Мы воевали на Ли-2 - Николай Горностаев

Скуднов прибыл в полк в июле 1942 года. Он отлично воевал под Сталинградом, на Северном Кавказе. Вместе с ним я четыре ночи летал к партизанам Крыма доставляя грузы и боеприпасы. Он и в последнем полете прорвался к Унече, выполнил боевое задание. Доложил об этом на КП полка, а через три минуты связь оборвалась — самолет был сбит зенитками.

Неприкаянно смотрят в небо Ковалев и Ляпунов, бесцельно бродят по стоянке. Где найти слова, чтобы сказать им, что чуда не будет. А они в него верят…

От тягостных раздумий отвлек пропагандист эскадрильи техник В. Т. Милюков. Он вернулся с КП полка и принес весть о том, что, по сообщению Совинформбюро, сегодня утром, 5 июля, фашистские войска перешли в наступление на направлениях Орел — Курск и Белгород — Курск. Враг бросил в сражение крупные силы. Тяжелые бои развернулись по всему фронту,

— Похоже, здесь новый Сталинград начинается, — Мрачно завершил свой рассказ Милюков.

К вечеру полк получил приказ нанести удар по сосредоточению живой силы, танков, самоходных орудий и другой военной техники врага в районе железнодорожной станции Глазуновка, в трех десятках километров южнее Орла, откуда гитлеровцы пытались прорваться в направлении Понырей.

— Ведущими групп пойдут Савонов, Владимирцев, Ширинкин, Ваканья, — подвел итог предполетного разбора Б. П. Осипчук. — Думаю, эта битва будет главной битвой нынешнего лета. Вы видели, сколько техники и людей Гитлер притащил в эти края. Так что без работы не останемся.

Когда экипажи вернулись после первого вылета, командир нашей второй эскадрильи майор И. Н. Владимирцев сказал, выйдя из Ли-2:

— Ад там, Коля, сущий ад. Такого мы еще не видели.

В ту ночь и в последующие полк сделал по два боевых вылета. На третьи сутки битвы положение сложилось настолько напряженным, что, несмотря на дождь и сильные грозы, 16 экипажей получили приказ разбить с воздуха скопление войск и танков врага на передовой в направлении Понырей. Поскольку лететь нужно было недалеко, топлива брали мало, бомб — фугасных и осколочных — как говорится, под завязку. Все экипажи вернулись домой, за исключением Ли-2 А. Л. Велданова. Он был подбит истребителем, но Велданову удалось перетянуть через линию фронта и посадить поврежденную машину на лес.

Еще две ночи подряд полк бомбил узлы сопротивления врага в полосе Брянского фронта — Дудино и Жуковку, потом походные колонны резервов, шедшие из Орла, танки в Волхове. 18 июля 14 экипажей бомбили эшелоны врага в Навле, затем Орел, Моховое… В этих пилотах был подбит и загорелся самолет старшего лейтенанта Ф. В. Спицина. Экипаж выбросился с парашютами, но штурман Я. А. Гольдман погиб. Там же, на станцией Моховой, сбили самолет лейтенанта М. И. Бокача; экипаж погиб.

20 июля после бомбардировки Орла был сбит и погиб экипаж заместителя командира первой эскадрильи старшего лейтенанта В. Т. Осадчего…

Погиб, погиб… Слово какое жестокое! А ведь Миша Бокач в свою смерть не верил. Весельчак и балагур, он был рожден для жизни. Прошел через такие огни и воды, что нам и впрямь порой казалось, что он заколдован. Оказалось, нет.

Навсегда вместе с ним ушел в небо летчик-инструктор Владимир Тимофеевич Осадчий. В полку он летал с первых дней его создания, совершил 278 боевых вылетов. Скромный, неспешный в движениях, он был люби нем у молодых летчиков, которых вводил в строй.

Карачев, Михайловская, Севск… Длинные жаркие дни, короткие тревожные ночи, наполненные разрыва зенитных снарядов, светом прожекторов, опасностью атак ночных истребителей, пожарищами внизу и огненными следами уходящих к земле сбитых Ли-2 старше лейтенанта Г. М. Глазкова, лейтенанта В. А. Казенов.

Не знаю, по каким законам, но нечеловеческое напряжение, которое испытывали на передовой наши бойцы, передавалось и нам. Мы жили в той же тревоге и судьбу битвы. По двое-трое суток почти не смыкали глаз, встречая и провожая в бой самолеты. Горела земля, горело небо, и в этом огне один за другим исчезали наши товарищи. А потом даже природа пришла в ужас от того, что творилось на Курской дуге.

23 июля во второй половине дня, когда самолеты уже были готовы к ночным полетам, тяжелая черная туча с запада заволокла небо. Прошумел, взметнул пыль и затих ветер. А потом рванулся на аэродром, словно из засады, и под проливным дождем стал ломать и корежить самолеты. Порывы его неслись со скоростью 30–40 метров в секунду. В полку объявили боевую тревогу, и все бросились спасать машины.

Ветер разворачивал и стаскивал их со стоянок, ломал кронштейны рулей управления. Один Ли-2 штормовой порыв перебросил через кювет на шоссе. Десять машин вышли из строя. Трое суток без сна и отдыха весь инженерно-технический состав вместе с ремонтной бригадой из ПАРМ-10 под руководством Н. С. Фомина ремонтировал рули, разрушенные узлы заменял новыми, проверял системы управления Ли-2. И вернул их в строй. А через день после этой напряженной и тяжелой работ летчику лейтенанту Куприянову и мне приказали вылететь в Монино и получить для полка шесть новых Ли 2.

Они стояли далеко в углу большого летного поля у опушки леса. Такие же чистенькие, зеленые, как листики берез. Я с грустью смотрел на эти мирные машины, которым предстояло вскоре тоже идти в бой, как и их предшественникам. И кто знает, какая судьба им уготована. Времени на проверку документации, опробование систем и моторов на всех режимах нам потребовалось немного. Куприянов с бортмехаником-стажером и радистом на первом новеньком Ли-2 тут же вылетел на свой аэродром. А я, чтобы не терять времени впустую, решил перегнать оставшиеся пять машин поближе к старту. За работой не заметил, что дело идет к вечеру и начинаются боевые вылеты. Спохватился лишь тогда, когда увидел, что могу помешать на взлете бомбардировщику. Но спешка делу не подмога. На развороте машину занесло, и левое колесо, сойдя с рулежной дорожки, попало в плохо засыпанную воронку от бомбы. Самолет накренился и встал. Я выключил моторы и вышел, оценил обстановку и решил, что нужно прокопать пологий выход из воронки для колеса. Вскоре я вырулил из ямы, отрулил Ли-2 на стоянку. Когда вышел из самолета, ко мне подошла командир 101-го авиаполка Герой Советского Союза Валентина Степановна Гризодубова. В ее взгляде приветливого было мало:

— Кто вы такой и кто вам разрешил перегонять самолеты на другую стоянку, да еще во время взлета бомбардировщиков?

Я назвал себя, начал было оправдываться, но она коротко приказала: «Я — Гризодубова. Передайте Осипчуку, что я объявляю вам замечание за нарушение правил рулежки самолетов».

И ушла. Не очень-то приятное знакомство со знаменитой летчицей. Но что поделаешь? Самолеты в полк я перегнал вместе с добавкой — замечанием Гризодубовой.