Рюрик - Евгений Пчелов

По пути, намеченному Герберштейном, развивалась историческая мысль у ряда авторов XVI–XVIII веков, пытавшихся вписать династию Рюриковичей в контекст европейских генеалогий правящих родов. Поскольку балтийских славян соседние германские народы именовали вендами, то и предки Рюрика оказывались, таким образом, происходившими из местных династий вендских правителей. В основе названия «венды» лежит, вероятно, этноним «венеды» (венеты), известный с первых веков нашей эры[68]. Исследователи полагают, что так именовались славянские племена, населявшие территорию между Балтийским морем и Карпатами (существовало еще несколько аналогично называвшихся племен иного этнического происхождения в разных местах Европы — об одном из них напоминает имя Венеции). Название «венды» сохранялось в течение нескольких столетий спустя после исчезновения балтийских славян, присутствуя, например, в титулах датских королей[69]. В позднем Средневековье вендов отождествляли с вандалами — знаменитым народом эпохи Великого переселения. Основаниями для этого служила внешняя схожесть имен, а также то, что вандалы когда-то обитали на землях, позднее занятых славянами. На самом же деле никакой преемственной связи тут не было — вандалы относились к древнегерманским племенам и предками славян считаться никак не могут[70]. В истории Европы вандалы оставили по себе долгую память: в начале V века они вместе с аланами и свевами двинулись на запад от Рейна, прошли по Галлии и Испании, а затем переправились в римскую Северную Африку, где основали первое «варварское королевство», просуществовавшее чуть меньше века и завоеванное византийцами. В 455 году вандалы под предводительством конунга Гейзериха (Гензериха) захватили Рим и грабили его в течение четырнадцати дней.

Генеалоги XVII–XVIII веков связали род вандальских королей с правителями балтийских славян, представив их в виде единой династии. К роду западнославянских вождей приписывали и Рюрика с братьями. Вот как об этом писал один из основателей «норманизма» Готлиб Зигфрид Байер: «Недалеко от Голштиндии сыскивал он (Сигизмунд Герберштейн. — Е. П.) Вагрию и вагров, по свидетельству Адама Бременского, славенский народ. Имел он сходство имяни, дело весьма легкое, токмо бы оное крепкими доводами утверждено было. Однако ж Бернард Латом, Фридерик Хемниций и последователи их сие первое от всех как подлинное положили. И понеже они сыскали, что Рурик жил около 840 года по рождестве Христовом, то потому и принцов, процветавших у вагров и абартритов (ободриты или бодричи — одно из племен балтийских славян. — Е. П.), сыскивали. И понеже у Витислава короля два сына были, один Тразик, которого дети ведомы были, другой Годелайб, которого дети были неизвестны, то оному Рюрика, Трувора и Синава причли»[71]. Текст Байера я цитирую по переводу Кириака Кондратовича, сделанному в середине XVIII века, — как ни парадоксально, за 250 лет истории «норманнского вопроса» никто не удосужился сделать современный перевод с латыни того труда, с которого, собственно, и началась эта история.

Упомянутые Байером лица — это мекленбургский историк Бернхард Латом (Латомус) (ок. 1560–1613) и мекленбургский же юрист Иоганн Фридрих фон Хемниц (1611–1687). Это были в общем-то местные историки-краеведы, которые изучали прошлое своей земли, имевшей когда-то славянское население. Современные любители книжных европейских генеалогий почему-то приписывают к этой традиции и Иоганна Хюбнера (1668–1731), который в 1708 году опубликовал в Лейпциге свой труд «Генеалогические таблицы», выдержавший потом еще несколько изданий. В этой работе, по утверждению некоторых авторов, приводятся даже два варианта происхождения Рюрика. Один (таблица 112) — традиционный: Рюрик, Синеус и Трувор становятся князьями (в Новгороде, Белоозере и Пскове) с 840 года, причем их предки не указаны. Второй вариант (таблица 192) якобы представляет Рюрика потомком побочной ветви герульских, вандальских и вендских королей. Таблица 192 действительно показывает единую генеалогию этих королей с древнейших времен, но Рюрика среди их потомков не называет. Зато генеалогия эта заканчивается на Никлоте, князе бодричей (ободритов), погибшем в 1160 году. Этот Никл от стал основателем династии герцогов Мекленбурга, быстро онемечившейся и занимавшей престол вплоть до 1918 года (Мекленбургская династия существует и сейчас). Таким образом, поиск «вандальских» корней существенно удревнял династию, чьими подданными были мекленбургские любители истории. Новую актуальность единству происхождения русских и мекленбургских правителей придал брак племянницы Петра I Екатерины Иоанновны (1691–1733) и герцога Мекленбург-Шверинского Карла Леопольда (1678–1747), заключенный в 1716 году. Версия мекленбургских историков обрела популярность и в начале XIX века была зафиксирована в качестве «народной легенды» (об этом подробнее в следующей главе).

Вернемся, однако, к собственно «норманизму». В контексте академической науки появление «норманнской теории» традиционно связывают с деятельностью нескольких ученых XVIII века, работавших в России и имевших немецкое происхождение. Эти ученые действительно были учеными в полном смысле этого слова, обладавшими хорошей профессиональной подготовкой в области истории и филологии, и хотя некоторые их рассуждения кажутся сейчас весьма наивными, для уровня науки того времени они были вполне органичны. Однако представления о варягах как викингах-скандинавах существовали, разумеется, и до этого, академического этапа «норманистской истории». По свидетельству Герберштейна, в Московском государстве XVI века никто толком не знал о том, кем были на самом деле варяги — тем более что римско-прусская легенда о корнях царской династии утвердилась вполне официально. Но к началу XVII века относятся сведения о том, что скандинавское происхождение варягов было известно некоторым представителям духовенства, а возможно, и светских верхов, правда, не в Москве, а в Новгороде. В Смутное время Новгород был захвачен шведами. Возникла идея приглашения на российский престол кого-либо из представителей шведской королевской династии и даже создания независимого от Москвы Новгородского государства под покровительством Швеции.

В 1612 году в Стокгольм прибыло новгородское посольство, которое возглавлял архимандрит новгородского Юрьева монастыря Никандр. Посольство должно было просить шведского короля Густава II Адольфа отпустить его брата принца Карла Филиппа (1601–1622), герцога Сёдерманландского, на новгородский, а возможно, и московский престол. Было решено, что принц приедет в Выборг, где представители нового новгородского посольства принесут ему от имени будущих подданных присягу. Такая встреча состоялась в конце августа 1613 года, когда в Москве уже стал царем Михаил Федорович. Второе новгородское посольство возглавлял архимандрит Спасо-Хутынского монастыря Киприан. Из самой затеи с Карлом Филиппом, как известно, ничего не вышло, но для нашей темы важно, что на этих переговорах новгородская сторона как бы исторически обосновывала приглашение шведского принца на престол тем фактом, что в древние времена Новгородом управляли свои, независимые от Москвы князья, один из которых, Рюрик, имел шведское происхождение. «А прежние государи наши и корень их царьской от их же (то есть шведских королей. — Е. П.) варежского княженья, от Рюрика и до великого государя… Федора Ивановича всеа Русии, был» (приговор посольству Никандра от 25 декабря 1611 года)[72]. Таким образом, приглашение Карла Филиппа ассоциировалось с призванием Рюрика, то есть выглядело как бы повторением древней новгородской традиции. Политические реалии сделали сказание о призвании варягов вновь актуальным для Новгорода. Скандинавское же происхождение варягов, как видим, также подкрепляло эту аналогию.