Рисорджименто - Олеся Шеллина

Я провел в Люцерне почти месяц, пока все формальности наконец-то были утрясены, а войско собрано в полном составе. Разделив его на две половины, я отправил одну тысячу в Турин, под командованием Клыкова, которому отрядил еще четверых дружинников в помощь. Сержанты были представлены воеводам, и самое странное для этого времени войско выдвинулось в Савойю. Вторая тысяча под предводительством Березина отправилась в Горицию. Я же, оставшись с десятком витязей, расплатился по контракту, деньги мы предусмотрительно привезли с собой в седельных сумках, именно поэтому у нас были весьма ограниченные запасы взяты с собой, и так же выдвинулись навстречу князю Холмскому, от которого я не получал никаких известий с тех самых пор, как мы разделились. Уже из Гориции я планировал выехать во Флоренцию, в то время как полки, дошедшие к тому времени до Турина, должны были начать выдвигаться к Милану. Дай Бог я успею сделать все запланированное до родов, а то Катька еще начнет думать, что я ее бросил. А если она начнет так думать, то обязательно наделает глупостей, и этого допускать было никак нельзя.

Весь следующий час я просто просидела за столом, разглядывая невообразимое количество бумаг и писем, которые занимали больше половины сундука, и которые мне еще предстояло разобрать. Стоит ли мне ждать еще каких-то потрясений от почивших Орси, которые зачем-то хранили всю эту макулатуру у себя. Зачем они сохранили это письмо? Это была защита от Чибо с Людовико, или что-то еще? Жаль, но на этот вопрос я никогда не получу ответа. Причем, я даже не знала, как и где именно хранилось это письмо, ведь все документы и письма Бордони просто свалил в одну кучу. Я достала очередную стопку из сундука и переложила ее на стол. Мысли постоянно возвращались к той минуте позорной слабости и унижения перед Чезаре. Такого я себе никогда не позволяла ни в этом мире, ни в своем, что на меня нашло? Всегда есть выход, даже из безнадежной ситуации, не нужно было так на него давить. А то, что я могу еще и верного мне человека с отличными навыками телохранителя потерять, вообще к концу дня довели до психоза. Надо успокоиться и взять себя в руки, после чего пойти к Чезаре и попросить не думать больше о том, чего он не признавал долгое время.

— Сеньора, я могу с вами поговорить? — в комнату, постучавшись и дождавшись разрешения войти, протиснулась Джульетта, которая робко топталась возле самой двери, не решаясь пройти дальше в комнату и прикрыть дверь.

Я кивнула, откладывая бумаги, и повернулась в ее сторону. Девушка все-таки прикрыла за собой дверь, но продолжала стоять у порога, не зная, как следует себя вести. С того самого вечера, который она только чудом пережила в подвале моего дома в Форли, мы толком не виделись, и, тем более, не общались. То, что она пришла сейчас, говорило только о том, что Чезаре ей все рассказал и принял какое-то решение. Но о себе он пока знать не давал.

— Сеньора… — она нахмурилась и замолчала, было видно, что она никак не могла подобрать слова и решимость вывалить на меня тонну упреков и грязи, в которой я бы на ее месте такую наглую бабенку утопила.

— Я догадываюсь, зачем ты пришла. Все не так просто, как может показаться на первый взгляд, просто так сложились обстоятельства. Тем более, я ни на кого не давлю и никого что-либо делать не заставляю, и с самого начала сказала, что, как только я найду выход из ситуации, то все вернется на круги своя. Мне ответа Чезаре не давал, и, как видишь, я не стою перед ним с ножом у горла, заставляя принимать определенного рода решения, которые он обязан принять, как единственный наследник Джироламо Риарио. — Я смотрела на девушку, и не знала, что еще могла бы ей сказать. Могу ли я пойти на такой шаг ради собственного благополучия, тем самым разрушая чью-то жизнь? Об этом я не задумывалась до этого момента, и теперь сомнения накрыли меня с головой. Это было мерзко с моей стороны. И гораздо больнее, нежели прямой удар ножом в сердце. Все же я не настолько очерствела в этом средневековье, и теперь еще больше сожалела о своей просьбе к молодому человеку, который был просто не готов вариться в этом ядовитом котле итальянской аристократии.

— Вам не надо заставлять, — она решительно подняла на меня горящие глаза и сделала шаг вперед. — Вы красивая, умная, жесткая, даже, порой, жестокая женщина, в которой еще осталось милосердие и жалость. Вы сами не замечаете, как приковываете взгляды мужчин вокруг себя. Если вы откроете глаза и перестанете жить только воспоминаниями о своем муже, то заметите, как те сеньоры, которые вас окружают видят в вас если не жену, то любовницу. Тот же де Медичи, да Винчи, Чезаре, да даже тот русский цесаре. Вы можете идти против самого Рима с высокоподнятой головой, но в то же время вы, как и все женщины, хотите просто обычного семейного счастья и покоя. Это видят все. И я прекрасно понимаю, что если вы добьетесь того, чего хотите, то не сможете себя заставить отступить…

— Джульетта…

— Он любит вас. — Она не дала мне вставить ни единого слова, чтобы хоть как-то успокоить начинающую расходиться девицу. То, что она сюда и Ваньку приплела, вообще было похоже на обычную бабскую истерику. — Я женщина, и я вижу это. Нет, он относится ко мне хорошо, как и к своему ребенку, но я постоянно замечаю его взгляд, направленный в вашу сторону, то, как он опекает вас, а не просто делает свою работу по охране вашей жизни.

— Джульетта…

— Вы даже представить не можете, как это больно. Но такова жизнь. Вы сами может и неосознанно, но симпатизировали ему, с самой первой вашей встречи, да вы даже слова не сказали ни разу в упрек ему, хотя было за что. А то, что вы не только сохранили жизнь мне и его сыну, так еще не тронули других детей… И, зная вас, я понимаю, что вы никогда не откажетесь от спокойной жизни в окружении людей, которые заботятся о вас, и сомневаюсь, что если представится такой шанс, то