Орхидея в мотоциклетном шлеме (сборник) - Дмитрий Лекух

Он еще больше обижается.

— Опять, — говорит, — ты меня моими деньгами укоряешь. Я их, между прочим, честно заработал.

— Угу, — хмыкаю, — конечно, честно. Кто б спорил. Откуда у честного чиновника нечестные деньги? Сколько раз, интересно, я тебе еще говорить должен, что мне все твои «баблосы» и «лавандосы», а также способы их добычи и растрачивания абсолютно параллельны и фиолетовы?! Взрослый уже мальчик, вроде, а таких элементарных вещей понять не можешь…

Он уже — откровенно багровеет.

Положение спасает только вовремя появившаяся официантка.

Мы с Машкой диктуем ей заказ, я прошу повторить кружку светлого пива, она кивает и уходит.

А он за это время немного подуспокаивается.

— Ну, — спрашивает, — и какие дальнейшие планы на сегодняшний вечер, господа присяжные заседатели?!

— У меня дела, — быстро говорит Машка, я даже рта не успеваю раскрыть. — Съемки, сам понимаешь. Сейчас быстренько перекушу и вас оставлю. Димка в курсе…

Мне остается только головой покивать, увы.

Предательница…

— А у тебя как?! — с надеждой смотрит Паша в мою сторону.

Угу.

Разбежался.

— У меня тоже встреча, — вздыхаю почти натурально. — Только немного попозже. Так что успеем с тобой поболтать маленько…

Он расстраивается.

— Ну вот, — говорит, — так давно не виделись…

И машет рукой с такой безнадежностью, что еще немного, и я почувствую себя по-настоящему виноватым.

Надо держать себя в руках, думаю.

Он же на это и рассчитывает…

— Ну, извини, — развожу руками. — Ты так стремительно появился, что планы на вечер просто невозможно поменять было…

— А, — смотрит вопросительно, — может, все-таки попробуете?! Ну, в смысле, дела все отменить к такой-то матери. Завалимся куда-нибудь в клубешник, потанцуем, потрындим, музычку послушаем?!

Мы, не сговариваясь, отрицательно мотаем головами.

— Извини, старичок. Никак не получается…

А тут и официантка с ужином.

И опять вовремя, думаю…

Сосредотачиваемся на еде, увлеченно двигаем челюстями.

Хоть пожрать нормально, если вечер все равно безнадежно испорчен.

Потом Машка залпом проглатывает чашку зеленого чая и чмокает меня в щеку.

— Ну, ладно, я побежала. Пока, мальчики…

Я заказываю стакан белого сливового вина со льдом, зеленое мороженое, кофе и прошу принести счет.

— Ну, ладно Машка, — опять вздыхает Паша. — У нее, наверняка, и вправду съемки хрен отменишь. Куча людей задействовано, то да се. Но ты-то куда рвешься?! От бизнеса ты вроде как отошел. Какие встречи могут быть поздним вечером в преддверии уикенда?

Жму плечами, закуриваю.

— Встречи, — вру и не краснею, — разные, Паш, бывают. Да и от бизнеса я, как ты понимаешь, пока что не совсем отошел. Хоть и рад бы. Но не получается.

Он чешет переносицу, кривит полные, породистые губы, приглаживает ладонью непокорные волосы.

— Я вообще тебя, — говорит задумчиво, — честно говоря, понять не могу в последнее время. Успешный бизнесмен, не последний на рынке человек. И на хрен тебе все это нужно?!

— Ты, — спрашиваю осторожно, — что имеешь в виду-то, а, Паш?

— Да ладно, — машет рукой. — Тоже мне, секрет Полишинеля. Все, кому надо, знают, что ты книжки писать пытаешься. Говорят, даже про фанатов что-то такое уже издал, муть какую-то. Решил вспомнить, что ли, что Литинститут заканчивал?! Так когда это было-то, а, старый? Миллион лет уже прошло. И не западло тебе, спрашивается, человеку «в уровень», как салаге сопливому по редакциям ошиваться? Или тебе лавры городского сумасшедшего покоя не дают? Типа, подайте копеечку юродивому, нельзя молиться за царя-ирода… Так, что ли?!

Я зверею.

Медленно, заставляя себя сосредоточиться на дымящемся кончике, тушу сигарету в пепельнице.

Делаю вдох-выдох.

Потом еще раз.

И еще.

Так.

Руки вроде уже не трясутся.

А если и трясутся, то не очень заметно…

Достаю из пачки следующую сигарету, прикуриваю, разгоняя лезущий в глаза дым ладонью.

— Я, — говорю, — Паш, человек достаточно трезвомыслящий. И не сильно самонадеянный. И, соответственно, вполне отдаю себе отчет в том, что когда я сдохну, все, что от меня останется, — это, в лучшем случае, пара томиков рассказов, пылящихся где-то в самом дальнем углу книжной полки провинциальной библиотеки. Согласен, это очень и очень мало. Вот только от тебя-то, мой дорогой друг, и этого не останется…

— А ты что, меня судишь?! — взвивается.

— Не сужу, — вздыхаю. — Не мое это, Паш, дело. Да и полномочий тебя судить, извини, у меня некоторым образом недостаточно. Так что — живи. Копти небо свежекупленным «Кайеном». И вообще — будь…

Достал бумажник, отсчитал пять тысячерублевых купюр.

Достаточно, думаю.

На большее мы с Машкой вряд ли наели, я этот ресторанчик знаю хорошо, и уровень цен тоже представляю.

Так, навскидку.

— Ладно, — говорю, — пока. Пора мне. Ты извини, если что не так…

И ушел, оставив его неприкаянно разглядывавшим забытый Машкой букетик подаренных кроваво-красных гвоздик.

А наутро мне позвонила его сестра и сказала, что этот мудак застрелился.

Принял душ, тщательно побрился, надел свой лучший темно-серый костюм, белую сорочку.

Повязал небрежным узлом свой любимый стального цвета галстук.

Налил в тяжелый бокал на два пальца густого коричневого коньяка.

Выпил половину.

Остатки залил в ствол.

И пустил себе в рот тяжелую пулю из франтовской хромированной «Беретты», которой не раз хвастался.

Он при жизни всегда и во всем предпочитал — только самое лучшее…

Лерка, его сестра, плакала и звала на похороны.

А я положил внезапно ставшую тяжеленной плоскую коробочку мобильного телефона на стол и задумался.

Жалко мне его, думаю?

Да, конечно, жалко!

И его, и Лерку, и Машку.

И — даже себя.

Ощутившего, наконец-то, каково это — оказаться последней сволочью.

Всех жалко.

Даже тех, кто не имеет ко всей этой безобразной истории — ну, ровным счетом никакого отношения.

Всех.

Толку-то…

Совершенный ноль.

И даже — без палочки…

Орхидея в мотоциклетном шлеме

К нам ее притащил кто-то из рок-н-рольщиков.

Вернее — она сама притащилась за ними из Питера.

Приехала снимать концерт, да так и застряла в Москве, довольно быстро найдя работу по специальности.

Сняла маленькую квартирку на Новослободской, завела себе скотч-терьера и стала носиться по Москве, пугая столичных обывателей своей питерской бледностью, черной кожаной «косухой» и гигантским для такого хрупкого тела хромированным «Харлеем» с кучей всяческих прибамбасин, от каждой из которых сразу же и навсегда сойдет с ума любой продвинутый байкер.

А чего бы ей, спрашивается, не найти работу?!

Фотографу с именем, безукоризненно владеющему техникой как репортажной, так и постановочной съемки, будет рада любая редакция.

А если этот фотограф еще и более чем симпатичная и при этом весьма колоритная барышня — так тем более.

Ну, а проблему свободного времени — если такая у нее и была когда-то при ее-то образе жизни — она решила легко и просто — раз и навсегда, просто зайдя следом за рокерами в наш паб и сняв тяжелый мотоциклетный шлем.

Парни, по-моему, даже привстали.

Такая улыбка и такой водопад густых и светлых северных волос в наших краях — не то что редкость.

Можно сказать — экзотика.

А когда они еще к тому же свободной волной ложатся на хрупкие, точеные плечи, обтянутые грубой черной кожей косухи…

Звали это питерское чудо, естественно, — Крис.

Кристина.

Почему, спрашиваете, естественно?

А просто ни одно другое имя ей и близко не подходило.

Так сказать, идеальное сочетание формы и содержания…

Наши барышни ее тут же возненавидели.

Особенно — Нелька.

Ну, еще бы…

А она, в общем-то, не особо стремилась завоевать их симпатию. И общаться с ними, кстати, тоже совершенно не хотела, милостиво сделав одно-единственное исключение для моей жены, которая была ей интересна чисто с профессиональной точки зрения.

Фотохудожник и режиссер поймут друг друга всегда, особенно если им нечего делить ни по работе, ни по жизни.

Им — нечего было.

Работа у них даже в деталях не совпадала, ну, а я — как одна из составляющих личной жизни — не знаю уж, как для Крис, а для собственной жены к тому времени уже давно был совершенно и радикально не интересен.

Так уж сложилось, что тут поделаешь.

Единственное, кстати, что Машку в Крис по-настоящему бесило, так это то, что их взгляды на мою скромную персону — ну, совершенно не совпадали. Из всей нашей компании Кристина почему-то больше всего любила общаться со мной и с Русланычем.