Большая игра. Война СССР в Афганистане - Грегори Фейфер

И вот теперь самому Полякову пришлось задуматься над тем, как остаться в живых. После нескольких минут под огнем, он и его бойцы поняли, что моджахеды в конечном счете подстрелят их сверху. Их единственная надежда состояла в том, чтобы вскарабкаться на скалистый склон горы и самим атаковать обстреливавших их мятежников. Они медленно взобрались на склон — и не нашли там никого. Афганцы избежали столкновения с ними очень просто, перебазировавшись еще выше по склону. На рассвете возглавляемая Поляковым группа спустилась вниз. Взошло солнце, осветив тела тех, кто остался в долине — приблизительно двадцать пять человек. Все они были убиты.

Бой разгорелся около селения Руха, на полпути к верховьям долины. Позже, когда мятежники обстреляли батальон Полякова со стороны селения, советские войска открыли по нему ответный огонь, уничтожив несколько домов. Поскольку определить точное местоположение врага было невозможно, танки вели беспорядочный огонь, в том числе и по домам, скорее для тренировки, чем с какой-то определенной целью. Затем колонна продвинулась к другому селу, где дети и старики вышли посмотреть на приближающиеся машины. В то время как некоторые солдаты раздавали часть своих пайков самым бедным из них, другие были заняты поисками группировки моджахедов. У одного из жителей, мужчины, которому на вид было около тридцати лет, они нашли горсть пуль. Его арестовали и приказали, чтобы он нес тяжелый груз боеприпасов вверх по склону. Когда колонна достигла вершины, его расстреляли.

Чтобы выкурить моджахедов из укрытий, батальону Полякова пришлось оставить свои бронетранспортеры и подняться по горной тропе вдоль одного из склонов долины. В то время как передовая команда выдвинулась вперед на разведку, остальные разделились на две группы. Поляков вел вторую. Крайне трудный подъем неожиданно вымотал его гораздо больше, чем других. В результате он скоро оказался позади остальных вместе с двумя солдатами, которые помогали ему нести автомат. Они останавливались передохнуть каждые пятнадцать минут, и солдатам приходилось будить Полякова, когда он засыпал. Он слишком устал, даже чтобы беспокоиться о том, как в таком состоянии он пойдет в бой. К счастью, его группа не обнаружила никаких врагов, и батальон на следующий день вернулся назад в долину.

Первоначальный оптимизм лейтенанта от вторжения превращался в горечь. Неужели их послали сюда как пушечное мясо? Героическая борьба, которую он представлял себе, оказалась просто резней. Горстка вражеских снайперов могла остановить целую колонну. Что же касается разгрома моджахедов, то его батальон всего лишь предпринял марш от одного конца Панджшерской долины до другого и обратно.

При такой поверхностной стратегии на всех уровнях и столь же небрежной координации действий между отдельными подразделениями, боевые действия носили, в основном, оборонительный характер, и инициатива оставалась в руках противника. Даже простейшие тактические решения надо было принимать в штабе, и требовались часы, чтобы их получить. Главным советским преимуществом было подавляющее превосходство в воздухе, но оно почти не использовалось, чтобы оказать осязаемую помощь солдатам. Они знали лишь то, что вокруг враг, посылающий в них несущие смерть пули и снаряды. Поляков так и не мог понять, почему взаимодействие между военно-воздушными и сухопутными силами не было организовано. Так что, ни он, ни его солдаты почти ничего не знали о том, каковы же их непосредственные цели. Та подготовка, которую они прошли в полях и лесах Европы, противостоя условному противнику, имевшему аналогичную подготовку и организацию и вооруженному такими же танками и самолетами, мало помогала в борьбе против партизанских отрядов в пустынной или горной местности.

Узнать местонахождение противника было почти невозможно. Скрываясь в пещерах и за валунами высоко в горах, повстанцы вступали в бой только тогда, когда преимущество было на их стороне. Часто, используя украденные или захваченные в бою советские гранатометы, они издалека уничтожали советскую технику и личный состав. Снайперы целились или в голову, убивая человека на месте, или ранили в ноги, чтобы таким образом затруднить движение всего отряда. По мере того, как первые недели конфликта превращались в месяцы, постоянный страх становился неотъемлемой частью жизни советских солдат. Иногда этот первобытный гнетущий страх быть убитым или раненым заслонял собой все. Отчаянный ответный огонь из гранатометов и тяжелой артиллерии был малоэффективен, потому что советские войска редко знали, где находятся афганцы.

Но еще хуже было то, что солдаты практически не знали, с кем они воюют. И не только потому, что бойцов сопротивления было почти невозможно отличить от обыкновенных местных жителей. Во время одной беседы командира мотострелкового батальона, в котором служил Поляков, с афганским губернатором провинции о положении на его территории, выяснилось, что афганец самолично получал дань с двух из «его» селений. Это потрясло Полякова. До сих пор он думал, что находится в этой стране, чтобы помочь ее крестьянам и рабочим, а не коррумпированным капиталистическим политикам, которые берут деньги с сельских бедняков. Эта упрощенная, на первый взгляд, идеология, только запутывала и разочаровывала серьезных офицеров, подобных Полякову, которые быстро растеряли свой идеализм.

Из-за неспособности нейтрализовать моджахедов, войска направляли свою огневую мощь против гражданских жителей. Подчиненные Полякова, как и другие советские солдаты, научились осторожности. Теперь они начинали осмотр окруженных грязной стеной кишлаков с того, что забрасывали их гранатами. Вот свидетельство одного десантника о боях в Кунарской долине. Его взвод был обстрелян со стороны сельского дома, в котором скрывались гражданские жители. Солдаты взорвали дверь гранатами, после чего афганцы бросились бежать из дома в разные стороны. В толпе были старики, женщины и дети, но также и сами боевики. Десантники устроили афганцам бойню. «Среди тех, кто выбегал из двери, был старик, который попытался убежать, — вспоминал солдат. — Мой друг выстрелил ему по ногам. Старик подскочил в страхе и спрятался за кустарником. Мой друг навел прицел прямо на кусты и выпустил по ним весь магазин, после чего было видно только торчащие из-под кустов ноги. «Он думал, что спрятался», — сказал мне мой друг, смеясь». В другой раз солдаты захватили мальчишку, который стрелял по ним из старого мушкета. Они доставили пленного к командиру роты. «Он раскроил мальчишке череп прикладом винтовки, убил с одного удара, даже не вставая со своего места».

У Полякова всякое чувство сострадания к мирным афганцам пропало, когда он в первый раз увидел тела своих погибших советских товарищей. Он чувствовал, что не в состоянии полностью контролировать свои действия, не говоря уже о собственной судьбе: он лишь получал приказы и должен был выполнять их. Его наиважнейшая задача состояла в том, чтобы остаться в живых. Это означало свести риск к минимуму, а любой афганец был потенциальным врагом. Когда Поляков впервые увидел убитого афганца, того самого жителя села Руха, у которого нашли горсть пуль, он не почувствовал почти ничего — ни сочувствия, ни гнева. Сожаление пришло намного позже, когда он был уже далеко от этого конфликта. А в то время он чувствовал себя словно зомбированным. Он вздрагивал, когда слышал первые истории об убитых женщинах и детях, но большинство солдат не интересовались этим вовсе или просто были неспособны отличить моджахеда от мирного афганца. Желание отомстить за смерть своих товарищей, что часто сопровождалось грабежом, быстро стерло это различие.

Советское решение укомплектовать силы вторжения в Афганистане резервистами, набранными в основном из мусульманских среднеазиатских республик, оказалось серьезным просчетом. Вместо того чтобы завоевать доверие и уменьшить сопротивление афганцев, это фактически разожгло старую тысячелетнюю вражду между преимущественно пуштунским населением страны и представителями национальных меньшинств Афганистана — таджиками, узбеками и другими среднеазиатскими этническими группами. Помимо этого, враждебность к Советам усугублялась личными воспоминаниями многих таджиков, узбеков и туркмен, которые жили в Северном Афганистане. Те, кто когда-то бежал от коммунистических репрессий в советской Средней Азии, не любили Красную Армию так же, как и пуштуны, если не больше. Все эти проблемы приводили к серьезным трениям и в рядах советских вооруженных сил. Этнические славяне подозревали своих товарищей из Средней Азии в сочувствии афганцам. Между русскими и уроженцами среднеазиатских республик, носившими одну и ту же униформу, — даже между мусульманами разного происхождения или разных убеждений — часто случались драки и избиения.