Отбор невест для драконьего принца: провести и не влюбиться (СИ) - Петровичева Лариса
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- И беззастенчиво врать мне в лицо, - я старалась говорить спокойно, но во мне что-то начинало закипать. Красива? Как же! Я знала, что я репка с темными волосами и глазами – и не надо меня разубеждать.
Потому что тогда будет больно. Очень больно. А я плохо переносила боль.
- Ты красива, - повторил Берт. – Можешь со мной спорить, сколько угодно, но я имею мнение и не отступлюсь от него. Поэтому чуть выпрями спину. Это будет хороший портрет.
Некоторое время мы молчали. Над садом сгущались теплые розовые сумерки. Зеваки толпились у забора, на все лады обсуждая, чем это, интересно, мы там занимаемся, что понадобилась магическая занавеска от добрых людей – но голоса долетали до меня едва заметным шумом. Горожанам было досадно: все хотели посмотреть, как друг его высочества будет писать портрет чернушки – и тут такая неудача. Прибежал слуга с коробкой арбузного зефира. Берт рисовал. Бекон опустошил свой тазик, развалился на траве и принялся смотреть в сторону Берта: еще не с видом голодающего сиротки, но уже намекая, что котиков надо гладить и кормить – от этого всем бывает счастье.
- Что потом будет с портретом? – спросила я.
- Покажу тебе, - с улыбкой ответил Берт. – Потом отправлю в столичную галерею – чтобы все смотрели и видели, как ты прекрасна.
Я вздохнула. Будь проклята мода на белобрысых сволочей.
- Потому что неважно, какой у тебя цвет волос и глаз, - продолжал Берт, взяв кисть. – Я смотрю глубже и вижу твою душу… как господин городской маг видит душу Амин, и ему нравится то, что у нее в душе.
Я пожала плечами. Макс привязался к Петровой, это было видно. И я радовалась за подругу – искренне радовалась. У них обоих хватит ума, стойкости и сил, чтобы это был счастливый брак.
- Хочешь сказать, что тебе нравится моя душа? – спросила я. Берт кивнул.
- Она прекрасна.
- Вот и отлично, - с нарочито спокойным видом ответила я. – Значит, я по-прежнему останусь репкой.
Берт прошипел что-то невнятное, но определенно ругательное, и запустил в меня кистью.
Ночевал он, конечно, у меня в гостиной. Когда я стала клевать носом над опустевшей чашкой, а зеваки разошлись, поняв, что сегодня больше ничего интересного не покажут, Берт собрал свои кисти, укутал холст непроницаемой завесой и сказал:
- Спрятал все от твоих любопытных глаз.
- Можно подумать, я хочу это увидеть, - парировала я. Берт усмехнулся.
- Конечно, ты хочешь. Иногда важно и нужно посмотреть на себя со стороны. Особенно увидеть себя такой, какая ты на самом деле.
Я прекрасно знала, какая я на самом деле. Никакой, даже самый красивый портрет не изменит моего мнения по собственному поводу.
- Поздно уже, - сообщила я. – Пора домой.
- Согласен, - ответил Берт, зевнул, прикрывая рот ладонью. – У тебя очень удобный диван, мне он понравился. Пошли на покой.
Я прекрасно понимала, к чему идет дело. К тому, что скоро он будет ночевать не на диване.
Конечно, роман с драконом, пусть и мимолетный, это сладкие и счастливые воспоминания на всю оставшуюся жизнь. Но я отлично знала, чем все закончится – Берт пойдет дальше, а я останусь с разбитым сердцем и презрительным сочувствием горожан, которые будут сплетничать обо мне, стоит только показаться на улице. Да и для работы это вряд ли окажется плюсом. Организаторы мероприятий должны трудиться в поте лица, а не крутить отношения с заказчиками.
Но с точки зрения тансвортского общества у нас с Бертом уже роман, раз он пишет мой портрет и уже не в первый раз остается у меня ночевать. Так может, лучше грешной быть, чем грешной слыть?
Примерно такие мысли и раздирали меня на части – но против них было старое верное средство, успокоительные капли Сейдемана. Выпив их, я погрузилась в крепкий сон без сновидений и проснулась утром, веселая и бодрая. С кухни веяло кофейным ароматом – Берт уже поднялся, и сегодня нас ждал первый этап отбора невест.
Когда мы приехали на площадь, то первое впечатление от лабиринта Сфинкса было настолько восторженным и ярким, что я невольно взяла Берта за руку. Площадь была заполнена россыпями голубого льда, которые поднимались выше церковного шпиля. Чем дольше я на них смотрела, тем больше деталей проявлялось. Вот колонны и балкончики, вот двери, которые уходят одна в другую, вот деревья, которые раскидывают свои кроны в оконных рамах – геометрия лабиринта была настолько причудливой и странной, что у меня разболелась голова. Макс и Амин уже были здесь – судя по мечтательно-счастливому лицу моей подруги, ночью они не спали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})- Вот, полюбуйтесь! – воскликнул господин маг. – Девушки будут входить вот сюда. Сфинкс ждет их во-он там, - он махнул рукой в сторону Фруктовой улицы, убегавшей от площади. – А выход находится у храма.
- Потрясающе, Макс, такого и в столице не увидишь, - искренне одобрил Берт. – А загадки?
- Уже передали, - ответила Амин и, поежившись, добавила: - Я видела этого Сфинкса, он…
И не договорила. Впрочем, и без того было ясно, что девушек ждет чудовище.
- Я предупредил девушек, - сообщил Макс. – Никаких двойных ответов, только правильный или неправильный. Проигравшая выйдет в начале пути.
Мы с Амин переглянулись. Что ж, значит, Джен проиграет. Значит, будем думать над тем, как спасти драконью честь.
Зеваки толпились у края площади, охали и ахали, пытались забраться повыше. Предприимчивые хозяева квартир, из окон которых был виден лабиринт, сдавали места у окон и на крыше. Вот небо прочертила пылающая комета и под общие аплодисменты рухнула по другую сторону лабиринта – прилетел принц Эжен.
Девушки пришли к входу в лабиринт ровно в десять, и мы с Петровой встретили их с бархатным мешком, в котором были обычные деревянные бочонки для лото. Участницы отбора вытянули свои номера – первой предстояло идти Вере. Вздохнув, она обвела лицо кругом, отгонявшим нечистого, и шагнула в хрустальную синеву.
Площадь наполнило музыкой. В каждой ледяной грани отразилось лицо Веры – бледное, испуганное, решительное – и мелодичный голос, не мужской и не женский, проговорил:
- Что можно завязать и нельзя развязать?
Вера нахмурилась, потом ее лицо просветлело, и она звонко ответила:
- Разговор!
Казалось, музыка поднялась до небес, заполнив собой каждый уголок города.
- Верно, - мне показалось, что сфинкс улыбается. – Проходите!
Вера вышла у храма, и сияние лабиринта утихло. У выхода девушек ждали студенты с вином и закусками – после встречи со сфинксом лицом к лицу им требовалось успокоительное.
Следующей была Линда – она вошла в лабиринт с гордым торжеством победителя, и в ее взгляде была уверенность и спокойствие. Казалось, она готова была разметать лабиринт по камешку, если потребуется.
- У семерых братьев по сестре, - произнес сфинкс. – Сколько всего сестер?
Губы Линды дрогнули в очаровательной улыбке, и она ответила:
- Одна.
Вновь город окатило волной музыки, и сфинкс ответил:
- Верно. Проходите.
Следующей была Джен. Обернувшись на один из домов, я увидела ее родителей, которые свесились из окна и показывали ей напутственные кулаки. Дескать, даже не думай о том, чтобы что-то учудить, ты должна стать невестой принца! Почему-то мне вдруг сделалось холодно. Очень холодно.
- Кто утром ходит на четырех ногах, днем на двух, а вечером на трех? – спросил сфинкс. Классическая загадка, ее даже в школах упоминают. Джен улыбнулась такой улыбкой, которая смогла бы растопить любой лед и ответила:
- Мой дядя-алкоголик.
Музыки не было. Лабиринт содрогнулся, его ледяное тело потемнело, и мы услышали рев.
Так могло реветь голодное животное, которое вырвалось из клетки и теперь хотело только одного – жрать.
- Да твою же мать! – воскликнул Макс. Одной рукой он схватился за голову, другой направил на лабиринт волшебную палочку, и под нашими ногами дрогнула земля. Зеваки испуганно заголосили, я услышала хруст льда, и над лабиринтом поднялась тень – уродливая, многорукая и многоликая.