях. Никто толком не знал, сколько ему было лет. Во всяком случае, когда я был студентом, он был уже очень немолод, а с тех пор прошло уже очень много лет, и можете представить – он почти не изменился! Конечно, я мог не замечать этих изменений, поскольку они происходили у меня на глазах, но и другие люди, те, кто не видел его годами, тоже говорили, что время над ним почти не властно. Особенно это касалось его голоса. Голос у него был молодой, звонкий, выразительный, что, как вы понимаете, очень важно для лектора. На его лекциях студенты не дремали и не занимались посторонними делами – они его слушали, слушали увлеченно… Сам он иногда противоречил себе, когда говорил о своем возрасте. То сообщал, что ему за девяносто, то проговаривался, что уже отпраздновал столетний юбилей, то вдруг утверждал, что ему немного за восемьдесят. Но уж это он точно кокетничал – я хорошо помню его сорок пять лет назад, и он тогда был очень пожилым человеком…
Кукушкин заморгал, словно присматриваясь к чему-то, что видел только он один, и продолжил:
– Мы немного отвлеклись, Анечка, но фигура Дмитрия Альбертовича важна для дальнейшего рассказа. Как я вам уже сказал, последние годы мы с ним встречались и беседовали не так часто, как прежде, но примерно месяц назад он позвонил мне. Должен признаться, что я не сразу узнал его голос…
Голос старого профессора стал тусклым и дребезжащим, как будто он наконец сдался перед неумолимым временем.
– Ванечка, – проговорил профессор, когда они обменялись приветствиями. – В последнее время я стал сдавать. Я чувствую, что жить мне осталось немного…
Кукушкин начал бурно протестовать, но старик властным жестом остановил его:
– Не трать время на пустые слова, времени у нас немного, особенно у меня. Я прожил длинную и интересную жизнь и почти ни о чем не жалею. Но у меня есть один долг… точнее, одна обязанность, которая не закончится с моей смертью. Я должен эту обязанность кому-то передать – и не вижу никого достойнее тебя.
На этот раз Кукушкин не стал возражать, он внимательно слушал своего старого учителя.
– Я хочу передать тебе один предмет, который хранил долгие годы. Очень долгие годы. Этот предмет представляет собой огромную ценность – и художественную, и историческую, но этими двумя факторами его ценность не исчерпывается. И должен тебя честно предупредить: быть хранителем этого предмета – тяжелая ноша! Это не только очень большая ответственность, но к тому же и опасная обязанность: есть некие силы, которые очень хотят завладеть этим предметом и ни перед чем не остановятся, чтобы осуществить свои планы. Ни перед чем, Ваня, даже перед преступлением!
Профессор сделал паузу, чтобы Кукушкин смог осмыслить его последние слова, и спросил:
– Скажи, Ваня, готов ли ты принять на себя эту ношу?
Кукушкин подумал, что профессор на старости лет заговаривается. Впрочем, он так глубоко уважал его, что готов был выполнить любую просьбу, даже очень странную.
– Я не знаю, собственно, о чем идет речь, но если вы меня просите и если вы считаете это важным – разумеется, я согласен. Только, конечно, я хочу больше узнать о том, что вы мне поручаете.
– Когда ты приедешь ко мне, чтобы забрать его, я расскажу о нем очень много интересного и важного.
– Хорошо, Дмитрий Альбертович, я согласен, но не смогу приехать к вам раньше чем через неделю: меня пригласили на историческую конференцию в Лос-Анджелес, это для меня большая честь, и я вылетаю уже через несколько часов.
– Вот как… – по голосу чувствовалось, что профессор расстроен и озабочен. – Это усложняет дело! Ну, что поделаешь! Но как только вернешься, Ваня, обязательно приходи ко мне!
Однако, вернувшись из Америки, Кукушкин не сразу вспомнил о просьбе старого профессора. Только через неделю после возвращения он позвонил ему.
Но вместо Дмитрия Альбертовича ему ответила незнакомая женщина, которая сообщила, что профессор две недели назад умер и уже похоронен. Кукушкин очень расстроился, назвал свое имя и спросил, не оставил ли профессор для него какого-нибудь письма.
– Он оставил для вас один предмет, – сдержанно ответила женщина. – Я звонила вам, но поскольку вас не было дома, я отправила вам этот предмет по почте. Надеюсь, что вы его скоро получите.
И правда, уже на следующий день Кукушкин достал из почтового ящика извещение о том, что на его имя получена посылка.
Он отправился на почту, но по дороге его сбила машина…
– Теперь я не сомневаюсь, что это не было случайностью, – проговорил Кукушкин. – Теперь, после всего, что случилось, я не сомневаюсь, что меня сбили те самые люди, которые охотятся за посылкой профессора. Когда я пришел в себя, у меня не было бумажника и документов, тогда я подумал, что меня обокрал кто-то из санитаров, и смолчал, но теперь я понимаю, в чем дело…
– Они взяли у вас почтовое извещение и паспорт, чтобы получить посылку, – догадалась Анна. – Но на почте эту посылку по ошибке отдали моей домработнице, а им пытались всучить
