Шаманский Лес - Владимир Серкин

— В моем представлении шаман — это не только тот человек, который лечит. Шаман — может быть синонимом слова колдун. То есть тот, который держит и берет на себя всю духовную жизнь своего племени.

— Я поясню. Шаманизм — это наиболее древняя из известных нам форм религии в истории человечества. Памятники шаманизму сохранились с тех пор, когда ни о какой развитой религии говорить не приходилось. Потом религии развивались и приобрели что-то новое по сравнению с шаманизмом. Но в то же время по религиям идет такое разделение мира: есть неверные, а есть — правильные. В этом смысле шаманизм был интегральным учением, объединяющим все, а религии усилили частное, но потеряли общее. Для меня шаман — это человек, который это общее держит, понимает, живет в этом. В то время как религии держат только часть целого.

— Что шаман думает про отношения мужчины и женщины? Вы в книге ему задаете вопрос: "Где твоя любимая женщина?", он отвечает: "Она всегда со мной". Поясните это.

— Это тоже я не описывал. Чувство любви между мужчиной и женщиной создает обоюдную энергетику. Это знакомо многим. Мои знакомые старые люди говорят: "Пока мы вдвоем, нам не страшно, мы себя хорошо чувствуем. Но мы боимся, что кто-то из нас умрет раньше, и тогда второй быстро разрушится". Почему? Потому что создали совместное целое. А когда шаман говорит про любимую: "Она здесь", он имеет в виду, что совместное целое сохраняется. Он с ней общается. Она с ним тоже. Хотя он это не афиширует, но я так это понимаю.

— Как повлиял шаман на вашу личную жизнь, на работу?

— Отношения с близкими, с родней стали душевнее. В работе я в некоторых аспектах стал мягче, а в некоторых — жестче. Я заведующий кафедрой, всегда чувствовал ответственность за людей. Я им помогал без разбора и прощал без разбора. Через несколько лет после общения с шаманом я перестал это делать, потому что помощь и прощение без разбора не растят человека, а развращают. Хотя я и прежде это знал, но до конца это понял, именно общаясь с шаманом.

Я стал думать о том, чтобы отношения со мной вели человека не столько к материальному благополучию, сколько к душевному. У меня сменился набор студентов, которые пишут дипломные и курсовые. Потому что я, как завкафедрой, наверное, больше всех из преподавателей демонстрировал успех, насколько вообще для студента может быть успешен преподаватель или ученый. И ко мне шла такая категория студентов — старательные, хорошие, но при этом желающие научиться какому-то социальному успеху. Сейчас наряду с ними ко мне идут студенты, которые хотят развивать свою душу. И я сам стал их выделять и внимательнее к ним относиться.

— То есть, гуру и ученики?

— Нет, преподаватель не может и не должен быть гуру. Я всегда говорю студентам, что ваша первая задача после диплома — это психологически от нас освободиться.

— Почему северные народы в своей книге вы называете эвелнами? Я вообще не слышала о такой народности, вот про эвенков знаю.

— Это — собирательный образ. Есть эвены, есть эвенки, а эвелнов нет. Это как в "Земле Санникова" — ангелоны. В первом издании я писал эвены, но когда вышла книга, то чукчи, коряки говорят: "Это ж ты про нас писал, а почему ты нас назвал эвенами?" Ну и со второго издания я стал писать эвелны, чтобы никто не обижался.

— Вы много времени проводите в лесу. Мне про вас рассказывали, что вы ходите через лес к океану, посмотреть на него. Идете сутками, по грудь в снегу, спите в землянке, топите там печку. При любой минусовой температуре. И еще студентов с собой берете. Никто из вас не болеет?

— Если человек сильно болеет, он не идет. А если немного, то сходит и придет здоровым.

— При какой температуре вы купаетесь в океане?

— Купаюсь, если есть вода в океане и она не замерзает. Минус два-три градуса. Если человек в такой воде находится дольше четырех минут, он не выживает, перемерзает спинной мозг. Я просто окунаюсь.

— Считается, что в нашей жизни ничего просто так не бывает. Зачем вам была дана эта встреча с шаманом? Шаман искал ученика и транслятора?

— Вопрос есть, я еще не продумал на него ответ, а надо бы. Шаман отличается от обычного человека как раз тем, что, приобретая новое знание, он не забывает старое. В этом смысле он энциклопедичен. Ведь в чем заключается процесс старения с точки зрения памяти? Мы, получая высшее образование, забываем большую часть школьных знаний. Идем на работу, забываем то, чему учили в вузе. Идем на другую, приобретаем новый опыт, теряем то, что было на старой работе. Когда человек начинает терять больше, чем приобретать, это уже старение. Шаман для меня уникален тем, что он ничего не теряет: ни опыт, ни знания.

Он еще помнит эсеров. Советская власть не сразу взялась всех расстреливать. Первое время они по царскому методу пытались всех ссылать подальше, а потом, когда обострилась гражданская война и классовая борьба, принялись за жесткие репрессии. Он помнит эти периоды. Учился он в Уссурийске, в артиллерийском училище, — и это он хорошо помнит. И чему учили, помнит. В Хабаровске, в медицинском, учился — тоже все в памяти. На Северном флоте служил. Интересно рассказывает, как очень долго он стоял в группировке войск на Северном Кавказе. Война шла, а они в полной боеготовности стояли и ждали, вдруг Турция нападет. А наших людей на фронте не хватало. И он все это не теряет.

— Шаман действительно настолько самодостаточен? Есть ли у него чувство одиночества?

— Это не передать. У нас в языке терминов нет. Он настолько хорошо и сильно связан с окружающим миром, что неодинок и не кажется одиноким. Он в этом смысле постоянно растворен не только в окружающей местности, а, возможно, и в более широком мире. Поэтому он никак не одинок. Он переключен на другой уровень коммуникации. Ему достаточно интересно и с людьми, и с животными.

— К шаману приезжают издалека?

— Нет, не приезжают. Книжка-то вышла с условием, что я ее издам после его отъезда. Я это условие выполнил, так что к нему никак не доберешься. Ко мне и раньше приходили и знахари, и целители. И даже появлялись люди, которые выдавали себя за шамана. Университет-то один, кафедра психологии — одна. А я — человек естественно-научной ориентации и всех этих экстрасенсов в Магадане критиковал, гонял. К 1997 году я уже пришел к твердому убеждению, что все они — жулики и шарлатаны. Пока шамана не встретил.

— Вы, отвечая на мои вопросы, говорите про то, что вы не написали. Может быть, хотите сделать еще одно издание?

— Да, я вам рассказал некоторые вещи, которые не написал. Могу еще. Например, не выходя из своей землянки, по изменениям бубна шаман может многое рассказывать о том, что происходит вокруг. Бубен — это весьма непростая вещь, когда он на своем месте. Мне грустно, что многое невозможно передать — ни языковых средств не хватает, ни других. Занимаясь психосемантикой, психолингвистикой, я прекрасно понимаю, как нарисовать семантическое поле, лингвистическую структуру построить. А что говорить о других людях — трудно все объяснять и понимать.

— Было бы желание, и можно любую идею проповедовать.

— Я и не выступаю как проповедник. Я описываю как свидетель. У меня все эти записи лежат в большом ящике из-под телевизора. Две трети ящика. Я их вытаскиваю, когда есть свободное время, каждую неделю, еще что-нибудь напишу. Хочу написать книжку "Шаман в городе", потому что шаман овладел компьютером и ушел в город на какое-то время.

— А если с ним не встретитесь больше?

— Он достаточно много рассказывал о городской жизни и своем отношении к ней. Есть что написать. Но пока лучше пишется другое.

— Почему книга называется "Хохот шамана"?

— Потому что у меня первое время выписался такой образ иронического наблюдателя за мной, за нами. Такой вот хохоток в веках. Сначала у меня его образ был демонизирован — мол, он сидит несколько веков и наблюдает за нами, похохатывает. Потом я отказался от этого. Но, очевидно, первый образ остался и вошел в название. Шамана все представляют как мрачную личность, которая гортанным голосом что-то поет в засаленном чуме, в грязной комлейке, прыгает у костра с сажей и стучит в бубен. И ни о каком юморе речь не идет. А этот человек очень ироничный, веселый. И у меня много раз болел живот от смеха при общении с ним. Так что для меня было очень большой проблемой, как это передать.

— В том, что я прочитала, философии много, а юмора — не очень.

— У шамана своеобразное чувство юмора. Помните, я описываю, как я пришел к нему, пожаловался на аллергию, а он заставил меня прыгать. Суть процесса — от движения кровь разгоняется. Аллергия проходит. Я прыгал, а он улыбался. Но на это не обижаешься — ведь помогает же! И он меня учил и дело делать, и развлекаться: одно другому не мешает. Он считает, что этому полезно научиться не только мне, но и всем людям.