История русского народа в XX веке - Олег Платонов

Нельзя сказать, что служба в государственном аппарате пользовалась большим престижем в обществе. Особенно с предубеждением к ней относилась интеллигенция. А уж служба в полиции и жандармерии у образованных людей считалась позором. Командиры отдельного корпуса жандармов стеснялись появляться в жандармском мундире и одевались «по-другому», «дабы не дразнить общественность». Курлов, который не имел другого мундира, кроме жандармского, испросил специальное Высочайшее соизволение на ношение общегенеральской формы, в какой он и ездил по государственным делам.

Не были в чести у образованного общества ни государственный герб, ни государственный гимн России. Характерным является рассказ Милюкова о случае в английском парламенте, где он после исполнения английского гимна, когда музыка заиграла русский гимн, пропел «Боже Царя храни». В леволиберальных кругах это было расценено как холуйство перед властью и его долго поносили за «квасной патриотизм».80 Причем англичане пропели свой гимн с гордостью, а Милюков — с чувством конфуза. Как должно было быть извращено национальное чувство, если человек, русский по крови, стыдился своего национального гимна!

Касаясь главных направлений государственной политики России, рождавшихся в недрах ее государственного аппарата, прежде всего следует отметить, что они сложились еще в царствование Александра III. Одно из них исходит из необходимости усиления дворянства и помещичьей власти как главного оплота государства посредством многообразной государственной помощи и льгот, чаще всего за счет других сословий. Сторонники этого подхода (в частности, князь В.П. Мещерский, граф Д.А. Толстой) были очень влиятельны и сумели многого добиться. Другое направление, выразителями которого являлись М.Н. Катков и К.П. Победоносцев, было более сбалансировано и предполагало государственную поддержку всем сословиям Русского государства, а не только дворянству. Более того, его выразители считали необходимым защитить простой народ от западнических верхов. «Главным объектом их защиты, охраны» были крестьянская община, народные традиции и обычаи. Все было очень хорошо, если бы не особый характер этой охраны. Она предполагала своей целью «подморозить» Россию, а не творчески продолжать ее начала, а это останавливало развитие многих традиционных ценностей страны, обрекая их на превращение в этнографический материал. Более того, представители охранительной идеологии смотрели с глубоким подозрением на любые проявления живой народной жизни, часто пытаясь втиснуть их в узкие рамки официальной церковности и примитивно понимаемого Самодержавия.

Почти все самые талантливые и выдающиеся государственные деятели эпохи Николая II были убиты революционерами. Пули политических бандитов ставили высшую точку в оценке их полезности для России. Министры внутренних дел Сипягин и Плеве, московский генерал-губернатор великий князь Сергей Александрович, председатель Совета Министров Столыпин, многие тысячи других известных и малоизвестных деятелей государственного аппарата пали от рук убийц, освободив место менее достойным и менее способным к служению России. Причем гибли исключительно те, кто занимал твердую патриотическую позицию. Так, В.К. Плеве, злодейски убитый террористом, справедливо утверждал, что «Россия имеет свою отдельную историю и специальный строй». Он был убежден, что есть «полное основание надеяться, что Россия будет избавлена от гнета капитала и буржуазии и борьбы сословий».

Деятельность русского государственного аппарата в эпоху Николая II проходила под знаком террора, и немало слабых душ (особенно из высшей бюрократии) поддалось чувству страха и фактически капитулировало перед бандитами.

Характерную западническую позицию в государственном аппарате России занимал С.Ю. Витте. Еще в 1897 году он заявлял, что «в России теперь происходит то же, что случилось в свое время на Западе: она переходит к капиталистическому строю… и Россия должна перейти на него. Это мировой непреложный закон». Этот видный деятель государственного аппарата не принадлежал к коренным слоям Русского народа. Его отец, предки которого были из Голландии, лютеранин, принявший Православие, причислен к русскому дворянству только через семь лет после рождения сына.81 Сам Витте всегда старательно обходил этот факт, акцентируя внимание на родственниках со стороны матери, принадлежавших к древнему русскому роду Фадеевых. По-видимому, именно от отца Сергей Юльевич получил тот неистребимый дух карьеризма, который был свойственен ему всю жизнь. Конечно, это был не примитивный карьеризм посредственного человека, а вдохновенное движение личности, наделенной большим талантом и способностями, но лишенной русского национального сознания. Витте нес в себе дух людей, которых Россия в своей истории знала много, — людей пришлых, приезжавших в страну «на ловлю счастья и чинов» и беспринципно делавших свою карьеру, сообразуясь только с собственными интересами. Когда в интересах карьеры Витте было выгодно поддерживать отношения с патриотическими кругами и даже славянофилами, он не колеблясь делал это и даже сам принимал участие в работе этих кругов. Однако без угрызения совести отошел от них, когда почувствовал, что в обществе набирает силу западническое либеральное движение. Опираясь на поддержку патриотических кругов, Витте проделал стремительную карьеру в государственном аппарате, заняв в 1892 году пост министра путей сообщения, а уже через полгода еще более важный пост — министра финансов. В своей деятельности на министерских постах он проявил себя как талантливый человек на службе России, но не русский человек, посвятивший себя Отечеству. Документальных подтверждений его принадлежности к масонству нет, хотя слухи об этом были очень упорны. Одно бесспорно — его постоянная связь с русскими и заграничными кругами, враждебными царской власти.

По-видимому, с самого начала царствования Витте занял по отношению к Николаю II и его супруге не очень лояльную позицию, хотя внешне и не выказывал. Это отношение проявилось во время серьезной болезни Царя в 1900 году, когда даже возник вопрос о Наследнике Престола. Витте предложил брата Царя — великого князя Михаила, с которым был в хороших отношениях. И позднее, уже после своей отставки с поста министра финансов в 1903 году, Витте (получив номинальную должность) питал надежду снова прийти к власти путем устранения Николая и воцарения великого князя Михаила. Зная характер Михаила и его полную неподготовленность к государственным делам, можно понять, что лукавый царедворец хотел стать сильным правителем при слабом Царе. Эта интрига Витте, которую он обсуждал с директором Департамента полиции А.А. Лопухиным,82 конечно, не могла улучшить его отношений с Царем и Царицей, которые вплоть до смерти бывшего первого министра относились к нему как к опасному интригану.

Обычно Витте приписывают заслугу стабилизации рубля и обеспечения стране твердой валюты путем введения золотого обращения, а также установления государственной монополии на продажу спирта, вина и водочных изделий. Приоритет его в этих делах и заслуги в их осуществлении далеко не бесспорны. Во-первых, введение золотого денежного обращения не было инициативой самого Витте. Денежная реформа втайне подготавливалась его предшественником И.А. Вышнеградским. Во-вторых, введение золотого обращения проводилось за счет карманов русских людей. На одну треть была осуществлена скрытая девальвация рубля. Новый кредитный рубль приравнивался примерно к 67 копейкам золотом. Конечно, эта операция позволила уменьшить на треть внутренний государственный долг, но вместе с тем и потребовала новых иностранных займов золотом для поддержания курса рубля.83

Но главное состояло в другом. В результате введения золотого денежного обращения русская экономика была тесно интегрирована в мировом экономическом порядке, политику которого определяли западные страны. Этот мировой порядок подразумевал первоначальный обмен между странами, продающими сырье, и странами, продающими промышленную продукцию. Цены на сырьевые ресурсы искусственно сдерживались, а на промышленную продукцию специально подстегивались. В результате страны — поставщики сырья были обречены на постоянную выплату своего рода дани странам, более промышленно развитым. По мере введения золотой валюты цены на сырьевые товары падали. В результате происходил отток отечественных ресурсов за границу, и прежде всего «бегство» самого золота, ранее полученного в виде займов, но уже с многократной сторицей. «Россия, — справедливо писал известный экономист М.И. Туган-Барановский, — поплатилась многими сотнями миллионов золотых рублей из золотого запаса, вполне непроизводительно растраченных нашим Министерством финансов при проведении реформы 1897 года».84