Анталия от 300 у.е., или Все включено - София Ларич

— Добрый день. Я гид «Арейона», Тамара. Как вы устроились? Хорошо. Скажите, пожалуйста, вы записывались в «Жасмине» на какие-нибудь экскурсии? Спасибо. Хорошего отдыха.

Краем глаза я замечаю, как к оставшемуся без дела Бебеку подходит явно возмущенная молодая женщина с крупным ребенком на руках, и усмехаюсь, когда до меня доносится ее неприятный высокий голос:

— Почему в отеле нет детского питания?!

Бебек засовывает руки в карманы и бросает тоскливый взгляд на Ильхама. Я делаю вид, что необычайно занята записками для тех туристов, которых не застала в номере. Впрочем, Бебеку везет: ребенок громогласно заявляет, что хочет «писить», и женщина, так и не получив ответа на свой вопрос, уходит.

Отдав записки белл-бою, я подхожу к Ильхаму, закончившему очередной звонок:

— Ну как?

— Ничего. Перезвонят, если есть.

— Ну ладно. Нет — так нет. Сколько мы за телефон должны?

Саваш приносит из офиса распечатку, мы скидываемся, чтобы оплатить счет. Гидам отели дают на все услуги скидку в пятьдесят процентов, но даже с ней телефонные звонки получаются недешевыми.

На входе в лобби-бар я сразу натыкаюсь на изрядно отяжелевший взгляд Быстрова.

— Виски будешь? — спрашивает он меня издалека, покачивая перед собой пустым стаканом с рыжеватой капелькой на дне.

— Нет. Спасибо.

— А, ты на работе. Ну, садись, кофе выпьешь.

Послушно заказав у бармена кофе с молоком, я сажусь напротив Быстрова и складываю руки на груди.

— Билетов нет. Завтра всего шесть рейсов в Москву, три из них наши, так что…

— Ясно. Тебе турки нравятся? — Он вздергивает подборок и заглядывает мне в глаза.

— Они хорошо работают, — осторожно отвечаю я, размешивая клубящееся в кофе молоко.

— Да, даже слишком хорошо. — Его губы кривятся. — За наши-то бабки чего не работать?

Я молча пью кофе — совершенно не хочется обсуждать турок с весьма агрессивно настроенным туристом. Он тоже замолкает, вперив взгляд в огромное очень чистое окно.

— Ты из Москвы? — наконец прерывает он затянувшееся молчание.

— Жила там несколько лет, потом надоело.

Мне вдруг становится жалко этого большого мужчину, который очень хочет оказаться сейчас дома и отвлечься от свербящей сердце обиды и злости — наверняка именно так он себя чувствует — на привычные дела.

— Как это надоело?

— А зачем жить на одном месте?

— Понятно. Порхаешь.

Он вскидывает руку и окликает официанта уже теряющим твердость голосом:

— Эй, парень! Давай еще виски!

— Вадим, извините, мне надо идти, — говорю я, ставя полупустую чашку на блюдце, в молочную лужицу.

Быстров рассеянно качает головой.

— Тамара, тут в баре сигареты продают? — вскидывается он, заметив, как я достаю из кармана пачку.

— Нет. Вот, возьмите мои. — Я кладу сигареты на стол. — Если еще надо будет, справа от отеля есть маленький магазин.

К столу подходит официант и ставит перед Быстровым стакан. Быстров тянется к пачке, и официант заученным движением достает из кармана брюк зажигалку.

Оксана сидела на кровати, обнимая прижатые к животу ноги и остановив взгляд на беззвучно мелькающих в телевизоре картинках. Ей было страшно.

Там, в баре, она сразу поняла, кому принадлежит нога на фотографии. Может, Бекир сделал этот злополучный снимок случайно, не сумев разобраться с фотоаппаратом? А может, сделал это намеренно, из своих мужских или турецких соображений? В любом случае объясниться с ним не удастся, да теперь уже и незачем. Разве это что-то изменит?

Все эти мысли всколыхнули в Оксане злость, но не чистую, не стопроцентную, а прослоенную обидой и страхом. «Господи, единственный раз же, да и мужик оказался так себе — коротенький, торопливый… И сразу же все Вадим узнал… Что же теперь-то?» Она завалилась набок и накрыла голову подушкой, словно хотела передать ей свой горячий, липкий страх. Зная, что развод неизбежен и что Вадим расправится с ней быстро и безжалостно, Оксана уже сейчас начала бояться предстоящих перемен, которые будут радикальными.

Когда под подушкой не осталось больше воздуха, она отбросила ее, вытерла о покрывало вспотевшую ладонь и, взяв с тумбочки телефон, вышла на балкон. Суетливо прикурила тонкую сигарету и приложила телефон к уху, вслушиваясь в гудки.

— Алло! Алло, Настя! Привет. Слушай, я пропала.

— Что случилось? — рассеянно спросила подруга занятым голосом.

— Быстров знает, что я спала с Бекиром, — прошептала Оксана и опустилась на пол, скрываясь за частыми прутьями балконной ограды.

— С кем? А… Уже? Резво.

— Ты же сама советовала!

— Но не попадаться же я тебе советовала! Как он узнал-то?

— Да этот козел сфотографировал что-то, когда я была в ванной, а потом мы напечатали фотографии, и Быстров понял, что это все происходило в нашем номере. Там же нога Бекира видна и… — зачастила Оксана.

— Стоп-стоп-стоп! Я ничего не поняла!

— Да ладно, Насть, неважно. В общем, не знаю, что делать теперь… Вадим меня в номер отправил, а сам не знаю где.

— Сними другой номер или лучше лети в Москву. Чего там сидеть теперь, какой уже отдых?

— Не знаю, не знаю… Черт, какая я дура! А этот тоже! Вот сука, зачем он это сделал? Вадим даже не разговаривал со мной…

— Оксан, у меня тут вторая линия. Перезвонишь?

— Д-д-да…

Оксана всхлипнула и тяжело уронила руку с телефоном на колени.

Поздно вечером, в начале двенадцатого, переодевшиеся и посвежевшие после душа, мы заходим в отель. Бебек несет в руках бутылку водки из своих личных запасов, укутанную в белый пакет. Быстро пройдя по неярко освещенной террасе лобби-бара, мы оказываемся у большого круглого стола, скрытого от глаз туристов выступающей стеной и кустарником в кадках. Ильхам запускает руку в маленькое окно, расположенное на уровне его груди, и выуживает три высоких стакана. На звон из окна выглядывает бармен:

— Три колы?

Усевшись, я подвигаю к себе зеленый пластиковый стул и укладываю на него босые ноги.

— Сколько ты водки с собой из Москвы притащил? — спрашиваю я Бебека. Его взгляд даже в темноте кажется мне хитрым и торжественным.

— Еще есть, не переживай.

— Я не переживаю, я удивляюсь.

— А помните, как мы в начале сезона играли после дождя в атриуме в футбол? — тихо говорит Ильхам и глотает разбавленную колой водку. — У нас тогда три туриста было. Три туриста…

— Что, устал, Ильхам?

Бебек хмыкает и чиркает несколько раз подряд моей зажигалкой, высвечивая капли колы на пыльном столе. Я вытаскиваю зажигалку из его пальцев:

— Отдай, нервный ты мой.

— Почему? Я бы еще и в Египет на зимний сезон съездил, — отвечает Ильхам, бросая на меня внимательный взгляд.

— А я нет! — поспешно вставляет Бебек. — Все, хватит с меня туризма. Уродливая работа.

— Что в ней такого уродливого? — злюсь я. — Особенно в твоем случае? Бабы, море, сосны… Да и деньги очень даже хорошие для твоего возраста и статуса. Некоторые прошлогодние-то самарские квартиры себе после сезона купили. Вот ты сам, как эти русские туристы! Вечно ноешь. Нельзя даже поинтересоваться, как у тебя дела, чтобы потом не выслушивать все твои заморочки.

— Тамара, тебе чего, водка не в то горло попала? — недоуменно спрашивает Бебек, отодвигаясь от меня. — А квартиру, между прочим, только Власовы купили, и то им родители помогли.

Я вздыхаю и отпиваю из стакана теплую, пощипывающую язык жидкость.

— А вообще, да. Тупая работа, согласна. Туристы тупят, потому что они отдыхать приехали: даже если дома с ними все в порядке, то здесь им мозги не нужны. Самое серьезное решение, которое они принимают, — пойти ли им глазеть на лавки до обеда или после. Мы тупим, потому что работа большого ума не требует. Врать и продавать только и нужно уметь. — Потянувшись, я отщипываю веточку от туи в кадке и растираю ее между пальцев. — И у меня такое чувство, что жизнь проходит мимо… пока я тут, в соснах…

— Да ладно тебе, все нормально! — Бебек хлопает меня по плечу. — Поедешь в Москву, потусуешься там с мужиком каким-нибудь, все пройдет.

— М-да, с тремя туристами нам было как-то веселее, — вставляет Ильхам.

— Это точно! Номера можно было менять хоть каждый час! — смеется Бебек. — О, слушайте, я сегодня подумал, а может, нам коробку для чаевых завести? На ресепшене же стоит, и в ресторане тоже! Мы ведь не меньше работаем!

— Стоят-то они стоят, да кто в них деньги кладет? — замечаю я. — А знаете, кстати, версию, откуда взялась традиция давать чаевые?

— Откуда? — поворачивается ко мне Ильхам.

— Якобы началось все давным-давно с заведений… общепита. Чтобы прислуживающие не завидовали посетителям, посетители давали им деньги, чтобы они тоже могли выпить. В подтверждение версии: в большинстве языков используется слово, означающее деньги для напитка, — чаевые, винные и так далее.