Игра с огнем (сборник) - Тесс Герритсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она говорит так, словно у меня есть выбор и дальнейшее зависит исключительно от меня, но мы обе знаем: я в ловушке. Скажу «нет» – потеряю дочь и, весьма вероятно, мужа. На самом деле я уже потеряла обоих. У меня теперь осталась только моя свобода, и даже она целиком в руках доктора Роуз. Ей нужно лишь объявить, что я представляю опасность для себя и окружающих, и дверь психушки захлопнется.
Я взвешиваю ответ, чувствуя на себе ее взгляд.
«Ты должна оставаться спокойной, покладистой», – уговариваю я себя.
– Мне нужно время, чтобы подготовиться. И я должна убедиться, что моя тетушка Вэл в состоянии заботиться о Лили.
– Конечно. Я понимаю.
– Поскольку придется отсутствовать некоторое время, я должна решить кое-какие практические вопросы.
– Мы же не говорим о вечности, миссис Ансделл.
Но для моей матери это обернулось вечностью. Клиника для душевнобольных стала точкой в ее короткой и бурной жизни.
Доктор Роуз выводит меня в приемную, где ждет Роб. Он привез меня сюда, чтобы убедиться, что я не пропущу приема, и теперь я вижу его вопросительный взгляд, обращенный на доктора Роуз. Та кивает ему в этаком безмолвном заверении – все, мол, прошло хорошо и сумасшедшая женушка согласилась с их планами.
Согласилась ли я? Какой у меня есть выбор? Я тихо сижу в машине, за рулем – Роб. Мы приезжаем домой, и он на некоторое время задерживается, хочет убедиться, что я не выброшусь в окно, не вскрою себе вены. Я слоняюсь по кухне, ставлю чайник на плиту, стараясь по мере сил выглядеть нормальной, хотя мои нервы крайне напряжены – готовы лопнуть в любую минуту. Когда он наконец уезжает на работу, я с облегчением и без сил падаю на стул у кухонного стола и сотрясаюсь в рыданиях.
Вот, значит, как сходят с ума.
Я роняю голову на руки и думаю о психиатрических больницах. «Клиника» – так ее назвала доктор Роуз, но я знаю, куда они хотят меня упрятать. Я видела фотографию заведения, где умерла моя мать. Там растут прекрасные деревья, есть большие лужайки. А еще замки на окнах. Неужели и я закончу дни в таком месте?
Чайник свистит, взывает ко мне.
Я встаю, чтобы заварить чай, потом сажусь перед пачкой писем, накопившихся за три дня на кухонном столе. Я их еще не просматривала. Мы в совершенном смятении с головой погрузились в наш семейный кризис и не занимались никакими повседневными делами – не гладили рубашки, не оплачивали счета. Неудивительно, что Роб в последние дни такой помятый. Его жена занята – она сходит с ума, ей некогда накрахмалить ему воротничок.
Поверх пачки лежит предложение сделать бесплатный маникюр в любом из расположенных неподалеку торговых центров, но мне теперь наплевать на мои ногти. Неожиданно злость охватывает меня, и я сметаю почту со стола. Конверты разлетаются по кухне. Один из них падает на пол у моих ног. С итальянской почтовой маркой. Я узнаю имя отправителя: Анна Мария Падроне.
Я хватаю конверт и вскрываю его.
Уважаемая миссис Ансделл,
извините, что на ответ у меня ушло так много времени, но у нас случилась ужасная трагедия. Мой дед умер. Через несколько дней после отправки моего предыдущего письма его убили при налете на магазин. Полиция ведет расследование, но мы почти не надеемся, что они найдут преступника. Моя семья в трауре, и мы хотим, чтобы нас оставили в покое. Мне очень жаль, но я больше не смогу отвечать на ваши письма. Пожалуйста, уважайте нашу частную жизнь.
Я долго сижу, глядя на письмо Анны Марии. Меня одолевает желание поделиться с кем-нибудь этой новостью. Вот только с кем? С Робом и Вэл нельзя, они и без того уверены в моей опасной одержимости «Incendio». С доктором Роуз тоже нельзя – она лишь еще больше утвердится в мнении о моем сумасшествии.
Я беру телефонную трубку и звоню Герде.
– Боже мой, – бормочет она. – Его убили?
– Я совершенно ничего не понимаю. В его лавке одно старье – ничего ценного. Рассохшаяся мебель да жуткие картины. На той улице масса других магазинов. Почему грабители ворвались именно в его лавку?
– Может, им показалось, что их там ждет легкая добыча. Или он продавал какие-то ценные вещи, которых ты не заметила.
– Старые книги и ноты? Ничего ценнее у него не было. Вряд ли это интересуют воров. – Я смотрю на письмо из Рима. – Внучка просит больше ей не писать, значит мы, наверно, никогда не узнаем, откуда взялись эти ноты.
– Ну, одна ниточка у нас все же остается, – говорит Герда. – У нас есть адрес в Венеции из книги цыганских мелодий. Если композитор когда-то жил там, может, нам удастся найти его семью. Вдруг он написал еще какое-то произведение, но его так и не опубликовали? А если нам удастся первыми его записать?
– У тебя бурная фантазия. Мы даже не уверены, жил ли он там.
– Попытаюсь выяснить. Я упаковываю вещи – лечу в Триест. Помнишь, я тебе говорила о концерте? Когда закончу с выступлением, поеду в Венецию. Я уже заказала номер в хорошеньком маленьком отеле в Дорсодуро. – Она замолкает на секунду. – Почему бы тебе не прилететь туда ко мне?
– В Венецию?
– У тебя в последнее время одни неприятности, Джулия. Отдохни немного в Италии. Попробуем раскрыть загадку «Incendio» и заодно устроим себе недельный девичник. Что скажешь? Роб тебя отпустит?
– Хотелось бы мне слетать в Италию.
– Так за чем дело стало?
За тем, что меня вот-вот запрут в психушку, и я больше никогда не увижу Италию.
Я смотрю на письмо и вспоминаю маленький мрачный магазин, где купила ноты. Вспоминаю горгулий над дверями и колотушку в виде головы Медузы. И еще я вспоминаю, какой холод обуял меня там, словно я уже тогда почувствовала Смерть, которая готовилась нанести визит торговцу. Каким-то образом я перенесла проклятие этого места в виде листка нотной бумаги на свой дом. Даже если я сожгу привезенные ноты сейчас, вряд ли удастся освободить свой дом от проклятия. Я никогда не смогу вернуть дочь. И уж совершенно точно не смогу, пока буду сидеть в психушке.
Может быть, мне предоставляется единственный шанс дать отпор. Вернуть семью.
Я поднимаю голову.
– Ты когда улетаешь в Италию? – спрашиваю я Герду.
– Фестиваль в Триесте начнется в воскресенье. Я собираюсь сесть на поезд до Венеции в понедельник. А что?
– Я передумала. Я прилечу к тебе.
15
Если все считают тебя абсолютно сговорчивой, ты можешь без труда убежать от своей жизни и из страны. По Интернету я покупаю билет на сайте «Орбитс» – осталось только два билета по такой цене! – вылет поздно вечером, прибытие в Венецию рано утром. Я прошу Вэл подержать Лили несколько дней у себя, пока я готовлюсь к госпитализации. Я внимательно выслушиваю все, что говорит мне Роб, даже если он говорит совершенно пустые слова, – теперь он не сможет меня обвинить, будто я слышу голоса, когда он со мной беседует. Я готовлю три великолепных обеда подряд, подаю их с улыбкой и ни разу не упоминаю ни «Incendio», ни Италию.
В день отлета я сообщаю мужу, что до пяти буду у парикмахера; если подумать, то предлог довольно дурацкий: с какой стати женщина, которую вот-вот запрут в психушку, будет заботиться о своей прическе? Но Робу мое вранье кажется абсолютно рациональным. Он начнет беспокоиться обо мне только вечером, когда я не вернусь домой.
А я к тому времени буду уже над Атлантикой, в двадцать восьмом ряду, на среднем месте между пожилой итальянкой справа и рассеянного вида бизнесменом слева. Никто из них не расположен к болтовне, а мне отчаянно хочется с кем-нибудь поговорить, с кем угодно, пусть бы и с этими двумя незнакомыми мне людьми. Я хочу признаться: я бежавшая из дома жена, мне страшно, но еще и немного любопытно. Мне нечего терять, потому что муж уже считает меня сумасшедшей, а психиатр собирается запереть в дурдом. Я никогда не делала ничего столь безумного или импульсивного, а теперь у меня почему-то приподнятое настроение. У меня такое чувство, будто настоящая Джулия бежала из тюрьмы и теперь должна закончить свою миссию. Миссию по возвращению ее дочери и ее жизни.
Стюардессы приглушают свет в салоне, и все вокруг устраиваются на ночь, а я сижу без сна, думаю о том, что сейчас, вероятно, происходит дома. Роб наверняка позвонит Вэл и доктору Роуз, потом – в полицию. «Моя сумасшедшая жена исчезла». Он не сразу узнает о моем отъезде из страны. Только Герде известно, куда я направляюсь, а она уже в Италии.
Если в Риме я была несколько раз, то в Венеции лишь однажды – мы с Робом летали туда в отпуск четыре года назад. Мы прилетели в августе, и я помню Венецию как путаный лабиринт улочек и мостов, забитых мокрыми от пота туристами. Я помню их запах, а еще запах морепродуктов и солнцезащитных кремов. И я помню раскаленное добела солнце.
Выхожу из аэропорта, ошарашенно мигая, и опять солнце обжигает меня. Да, именно такую Венецию я и помню, только теперь она еще более переполненная… и дорогая.
Я трачу почти весь свой запас евро на водное такси, которое отвозит меня в Дорсодуро, где Герда зарезервировала номер в маленьком отеле, втиснутом в тихую улочку. У этого скромного заведения темное фойе, на стульях потертый бархат; повсюду местный колорит. Герда назвала бы его очаровательным, а я вижу здесь всего лишь убожество. Хотя Герда еще не объявилась, наш номер готов, две односпальные кровати имеют чистый и привлекательный вид. Я так устала, что даже пренебрегаю душем. Падаю на кровать и через несколько секунд засыпаю.