Сибирская Вандея. Судьба атамана Анненкова - Вадим Гольцев

Однако Сарканд оказался твердым орешком. К этому времени здесь были сосредоточены значительные силы белых: на помощь саркандским белоказакам подошли две капальских казачьих сотни, а к концу осады — отряд из Сергиополя. Руководил обороной Сарканда войсковой старшина Кольц, непосредственным начальником обороны был атаман Саркандской станицы Королев.

Осажденные оказывали ожесточенное сопротивление, но красноармейцы все-таки заняли часть станицы. Наконец, белых и красных разделяла только одна улица. В рядах казаков началось разложение. У них заканчиваются боеприпасы, падает дух бойцов, тает надежда на обещанную подмогу.

Трагизм обороняющих Сарканд казаков запечатлен в дневнике войскового старшины Кольца:

«22 августа.

У казаков и населения подорвалась надежда на подход отряда из Сергиополя. Раздаются голоса, что их обманывают и что никакого Временного Сибирского правительства не существует. Под влиянием красных, которые советуют выдать или прикончить меня и Королева, дух бойцов падает.

23 августа.

Люди начинают слабеть: духота, солнцепек, вонь трупов, которые лежат между нами и красными.

28 августа.

У казаков замечается упадок духа, устойчивости, ибо надеются теперь на чужую помощь, а не на себя. Расход патронов за эту ночь — не менее 4000. Еще один такой бешеный натиск — и труды, жертвы двухнедельной борьбы сведутся к нулю. Запас патронов ничтожный. Народ нервничает»{93}.

Однако местные белоказаки активизировались. 20 августа 1918 года их отряд совершил налет и разгромил село Саратовское, в котором проживало всего около 100 крестьян. Мужское население села было перебито, женщины и дети — пленены, а имущество и скот разграблены. Посланный на помощь Саратовскому отряд освободил женщин и детей и доставил их в село Черкасское.

В этот же день крупный отряд белых осадил село Покровское, находившееся в 30 километрах от станицы Саркандской. Требование о сдаче оружия населением (700 человек) было отвергнуто. Осажденные перешли в наспех укрепленную центральную часть села и стойко оборонялись. Осада продолжалась 42 дня. Большая часть села была сожжена, лишь 13 сентября белоказаки были отогнаны от Покровского подошедшим Верненским отрядом.

28 августа отряд капитана Ушакова в составе 600 штыков при 2 орудиях и 4 пулеметах, прорвавшись через Андреевку, захватил Лепсинск, защитники которого отошли на Покатиловку. Ушаков, усилив свой отряд казаками Лепсинской станицы, 31 августа осадил Покатиловку. Окружив село, белые предложили его защитникам сдаться. Однако Покатиловка успела подготовиться к осаде, и ее защитники не дали противнику возможности ворваться в село.

В этот же день со стороны Сарканда к селу подошли несколько сотен мятежных казаков во главе с атаманом Cаркандской станицы Королевым, офицерская рота под командованием войскового старшины Кольца, а с севера — белоказаки полковника Бойко и алашордынцы[36]. Гоня перед собой скот и укрываясь за ним, белогвардейцы повели наступление на Покатиловскую. Здесь был убит атаман Саркандской станицы Королев.

2 сентября на выручку осажденного села пришел Верненский сводный отряд. Разгромив по пути несколько казачьих застав, он 3 сентября, во второй половине дня, внезапным ударом отбросил белых от Покатиловки и заставил их отойти на Сарканд и Тополевку.

С подходом к Сарканду отряда капитана Ушакова А. Петренко смалодушничал и под предлогом дать отряду отдых, снял осаду. 6 сентября он объявил, что его отряд возвращается на Абакумовку и уйдет затем в село Гавриловское на прерванный отдых. Никакие уговоры остаться в уезде и продолжить борьбу с белыми для закрепления успеха и взятия Сарканда на Петренко не действовали. Ссылаясь на нехватку сил и боеприпасов, он стоял на своем. Единственное, на что он согласился — это выбить белых из Лепсинска и помочь покатиловцам оружием и патронами.

Отказ Петренко от взятия Сарканда привел к невыполнению главной задачи операции: мятежи в северных уездах не были ликвидированы, а сами уезды оставались в руках мятежников.

Отступление Верненского отряда поставило Лепсинский уезд в тяжелейшее положение. С востока сюда подходили передовые отряды белых, с запада и с севера уезд оказался отрезанным от советских районов мятежными казаками Саркандской и Аксуйской станиц.

Таким образом, отряд А. Петренко и все другие подчиненные ему отряды не выполнили свои задачи. Да они и не могли этого сделать, потому что практика направления таких отрядов в условиях постоянного наращивания сил белыми была недальновидной, ошибочной и обрекала эти отряды на ведение борьбы партизанскими методами. Даже нанося чувствительные удары врагу, изгоняя его из населенных пунктов, отряды не закрепляли их за собой, потому что на это у них не было сил, а оставление в них слабых гарнизонов приводило к ослаблению отрядов и к немедленному уничтожению этих гарнизонов белоказаками. Белые отлично приспособились к этой тактике красных: избегая крупных боев, они уходили в горы или в соседние мятежные станицы, а после ухода красных возвращались. Таким образом, они сохраняли свою живую силу и восстанавливали систему своих опорных пунктов.

При наличии образовавшегося в районе действий отряда советского Черкасского района обороны, используя его людские и материальные возможности, Петренко мог продолжать борьбу с белыми, а, получив помощь из области, — организовать сильную оборону по линии озер Сасык-куль — Коскар-куль — Ала-куль с переходом в дальнейшем к активным наступательным действиям на Маканчи — Урджар — Сергиополь. Мог, но не стал, и от командования отрядом был отстранен.

О мужестве и героизме красногвардейцев сложены песни, написаны стихи, книги, поставлены кинофильмы. Но не все красные бойцы и не всегда были героями. Ветеран Гражданской войны в Семиречье К. Г. Гуламов, вспоминая о героических делах красногвардейцев, с горечью отмечал: «Нельзя умолчать о том, что в некоторых отрядах Семиречья имела место и стихийная, в худшем случае этого слова, партизанщина: были случаи пьянства, недисциплинированности, черты мелкобуржуазной распущенности»{94}. И ветеран прав! Отряды Иванова, Мамонтова, Петренко и других командиров, хотя и проявляли порой героизм, мужество и отвагу в боях, но, как отмечает Д. А. Фурманов, «это не были отряды сознательных, стойких революционеров. Это были крестьянские партизанские отряды, построенные по принципу полной независимости и не только одного отряда от другого, но независимости между частями одного и того же отряда, если только он не дробился на части. Независимость эта, вольность партизанская родила, конечно, самоуправство, бесконтрольность в действиях и поступках, безотчетность, безответственность, своеволие, хулиганство, включительно до бандитизма… Хулиганство мамонтовского отряда дошло, например, до того, что из домашней церкви пьяной ватагой был выхвачен архиерей и за городом расстрелян — без суда, без предъявления должных обвинений»{95}.

Гибель Мамонтова, если она произошла так, как описана Д. Фурмановым, безрассудна. Его действия можно объяснить только одним: крепким алкогольным опьянением. Ни мужества, ни героизма в них не было — был только пьяный кураж!

О слабости командира Верненского сводного отряда А. Петренко и о царящей в отряде партизанщине говорит и Г. Т. Харченко. Анализируя причины снятия осады Сарканда, он пишет: «И причин тому, на мой взгляд, несколько, но главная из них крылась в отряде Петренко. Во-первых, слабой оказалась командная подготовка самого А. Петренко. Он во всем полагался на своих военспецов, бывших офицеров старой армии Куликова и Игнатовича, которые были лишь на словах сторонниками советской власти. И хотя до прямой измены дело не дошло, но особого рвения в исполнении своих обязанностей они не проявляли. А те военные „хитрости“, к которым прибегал Петренко по их совету во время осады Сарканда, легко разгадывались белоказаками.

Во-вторых, отряд был заражен „партизанщиной“, которая стала бичом первых красноармейских частей Семиреченского фронта. Она порождала анархию, вела к развалу армейской дисциплины и подрывала боеспособность частей. Особенно опасной „партизанщина“ была там, где ей потакали сами командиры. Завоевывая ложный авторитет, такие горе — „отцы-начальники“ смотрели сквозь пальцы на бесконечные митинги и собрания, принимавшие зачастую нереальные, а то и враждебные делу защиты Советской власти резолюции. Именно к таким „отцам“ относился и Петренко, заносчивый и самолюбивый, грубый в обращении с младшими по положению командирами, он в то же время заигрывал с рядовыми бойцами, прощал им случаи мародерства, поощрял пьянство. Как связной между Горно-Басканским и Верненским сводными отрядами, я часто бывал в его штабе и все это видел своими глазами. Помню, как представитель областного Совета Ф. Д. Шапошников сделал ему замечание и потребовал покончить с пьянками, навести порядок в отряде. В ответ Петренко встал в позу и заявил: „Я здесь начальник, и за все отвечаю я!“ В другой раз на предложение председателя Боевого Совета Никольского прекратить анархию и принять решительные меры к захвату Сарканда он ответил бранью и пригрозил: „Смотри, поставлю к стенке, указчик!“»{96}.