Шифр Джефферсона - Стив Берри

Уайетт повернулся к нему.

– Нам нужно уходить.

Снизу донеслось еще несколько выстрелов. На лице ученого появилось озабоченное выражение, глаза стали встревоженными, как у загнанного животного.

– Нужно вызвать полицию, – сказал он.

– У вас есть вся информация?

Воччо кивнул и достал флешку.

– Здесь.

– Дайте мне.

Ученый протянул ему устройство.

– Чего ради вы приехали за ним?

Странный вопрос.

– Я отправил все директору НРА электронной почтой несколько часов назад.

Вот как? Карбонель об этом не упомянула. Но удивляться не стоило.

– У вас внизу есть машина?

– На задней стоянке.

Уайетт указал на дверь.

– Берите ключи и пойдемте.

В комнате вдруг потемнело.

Все лампы погасли с громким хлопком, светились лишь три компьютерных монитора. Прекратился даже шум вентиляции. Уровень тревоги Уайетта повысился от оранжевого до красного.

Казалось, они тоже могут подвергнуться нападению.

– Компьютеры снабжены резервным питанием от аккумуляторов, – сказал Воччо. Их обоих заливал неровный свет от экранов. – Что там все-таки происходит?

Уайетт не мог сказать, что те люди, возможно, приехали убить их обоих.

Поэтому лишь повторил:

– Нам нужно уходить.

Малоун стрелял не на поражение, а чтобы заставить водителя уехать – ощутимые попадания пуль должны были подействовать на него.

И они подействовали.

Мотор заработал, колеса завертелись, и машина умчалась.

Прятавшийся за ней стрелок внезапно осознал, что его единственное укрытие исчезло. Теперь он стоял посреди пустой автостоянки, залитый светом фонарей на столбах, деваться ему было некуда. Поэтому он, не целясь, выпустил очередь из своего автоматического оружия, дырявя пулями машину Малоуна и разбивая стекла.

Малоун сжался плотнее, прислушиваясь к глухому стуку пробивающих металл пуль, и ждал своей минуты. Когда стрельба прекратилась, он поднялся, прицелился, выстрелил, и противник зашатался с пулей в плече.

Малоун подбежал и отбросил пинком автоматическую винтовку.

Стрелок корчился от боли на мокром асфальте, из раны текла кровь.

Шторм усилился, порывы ветра сотрясали деревья. Малоун вгляделся в темноту и обнаружил кое-что.

Все освещение в здании погасло.

Нокс вышел из самолета в аэропорту Гринвилл, штат Северная Каролина. В Нью-Йорк он прилетел на двенадцатиместном самолете Содружества, который пилотировал сам. Летать он научился во время службы в авиации. Отец одобрил его желание вступить в армию, и шесть лет действительной службы пошли Ноксу на пользу. Сыновья последовали его примеру, один из них заканчивал службу на Ближнем Востоке, другой только собирался надеть военную форму. Нокс гордился тем, что сыновья хотели служить. Они были хорошими американцами, как и он сам.

Маленький региональный аэропорт находился в сорока минутах пути к западу от Бата, и Нокс быстро пошел к своему «Линкольну-навигатору», стоявшему возле частного ангара Содружества. И самолет, и здание явно принадлежали одному из концернов Хейла, их использовали служащие для корпоративных путешествий. В штате состояли трое летчиков, но их услугами Нокс не пользовался. Его полеты были конфиденциальными, чем меньше свидетелей, тем лучше. Он все еще беспокоился о Нью-Йорке и обо всем, что пошло не так. Но, во всяком случае, ему удалось выйти из всех переделок целым и невредимым.

Нокс открыл заднюю дверцу, бросил на сиденье дорожную сумку. В аэропорту было слишком тихо для позднего субботнего вечера. Боковым зрением он заметил какое-то движение. Из темноты появился силуэт и произнес:

– Я ждала.

Он посмотрел на безликую тень и сказал:

– Убить бы тебя.

Женщина издала смешок.

– Странно, я то же самое думала о тебе.

– Нашей сделке конец.

Андреа Карбонель шагнула вперед.

– Это вряд ли. Наши дела друг с другом далеко не закончены.

Малоун забрал оружие у обоих раненых и побежал к входу в подъезд. Увидел, что стеклянные двери разбиты, а электронный замок испорчен. Вошел в вестибюль и тут же обнаружил укрытие за диваном, стоявшим рядом с креслами. Перед одной стеной находилась стойка дежурного, перед другой два лифта. Три комплекта стеклянных дверей вели, как Малоун предположил, к другим кабинетам, но там было темно. Еще один комплект дверей в дальнем конце вел к задней части здания. Малоун нашел взглядом лестницу, табличка «ВЫХОД» светилась от аккумулятора темно-красными буквами.

Он тихо подошел и открыл дверь.

Услышал движение.

Шаги.

Над собой.

Уайетт повел Воччо за собой из кабинета в коридор, где они двинулись мимо открытых и закрытых дверей. Дежурное освещение указывало, где находится лестница, и в мягком свете от освещенной панели он увидел ведущую наружу дверь.

Она была открыта.

Уайетт схватил Воччо за руку, жестом приказал не издавать ни звука, потом завел его в первое же открытое пространство. Какой-то зал для заседаний, в противоположной стене тянулся ряд окон, толстые стекла были залиты дождем и освещались фонарями внизу. Уайетт жестом велел ученому подождать в одном из углов, потом выглянул в коридор и стал вглядываться в силуэты.

Два человека в темноте шли вперед, оба держали в руках автоматические винтовки. Ему показалось, что он разглядел на головах у них очки ночного видения. То, что эти люди прибыли снаряженными, было разумно.

Слава богу, он тоже оказался предусмотрительным.

У Нокса не было настроения для лицедейства Карбонель. Он продал ей душу, делая то, что было противно его существу.

Но она создала убедительное дело.

Содружество было обречено.

Все четыре капитана проведут не меньше десяти лет в федеральной тюрьме. Все деньги, какие они сколотили, все их материальные средства конфискует правительство. Не будет никаких судовых команд. Никаких каперских свидетельств. Никаких квартирмейстеров.

Нокс мог либо пережить это бедствие, либо стать его частью.

НРА знало о попытке убийства, потому что он сообщил им. Это был его козырь в переговорах, информация, которой не владели ни НРА, ни кто-то еще.

Его билет на выход.

Карбонель внимательно его слушала.

– Они собираются убить Дэнни Дэниелса? – спросила она.

– Капитаны считают это решением проблемы.

– А ты что думаешь?

– Они помешанные и безрассудные. Потому я и разговариваю с тобой.

– Чего ты хочешь?

– Видеть своих детей окончившими колледж. Радоваться внукам. Не проводить остаток жизни в тюрьме.

– Я могу это устроить.

«Да, – подумал он, – может».

– Действуй по их плану. Аккуратно. Но держи меня в курсе.

Нокс ненавидел себя за предательство. Ненавидел капитанов за то, что они сделали его квартирмейстером.

– И вот еще, – сказала она ему, – если что-то утаишь от меня или сообщишь ложные сведения, договоренность расторгается. Но ты не сядешь вместе с ними в тюрьму.

Нокс знал, что она сделает.

– Я сообщу им, что ты продался, и предоставлю самим разбираться с тобой.

В этом он не сомневался.

Поэтому изготовил оружие, доставил его в Нью-Йорк, потом дал Карбонель по ее требованию карточки-ключи от обеих комнат. Она велела ему проводить операцию, как планировалось, безостановочно.

Это вызвало у него любопытство.

– Президент едва уцелел, – сказал он ей. – Я не знал, хочешь ты его смерти или нет. Тот парень, что появился в окне, твой?

– Неожиданное осложнение, но оно дало результат. Со Скоттом Парроттом ты сработал отлично.

Парротта он убил только потому, что капитаны ждали этого от своего квартирмейстера. Предательство не прощалось. Иное поведение оказалось бы подозрительным.

– Ты легко сдала его, – сказал он Карбонель.

– Предпочел бы ты еще одного живого свидетеля, способного выдать тебя?

Нет. Не предпочел бы. Это была еще одна причина убийства.

– Ты хотела убить меня в Нью-Йорке?

Карбонель засмеялась.

– И не думала. Это было одолжением тебе от меня. На тот случай, если бы ты почему-то не прикончил Парротта.

Нокс не понял.

Она сказала:

– Скрыть тот факт, что ты предаешь своих, было лучше, чем подвергнуть твою жизнь опасности, от которой тебе удалось спастись.

– Значит, все это было представлением?

– Со стороны агентов нет. Они знали только, что тебя нужно задержать. Но я была уверена, что ты сможешь постоять за себя.

– Значит, ими ты тоже пожертвовала? Ты хоть немного думаешь о людях, которые работают на тебя?

Она пожала плечами.

– У них было численное преимущество. Пятеро против одного. Не моя вина, что они оплошали.

Черт бы ее побрал. Во всем этом не было необходимости.

Или была?

Действительно, оба инцидента представляли для него превосходное прикрытие.