Пять свадеб и Я (СИ) - Каа Анастасия

— Павел Игоревич? Добрый вечер.

— Шарлотта Генриховна, приятная встреча.

— Не очень приятная. Как ваш нос?

— Бывало и хуже. Вы восхитительны сегодня.

— Я старалась.

— И кто же тот счастливец?

— Онегин. Но, видимо, все труды напрасны, я так и не доберусь до театра.

— Я вас подвезу. Садитесь, а то замерзнете.

Греков распахнул дверцу, и я с радостью юркнула в тепло салона. И впервые помощь Павлина не вызывала во мне протестов.

Греков как-то быстро разрулил ситуацию, но по бурчанию шофера было понятно, что его такой поворот дела совсем не устроил. Поднявшееся стекло отгородило нас от бурчания водителя.

— Могу я вам предложить выпить?

— Можете, я бы от коньяка не отказалась.

Греков хоть и удивился выбору, но послушно наполнил пузатый бокал, а себе налил виски.

— Просто я мерзляка, — сама не понимая зачем, я стала оправдываться. Его взгляд тут же опустился к моим ногам. Осенние полуботинки на толстом каблуке явно не подходили к погоде, но шли к платью. Вечная борьба между красиво и тепло. В этот раз победило красиво, брать с собой пакет со сменкой ох как не хотелось. Да и в мои планы стояние на морозе не входило, в них было "быстро добегу и замерзнуть не успею". Жар коньяка уже разлился по желудку и начал распространяться по всему телу.

— Простите за выходку на танцполе.

— Заслужил, ведь знал, что неприятен вам, вот и получил по заслугам.

— Но вы тоже меня не перевариваете.

— У нас полное неприятие к друг другу, но нам все равно работать вместе.

— Видела я вашу заявку, но я не работаю на выездах одна.

— Почему?

— Не работаю и все. Ден не сможет, а других привлекать вы запретили.

— Можете привлечь, раз так боитесь.

— Кажется, мы приехали.

Я максимально грациозно выбралась из машины. Господин Маркофф не ждал меня у входа и не переживал по поводу моего опоздания, он заказчик и ничего больше, но мне почему-то захотелось романтики. Греков придержал дверь, чтоб я могла зайти в фойе. Помог пристроить шубку в гардероб. Длинная лестница впереди. Я гордо подняла голову, готовясь к царственному одинокому подъему. Но моя рука оказалась на локте Грекова, и он сопровождал меня, обольстительно улыбаясь, а я благодарно прижалась к нему. Вскоре меня нашел Маркофф, Греков холодно распрощался и исчез, а мне хотелось найти его и сказать самую глупую вещь на свете: "Это не то, что ты думаешь". Разве могу я знать, что думает другой человек?

Алекс шутил, флиртовал, я отвечала, но только из необходимости, хорошо, что опера началась, и смогла отдохнуть от притворства. Зная ее наизусть, каждый раз открывала что-то новое, в каждом возрасте по-разному воспринимаются и понимаются одни и те же слова.

Антракт. Решила немного освежить макияж. Шипение раздалось неожиданно, я не была готова к встрече.

— Воровка, это мои украшения.

— Это украшения семейства Линдт, и вы не имеете к ним никакого отношения.

Вышла из туалетной комнаты, хотелось разрыдаться, но королева не может плакать, вспомнила старый прием — держать голову высоко, так, словно острие кинжала упирается в подбородок, стоит только хоть немного опустить голову, и сталь тут же проткнет нежную плоть. Ощущала этот кинжал и не только у горла, мне словно вогнали стелет под лопатку, и я не могла дышать. Странно, за столько лет могла бы и привыкнуть к ее выпадам, но почему-то все равно было больно, как и много лет назад.

Маркофф и остальные рассыпались в комплиментах, милостиво их принимала, я же Королева, снисхождение — мой конек. Бокал с шампанским так и остался полон, игристое вино не соответствовало моему состоянию, а такое несовпадение по моему опыту вело к быстрому опьянению, подобное позволить не могла. Я же Королева. Прямая спина, приподнятый подбородок и учтивый холод.

Предложение проводить Маркоффа отклонила, поблагодарив за прекрасный вечер, поцеловала в щеку и, накинув шубу, спустилась по ступеням, одна, как всегда. Холод проникал, но холод внутри был намного хуже, ничего не чувствовала.

— Вы все же решили сегодня замерзнуть.

Греков запихнул меня в машину. Мои руки сомкнулись вокруг рюмки с коньяком, непонятно как оказавшейся в них.

— Что случилось?

— Ничего. Устала, работы было много.

— Не хочешь, не говори. Пытать не стану. Домой?

— Мне надо на работу.

— На работу?

— В сейф убрать украшения, не хочу рисковать.

— Понятно.

Я все никак не могла согреться, за те несколько минут, что шагала по обледенелой площади, мои ноги сами превратились в лед. Павлин закутал меня в плед и заставил допить коньяк, потом налил еще и опять заставил выпить. Тепло наполнило меня и перешло в жар. Машина остановилась у офиса, охранник хоть и удивился моему приезду, но пропустил. Сейф надежно укрыл мои фамильные ценности, решила остаться в офисе до утра, ехать домой не хотелось, а порыдать могла и здесь, чем, собственно говоря, и занялась. Рыдала долго, с чувством, с толком, с расстановкой, с завываниями.

— Легче?

Я икнула и удивленно уставилась на шефа.

— А что вы тут делаете?

— Сплю до вылета, я же сегодня улетаю в Италию, забыла, Генриховна? Кофе будешь, рыдалица?

— Буду.

Кофе вернул меня в привычное невозмутимое состояние. Шеф решил довезти до дома, а потом поехать в аэропорт, от такого предложения не отказалась.

Она вышла в обнимку с синеволосым идиотом, своим шефом, и это называется "завезу украшения", а я, как наивный чукча, ждал ее возвращения почти час.

"А что ты хотел? Сразу же было ясно, какая она. Кто выгодней, с тем и находится".

Злость бурлила со страшной силой, даже сам испугался своей ярости. После нескольких бокалов виски появилась мысль, что любой заказчик для нее выгоднее ее же шефа, а значит, она вообще дура раз… Раз что? Не кинулась? Не поняла свою выгоду? Моя проблема, что решил подождать.

Она дура, а я идиот.

Этот вывод как-то усмирил ярость, а вопрос, с чего вообще разозлился, решил оставить без ответа.

Лоттка привычно выпрыгнула из машины, провожатых она не любила, и позволяла довести себя до квартиры только в исключительных случаях. При всей своей общительности и доступности по сути она была очень замкнутым человеком, странно даже, что иногда в круг приближенных попадал и я.

Всегда на новом месте было проще сменить команду, чем переучивать старую. Первое время мы конфликтовали, открыто. Она не подлизывалась, не пыталась казаться хорошей или невероятно нужной, просто была и говорила, что считала правильным, ее пессимизм иногда отрезвлял, заставляя думать о деталях. Первое время даже пытался ее заменить, только варианты быстро сбегали, когда понимали объем работы, что ухнет к ним на плечи. Объем, с большей частью которого она разбиралась играючи, между делом. Потом это все перешло в игру, с легкой руки Федьки. Ей единственной было позволено подтрунивать и шпилить, хотя не все ее выходки были безобидными, кофе с красителем — самая легкая из них, потом неделю ходил с синим языком и губами. За Федькину зазнобу еще будет расплата.

Линдт не пускала никого в свою личную жизнь, не думаю, что там было много хорошо, не уверен, что даже близкие подруги знают, что там было. Иногда болезненная бледность выдавала, что опять кто-то ударил, и сегодня остались следы от столкновения с прошлым, а я все никак не мог вычислить кто. Не Маркофф, он для нее просто заказчик. Не Греков, тут скорей фейерверк был бы, который она старательно пыталась не замечать, решив однажды, что ее это никаким боком не касается, и вообще она одиночка по жизни.

С учредителями ни хрена не получалось договориться, и проще было уже все бросить. Уйти есть куда. Только всех не заберешь.

Свет так и не зажегся. Может, не стала включать. Но лучше проверить…

— Линдт, давай будем считать, что за Федьку я только что расплатился.

Едва заметная улыбка. Видок еще тот, заплывшие глаза, в народе "очками" именуемые, перевязка "шапочка", но жива. Если бы не капюшон шубы, то последствия удара могли быть хуже. Сотрясения не было, к счастью, и шов не видно будет.