Хозяин восьми морей: Бессмертная Легенда - Элиан Тарс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Урсула посмотрела на меня с лёгким удивлением. На самом деле я уже успел ей рассказать, что имел очень откровенный разговор с матушкой. И извинился за то, что поделился общей тайной с матерью. Тогда, когда я говорил с мамой, чувства взяли верх над осторожностью…
Урсула меня поняла и не стала злиться, лишь трижды уточнила «точно ли мадам Джонсон сохранит тайну в тайне?» Один раз она даже добавила: «или поступит, как ты»?
Но в конце концов, все точки над «ё» были расставлены. А я даже себя поймал на мысли, что было бы любопытно заглянуть в голову Урсуле, чтобы понять, как именно она воспринимает мою мать. Ведь для Урсулы я именно Тайон. Но Тайон, который получил все воспоминания и чувства Леона Джонсона.
Вероятно, для себя Урсула просто определила, что у меня два отца и две матери. Кровные и духовные — Тереза Джонсон да Александр Лаграндж.
Вернувшись из своих размышлений в бедную комнату, я улыбнулся девушке и медленно кивнул.
Её облик менялся плавно и красиво. И вот когда рядом со мной на стареньком диванчике сидела высокая, стройная алти с роскошными золотыми локонами и оранжевыми глазами, мама ахнула и приложила ладони к щекам:
— Вы так хорошо смотритесь вместе!
Обратная трансформация произошла мгновенно, и вот уже Улла вновь в облике Урсулы медленно пьёт чай, а мама глядит на нас и хихикает.
Я встал. Женщины удивлённо уставились на меня.
— Ладно, поехали уже.
Мама тоже резко поднялась на ноги и напряглась. Затем решительно посмотрела на меня.
— Спрошу, последний раз… Ты уверен?
Я тяжело вздохнул и покачал головой:
— К чему теперь-то спрашивать? Я уже выкупил и отремонтировал наш старый особняк.
— И всё же будет странно, если в доме Теодора Лагранджа будет жить Тереза Джонсон, — пробормотала мама.
— Ты вроде была не против?
— Я не против, но…
— Что люди скажут?
— Да, — сокрушённо вздохнула она.
Я снова усмехнулся и сказал:
— С каких пор тебя, мать Хозяина Морей, заинтересовали такие мелочи?
Она вскинула голову. Горделиво улыбнувшись, матушка произнесла:
— И в самом деле! Чего это я! Леон, доченька, поехали в наш новый дом!
Глава 15
Лудестию провожали в плавание громко и весело, всем городом. Жители Торвиля наперебой желали нам удачного похода, воспевали наши подвиги, кидали в корабль цветы.
Просто махали руками и улыбались.
Приятно как в старые добрые времена. А в первых рядах на пристани стояли наши родные — мама, дель Ромберг-старшая, Александр Лаграндж, де Липшеки…
— Мы прям герои! — глядя на всё это великолепие проговорил Гарри Разноус.
— А как иначе, — хохотнул Берг. — Посмотри на всю эту эскадру, — он указал на корабли, стоящие в заливе. — Горожане сейчас себя чувствуют в безопасности! А это очень, знаешь ли, способствует хорошему настроению. А сколько мы денег пожертвовали? А сколько пива бесплатно наливали?
— Ну пиво-то да… — покивал один из матросов.
— Балбесы вы, — добродушно усмехнулся Кевин Рассел. — Не в деньгах дело, не в кораблях, и даже не в пиве. Дело в Лудестии и её капитане. Которые, считай, на глазах у всего острова совершили выдающийся подвиг. Как в старые добрые времена… Жители Торвиля благоволят Лудестии и ее капитану. Как, впрочем, жители многих городов в разных морях.
Мы отошли от Буна. Погодка была отличная, я стоял за штурвалом. Рядом со мной на стуле сидела Урсула. Она в очередной раз пыталась прочесть письмо на неведомом нам языке. То самое, что я нашёл в судовом журнале Барта Робертса. Причём ни от кого письмо, ни кому его нужно передать, в журнале не значилось. Эти сведения, вероятно, оказались настолько ценными, что Робертсу запретили предавать их бумаге.
Буквы в письме были похожи на буквы алти, но ни Нассийя, ни Урсула прочесть их не смогли. Правда, Урсула попросила оставить ей письмо. Я согласился.
— Всё так же, — вздохнула девушка. — Мне кажется, я угадываю часть слов. Мне кажется, будто говорится о Восьмом Сумеречном Море. Но… Без понятия, — вздохнула она. — Проклятье! Что лунным нужно было в нашем Море?
Послышался звук мягких шагов, и Урсула быстро убрала письмо в карман камзола.
— Не помешаю? — поднявшись на шканцы, с улыбкой поинтересовалась Марси.
— Нет, — отозвался я.
— Славно. Я… — она замялась. Урсула с любопытством посмотрела на девушку.
— Говори уже, — хмыкнул я. — Все свои.
— Я хотела поблагодарить за то, что ты перевёз бабушку из старого дома! — выпалила она. — Я тоже ей много раз предлагала, но она отказывалась! А у тебя… у тебя получилось! Спасибо!
Марси склонилась в поклоне.
Неожиданно Урсула поднялась с места и, подойдя, обняла её за плечи.
— Ты очень добрый и солнечный человек, Марселла, — проговорила она. — Прости, что сразу не замечала этого и думала о тебе плохо.
— Эм… нет… что ты… — опешила Марси. — Всё хорошо.
— Порой странные чувства затмевают разум и сердце, как тучи Солнце, — изрекла Урсула. — Прости за это.
— Я… ну… — продолжала изумлённо бормотать Марси.
Усмехнувшись, я произнёс:
— Скажи уже, что принимаешь извинения и не в обиде.
Марси глянула на меня, затем кивнув, снова перевела взгляд на Урсулу и повторила мои слова.
— Отрадно слышать, — проговорила девушка-алти. — А что насчёт твоих слов — не кручинься, Тайон благословлён Солнцем и притягивает людей. Так что не стоит переживать, что ему удалось убедить матушку переехать, а тебе нет.
— Ну… да, — мило улыбнулась Марси, а затем встрепенулась и переспросила: — Матушку?
Урсула изумлённо замерла и начала вертеть головой в поисках поддержки. Ну что за человек? Зачем, спрашивается, лезла?
— Марси, ты ведь уже знаешь, что твоя бабушка ко мне хорошо относится, — начал я, и Марселла кивнула. — Она… Видит во мне копию твоего отца. Эдакого второго Леона Джонсона. И иногда зовёт меня сыном. Ну а я в такие моменты её «матушкой». Вот Урсула и подхватила. Но ты, прошу тебя, не смей звать меня отцом, — я хохотнул, а затем тепло посмотрел на неё. — Это будет странно. Я твой друг и капитан.
Выслушав меня, Марси расплылась в довольной улыбке и кивнула:
— Хорошо. Спасибо вам, ребята. Бабушка сейчас выглядит куда счастливее и добрее, чем раньше. А ещё… — Марси смутилась, но всё же продолжила: — А ещё она назвала меня «внучкой». Наконец-то! И даже сказала, что, может быть, придёт на мою свадьбу.
Так, стоп, свадьбу? О чём это моя дочура говорит?
— Ты выходишь замуж, Марселла? — оживилась Урсула. — За Шона де Липшека?
— Чего это сразу за Шона? — покраснела девушка.
— А за кого? — ещё сильнее опешил я, даже штурвал бросил, чтобы подойди ближе.
Мы так накинулись на Марси, что она изумлённо отступила назад:
— Ни за кого я не выхожу! — выпалила она.
— Но предложения были? — с азартом спросила Урсула.
— Да не было у меня никаких предложений! — едва ли не во весь голос прокричала Марси.
Урсула замерла, корабль тряхнуло, и я поспешил вернуться к штурвалу.
— Эм, и снова извини, — произнесла алти. — Неловко вышло. Но ты не плачь и не отчаивайся. Такой юной и красивой девушке ещё сделают предложение.
— Да не жду я никаких предложений! — Марси аж ногой топнула. — Я ходить по морям хочу! Новые земли открывать! А не вот это вот… о чем ты говоришь! Про свадьбу бабушка так сказала. Для примера! Всё, ладно! Пойду матросов готовить ко входу в Сумрак!
И быстро топоча каблучками, оставила нас наедине.
Урсула проследила за ней взглядом и повернулась ко мне. На её лице отчётливо читался исследовательский интерес.
— Тайон, вопрос замужества стоит особо остро для юных цивилок? — спросила она.
— Как видишь, — усмехнулся я.
— Хм… — задумчиво протянула девушка. — И как цивилы тогда смогли дойти до проблемы перенаселения?
* * *
Первое Сумеречное Море. Метрополия. Стольный город Илизия — столица Виктории.
Высокий статный мужчина в очках, с ухоженными седыми усами сидел за рабочим столом и читал отчёты.
И внешний вид этого мужчины, и убранство кабинета, да и вообще дворец в столице можно было бы описать одним словом «идеально».
В Метрополии всё давным-давно идеально. Никаких бед, бедствий и бедности. Даже морские охотники обходили Метрополию стороной. Большую их часть в местных водах давно истребили. За столько-то лет! А залётных одиночек или небольшие стаи без труда изничтожают команды патрульных кораблей.
— Значит, не только Вице-Премьер Барбаросса пострадал от рук этого юного бандита, — проговорил мужчина с идеальными усами.
Это был восьмидесяти шестилетний,