Газета "Своими Именами" №39 от 25.09.2012 - Газета "Своими Именами" (запрещенная Дуэль)

Заключенные разбивались на рабочие команды под руководством эсэсовца, но самой работой руководил один из заключенных - капо. «Мы... лишенные лагерной специальности... не имели постоянной работы... были простаками. Чем добросовестней работаешь, тем больше от тебя требуют, навьючивают и бьют. Научиться двигаться без толку, не напрягаться, не надрываться, избегать побоев... Кто это постиг, тот может в лагере кое-как перебиваться».

Самый главный отряд составляли политзаключенные, носившие красный треугольник и обреченные быть в лагере до конца войны. Они делились на разнообразные группы, были там политические деятели из разных стран и люди, далекие от политики. «Основную массу политзэков составляли поляки и русские, а также заключенные других национальностей, за исключением евреев и цыган. Причинами ареста были: принадлежность к тайным организациям, сопротивление власти, участие в партизанской войне, антигосударственные высказывания, недозволенное занятие музыкой, нахождение на железнодорожной станции без разрешения и т.п. Поляки - за отказ стать немцами. Были жертвы расовой политики не только поляки и русские, но и немцы - за сношения с польками и русскими. За любовные отношения с немками страдали только поляки и русские, другие национальности наказанию не подвергались... Даже ненавистные нацистам евреи трактовались по-разному. Евреи из Восточной Европы - за связь с немками расплачивались головой, а их братья из Германии - ссылкой в лагерь, а голландских и французских евреев даже в лагерь не отправляли. Был, например, немец - ксендз, крестивший еврейского мальчика. ...За укрывательство евреев в лагерь попадали многие. Одна русская, инженер, попала за неумение доить корову. Немецкие крестьяне, не желая платить батракам, доносили в полицию, и те становились политзэками. Политзэками считались французы и латыши, служившие прежде в СС; были два латыша из Берлина, офицеры СС, попавшие в лагерь за пьяные дебоши; а также все без исключения самогонщики, конокрады, контрабандисты, спекулянты, проститутки и т.п. Летом 1944 г. ввели новую категорию заключенных - духовенство, до этого бывших политзэками. С этого времени работа стала для них необязательной, кто хотел, работал, кто не хотел - шлялся по лагерю и занимался политикой. Были также антисоциальные элементы - отлынивающие от работы, все немцы. Была исключительная категория зэков, к которым применялся воспитательный арест, преимущественно разнорабочие, не угодившие хозяевам. Поводом служили лень, непочтительное отношение к хозяевам и оскорбление их действием, недозволенный уход в отпуск, опоздание на работу, нежелание хозяев платить жалованье и т.д. Военнопленные появились осенью 1944 г., их за преступления направили в концлагерь из лагерей для военнопленных. Гомосексуалисты - исключительно немцы. Профессиональные преступники - носившие зеленый треугольник, почти все немцы, имевший каждый не менее пяти судимостей.

Евреи - считались не нацией, а, следовательно, преступниками. Национальность еврея определялась подданством. Так и отмечали в документах - род преступления - еврей, Национальность: немец, француз, русский и т.д. Они носили на груди и спине шестиконечную звезду. Цыгане, как и евреи, считались преступниками за национальность, носили красный треугольник - политические». В канцелярии лагеря велась летопись преступлений и наказаний. Обыкновенные преступления - лень и воровство, т.е. кража корки хлеба, огурца, помидора и т.п. или в рабочее время вздремнул на солнышке. Наказание... на три дня без обеда, на шесть, на девять... уменьшал и порцию на треть или пять, десять, пятнадцать палок... «Летом 1944г. в лагерь приехали комендант, начальник лагеря и другие чины. Потребовали всех арестантов - моряков, которые без исключения все были немцы и почти все - воры. Комендант кликнул палачей, и те начали избивать их. Пороли группами, по 50 человек получили по пятнадцать ударов за то, что были моряками, пятьдесят за то, что попали в лагерь, остальных что б не забывали, что находятся в концлагере». По этому поводу один из наказанных говорил так: «Вам истязания кажутся страшным кощунством, унижающим достоинство человека, но для нас, немцев, побои - обычное явление. Они вошли в нашу плоть и кровь и занимают главенствующее положение в системе нашего воспитания». Кстати, один из лагерной администрации говорил, что «не беда, если русские оккупируют Германию и она, как и вся Европа, станет коммунистической. Германия все равно станет центром Европы, т.к. она располагает способной и многочисленной интеллигенцией, благодаря которой немцы будут иметь большое влияние на Москву и останутся хозяевами европейского континента. Его теория была популярна среди немцев».

Крупным преступлением считалась спекуляция за пределами лагеря, в самом лагере к ней относились терпимо. «Здесь существовал черный рынок и черная биржа, где можно было достать все, вплоть до кокаина. Одежда, обувь, хлеб, маргарин и др. здесь никогда не переводились. Кроме этого в лагере была лавка, в которой заключенные, имеющие деньги, могли покупать товары, однако деньги зэкам держать запрещалось, вместо них выдавали купоны. Особым «каторжникам - отличникам» как награду выдавали купонами в месяц 30-40 марок, на которые в лавке можно было купить полусгнивший сыр, вареную свеклу, минеральную воду, картошку, салат, рыбу, морковь, бритвенные принадлежности, кремы, зубную пасту, папиросы и табак. В 1944 г. состоятельные заключенные были обеспечены куревом лучше, чем немцы на свободе или эсэсовцы. Какие бы товары в лагерь ни доставляли... заключенные раскупали буквально все. Спекуляция за пределами лагеря проводилась через посредников, рабочие команды или эсэсовцев, которые работали на динамитном и других предприятиях в Гданьске, Гдыне, Праусе по всей Западной Пруссии. Сменные команды занимались спекуляцией в крупных масштабах, расхищая в лагере одежду, инструменты, драгоценности, сахар, маргарин и пр., выменивая их на табак и спирт.

Тягчайшим преступлением считалась нелегальная переписка, за нее наказывали голодом до прихода разнарядки из Берлина. Костоправов и убийц в лагере не наказывали».

Автор пишет далее: «Наш блок мог писать и получать письма каждую неделю, остальные раз в две недели... С 1943 г. узник мог получать двухкилограммовую посылку в месяц, потом в неделю. В 1944 г. вес и количество посылок не регламентировали. В лагерь приходило иногда более 2 тыс. посылок, в которых присылали сало, окорока, жир, пироги, торты, сахар, табак, сигареты, шоколад, водку, одежду и т.п. Что касается русских... то после их смерти об этом никому не сообщали, и посылки шли на их имя. Содержимое всех посылок расхищалось и, если доставалась адресату малая часть, тот мог что-то приобрести в лагере». Лагерный рацион по официальной норме составлял 1800-2000 кал. В 1940 - 1942 гг. зэки получали едва 1000 кал., но к 1943 г. питание улучшилось, однако, все равно часть продовольствия расхищалась кладовщиками, воровали шоферы, эсэсовцы-конвоиры, рабочие-заключенные. Начальство лагеря тоже претендовало на дополнительное питание; колбасу, маргарин, сахар, муку, крупу... многие эсэсовцы из тех же фондов обеспечивали семьи и любовниц. Дополнительного питания домогались блоковые, капо, вице-капо и другая лагерная аристократия».

Поэтому рацион был такой: завтрак состоял из 150 гр. хлеба и 0,5 л чуть подслащенного кофе, на обед хлеба не давали, получали только 3/4 л супа - бурды, за ужином около 100 гр. хлеба и немного маргарина. Источником пищи служили так же голуби, кошки, собаки.

Тюремная любовь в лагере запрещалась. «Женщины жили в бараках, огражденных заборами с колючей проволокой, в 1943 г. их было около 500, а затем их число возросло до тысячи. Женщины обычно работали под крышей, обслуживали офицерскую столовую СС, работали уборщицами, прислугами и няньками в частных домах, в прачечной и т.п. Уголовных преступниц было мало - в основном немки. Большинство составляли политические, находящиеся под следствием и «воспитуемые». Любовь в лагере была уделом сытых - кухонных деятелей, работников больницы, вождями блоков, капо и др. Они были богаты. Любовные письма и записки разносили обычно русские, которые больше всех голодали и мужественно переносили наказания, в этом с ними никто не мог сравниться. Особенно не терпело начальство русских летчиц и вообще русских женщин, одетых в военную форму. Их старались скорее уничтожить. Летчиц чаще всего расстреливали или делали смертельную прививку. Женщины-солдатки могли надеяться на спасение, но летчицы нет. Делалось все без суда и следствия, без всяких судебных церемоний».

Охрана лагеря была в количественном отношении непостоянной, число охранников колебалось от 800 до 2000 человек. «Часть охраны состояла из немцев, основную массу составляли чужестранцы из Европы. С заключенными они непосредственно не общались. Немцы смотрели на них свысока, но администрация заботилась о них. Так, для украинцев-охранников начальство лагеря решило открыть публичный дом за полмарки. Из лагеря, несмотря на его расположение, совершались побеги. Когда обнаруживался недочет, весь лагерь выстраивался и стоял до тех, пор пока беглеца не поймают. Соседей беглеца наказывают не менее полусотней палок за недонос. Так как побег почти всегда заканчивался неудачей, беглеца ловили, избивали и потом вешали. До лета 1944 г. побег совершали преимущественно русские, для которых все их попытки кончались трагически. Но русские пытались... Их рвали собаки, били эсэсовцы, вешали в лагере, а они все бежали... Лагерная больница в 1943 г. состояла из 4-5 арестантских палат с подсобными помещениями. Осенью доходяги умирали как мухи, медицинские заключения: общий упадок сил, катар желудка и т.п. Свирепствовала болезнь флегмона. Весной 43 г. умирало ежедневно сорок-пятьдесят человек, иногда не менее ста. Болезни: сыпной и брюшной тиф, дизентерия, воспаление легких и т.п. В больницу можно было попасть с температурой не менее 39 градусов».