Новые райские кущи - Татьяна Александровна Алюшина

— Думаю, в десять минут ты уложишься, — напомнил Софье о своем вопросе Ярослав. — А если что и не успеешь, я тебя потом еще попытаю расспросами.

— Постараюсь уложиться, — не стала обнадеживать его Соня. — Ну, что я могу рассказать? Так, про папу… — Она на пару мгновений задумалась. — Папа мой, Павел Егорович, он же деятельным был с самого детства. Очень коммуникативным, энергичным… И зарабатывать начал еще подростком, когда решил накопить денег на магнитофон. Летом подрабатывал, где мог: бутылки собирал и сдавал, огороды копал за денежку… А с одним другом они воровали кукурузу на колхозных полях, варили и продавали, еще горячую, на железнодорожном вокзале пассажирам проходящих поездов. Ну, с такой вот натурой неугомонной уродился. Придумал что-то, поставил перед собой цель, просчитал варианты и возможности реализации этой задачи — и с максимальной упертостью будет к ней переть. Закончатся силы — будет ползти. Не сможет ползти — будет лежать с вытянутыми в направлении цели руками. Но только в том случае, если будет абсолютно уверен в реальности задумки и в своих расчетах по ее воплощению. Если задача скорее провальная, меньше сорока процентов на положительный исход, или чистая афера с мутным результатом по итогу, он никогда за такие дела не возьмется. Не станет подписываться. Даже студентом Павел Егорович всегда был при деньгах, заработанных им самим. Каждое лето, с первого же курса, он ездил со стройотрядами по всей стране, и всегда бригадиром. А зимой на стройках разных в Москве подрабатывал. Если я правильно помню, на третьем курсе папа с тремя теми самыми друзьями, тогда еще будущими его партнерами по бизнесу, и двумя ребятами из другой группы сколотил что-то вроде строительной бригады. Типа шарашки, что ли. И подряжались на дачных участках строить домишки и чинить все подряд, рыть колодцы и так далее. Окончив институт, папа не воспользовался возможностью остаться в Москве, а по распределению поехал в Сибирь. И вот там Павел Егорович наш сколотил первый свой капитал, помимо основной работы занимаясь еще и той самой шабашкой — это он так зарабатывал на свадьбу с мамой. А через три года, когда институт закончила и мама, он вернулся в Москву, и они сразу же поженились. В конце восьмидесятых папа открыл свой первый кооператив, пригласив в него тех самых троих парней-одногруппников. Как раз начался бум на строительство личных домов в западном стиле с дизайнерской отделкой и парками-садами на приусадебном участке. Ребята быстро заработали весьма солидные по тем временам деньги. А в девяносто первом строить они перестали (ну кроме каких-то отдельных объектов) и сменили деятельность на архитектуру, проектирование, перестройку и перепрофилирование промышленных объектов. Не знаю подробностей, но мама говорила, что парни как-то договаривались и с рэкетом, и с властями. Понятное дело, определенные «откаты» платили всем, зато спокойно работали и развивались. А потом, насколько мне известно, произошла «ротация» бандитских группировок. Тех, с которыми они… скажем так… «сотрудничали» раньше и кому «отстегивали», сменили другие, какие-то очень уж резкие беспредельщики. И захотели отжать себе весь бизнес отца и его друзей. Папа боролся как мог, но…

— Один? — перебил ее Ладников.

— Что — один? — захваченная собственным рассказом, Софья не сразу сообразила, о чем он спросил.

— Один боролся? — уточнил Ярослав.

— А-а, — поняла, Соня. — Один. Эти самые партнеры, которых папа почитал за близких друзей, как-то в один момент резко отпали, сразу подчинившись требованиям бандитов. Вроде как те угрожали их семьям. А папа вот уперся. Но ничего противопоставить рэкетирам у него не получилось. Не помогли ни связи, ни знакомства, ни, понятное дело, милиция. Бандиты отобрали у него все: фирму, активы, все деньги, все объекты, две квартиры (в том числе ту, в которой мы жили, старенькую-маленькую, перешедшую папе еще от бабушки) и даже машину. Остался только этот вот участок.

— То есть усадебный участок?

— Не совсем, — разъяснила Соня. — Наш усадебный участок бандитам не достался, но и все, что сейчас является поселком Октябрьское, тоже осталось у папы. Только раньше это было такой огромной поляной со стихийной свалкой стройматериалов, практически по всему периметру окруженной лесом. И с одной-единственной грунтовой дорогой, ведущей к ней. Очень красивые места и совершенно бесхозные, бросовые. Для возделывания и сельхозработ они не годились, поэтому не принадлежали ни одному колхозу или совхозу. Для масштабного строительства тоже не подходили, а когда превратились в нелегальную свалку — от них отбрехивались всякие власти, поскольку никто из чиновников за ту свалку не желал нести ответственности. Каким-то образом и за какие-то совсем уж смешные деньги Павлу Егоровичу удалось приобрести эту землю в собственность. Просто он в этой поляне увидел большой потенциал и перспективу, как он объяснил мне однажды свой выбор. Мусор вывезли, площадку разровняли, где требовалось — засыпали щебенкой и грунтом, сделали дренаж и даже успели разбить на будущие улицы и участки, на которых собирались возводить коттеджи на продажу. Ты же оценил удобство расположение поселка? — поинтересовалась Соня у Ярослава, слушавшего ее с повышенным вниманием.

— Без сомнения, очень крутое место, — кивнул тот. — От МКАДа всего тридцать километров, причем по классному шоссе с трехполоской в обе стороны. Удобный съезд, от шоссе всего восемь километров, причем лес, который окружает поселок, отгораживает его от пыли и шума. Да еще и железка рядом, всего в пяти километрах. В соседнем поселке городского типа, куда уже добрались крупные торговые и развлекательные центры.

— Это сейчас. А тогда, больше двадцати лет назад, ничего этого еще и в помине не было. Разумеется, кроме соседнего городочка и железной дороги. Но Павел Егорович, обладая определенной чуйкой на перспективные проекты и неким, что ли, особым даром предвидения, сумел в жуткой свалке, на которую со всех ближайших объектов свозили строительные отходы, увидеть ту самую перспективу, — искренне восхитилась отцовским талантом Софья. — Что интересно, к моменту, когда у нас все отобрали и разорили папу с мамой подчистую, один коттедж их компании ведь уже заказали. Они даже начали его возводить. А вместе с ним начали строить и эту нашу усадьбу. Если быть точной, к тому моменту построили только первый этаж центральной части нашего дома. Пригодными для жилья можно было считать лишь две комнаты: большую кухню-столовую и маленькую комнатку рядом, без окон, подразумевающуюся будущую кладовку. И считать лишь условно и с большой натяжкой. Вот в этих двух помещениях мы и жили.

— В каком смысле — жили? — поразился Ярослав.

— В самом прямом, — рассмеялась Софья и задала ему встречный вопрос: — А где нам