Соло на грани - Елена Кутузова

– Черти свинячьи, – тихо ругнулся Алесь.

Проводники сделали вид, что не услышали. А может, не поняли – Алесь очень вовремя «забывал», что говорит не на лингве.

Они долго петляли по однотипным помещениям, потом их завели в бывшее офисное помещение и велели ждать.

Ставр оглядел крошащуюся штукатурку, стулья, покрытый толстым слоем пыли колченогий стол с остатками лампы, окно, оскалившееся остатками стекла.

– Вот ведь… Влипли.

– Остынь, командир. Пока живы, а там, глядишь, и выберемся, – хлопнул его по плечу Алесь.

– Действительно, – впервые подал голос Ши Ху. – Удача на нашей стороне, так что не здесь нас хоронить будут.

– А это уже от вас зависит.

В комнату вошел невысокий мужчина в деловом костюме. Седые волосы коротко пострижены, аккуратные усы… и цепкий взгляд.

– С кем имею честь?

– Зовите меня Мартином, капитан Гордеев.

– Вам не кажется, что это нечестно? Вам наши имена известны, а вот нам…

– А вы идеалист! – Мужчина огляделся, постелил на один из стульев белоснежный носовой платок и уселся.

– Присаживайтесь, господа, вы же наверняка устали. Итак, вернемся к справедливости. Я уже давно в нее не верю и вам не советую. Но надеюсь, вы здесь не для того, чтобы о понятиях спорить?

– Что с Эрой?

– Прямолинейно. Ну что ж, тогда я и не буду тянуть. Эту девочку нашли в очень тяжелом состоянии – она в одиночку пыталась остановить Прорыв. Не удивлены? А я вот изумился, когда узнал, что она надеялась на победу. Увы, в этот раз ей не повезло – ктулху оказались сильнее.

– Сколько их было?

– Флагман и двое из сопровождения. Вероятно, она знала, что делала, но организм оказался ослаблен. В итоге – попала под удар монстра. Когда ее нашли, она напоминала дикобраза. Тварь просто нашпиговала ее своими иглами.

– Она… жива? – снова не выдержал Ши Ху, в этот раз нарушая прямой приказ командира молчать.

– Пока да. Ей успели оказать помощь до того, как в организме произошли необратимые изменения. Очистили раны, ввели антидот. Но состояние очень нестабильно. Все, что мы теперь можем, – молиться за ее жизнь.

– Можно ее увидеть?

– Нет, – не думая ни минуты, отказал Мартин. – Ее уже вывезли из страны.

– Куда? И как вы решились на транспортировку в таком состоянии? Если я правильно понимаю, операцию провернули нелегально. У вас хватило сил и средств на такое?

Ставр смотрел на спокойно улыбающегося Мартина и понимал, что вот теперь они влипли по-настоящему.

– Не буду врать, решение далось нам нелегко. Врачи настойчиво не рекомендовали так рисковать. Но там, куда ее увезли, Эра в полной безопасности. Даже если военные нападут на ее след.

– Вы сможете им помешать?

– Я? Нет. Но за нее и отвечаю не я.

– Кто? Почему из вас все вытягивать приходится? – Ставр сдерживался изо всех сил.

Собеседник понял, что нервы солдата на пределе, и успокаивающе поднял руки:

– Не беспокойтесь. Если Главнокомандующий решит причинить вред вашей подруге, начнется маленькая война. В любом случае Эра в безопасности. Чего не скажешь о вас. Позвольте узнать, что вы планируете делать дальше? Вы дезертировали, сорвали важнейший эксперимент в Институте Исследования Мозга… Эра же с вашей помощью бежала? Главный подопытный. Ну да ладно. Так что делать будете, капитан?

Картина потихоньку прояснялась. Ставр скрестил руки на груди, еще раз внимательно оглядев собеседника с ног до головы. И прежде чем ответить, поменял позу, открывшись для разговора:

– Я слушаю.

– Мудрое решение. Думаю, вы примете мое предложение – стать бойцами Сопротивления.

Боль понемногу отступала. По крайней мере, перерывы между вспышками стали длиннее. И, пробив пелену алого безумия, в сознание стали проникать звуки: тихие шаги, невесомый шорох ткани, далекие голоса… Эра не могла разобрать, о чем они шепчутся, но паниковала каждый раз, когда слышала, сразу после них приходила боль.

Эра пыталась спрятаться, убежать… Но тело наливалось свинцом, а руки и ноги сковывали кандалы, так что даже пошевелиться было трудно. И она, не в силах совладать с собой, кричала, плакала, просила отпустить…

Хен Мин едва сдерживал слезы. Каждая обработка ран превращалась в пытку не только для его едонсэн, младшей сестренки, но и для него самого. Приходилось долго отмачивать прилипшие бинты, а иногда – просто сдирать их вместе с присохшими струпьями. А потом – промывать каждую рану, глубоко вводя канюлю шприца. Девушка рвалась, пыталась драться, но Хен Мин был сильнее. Спеленывал в объятиях и шептал на ухо старинную колыбельную – в детстве Эра плохо засыпала без этого тихого напева. Успокаивала и теперь, постепенно девушка затихала и только всхлипывала. Да по щекам текли слезы.

Потом все тело болело, как после напряженной тренировки, но он не обращал внимания на боль, Эре было гораздо хуже.

Он почти не отходил от нее, забросив все дела. Ученики мялись на пороге комнаты, но не смели подняться на веранду – первого, кто осмелился нарушить покой раненой, Хен Мин просто вышвырнул во двор. Жизнь в школе Распускающегося Цветка замерла. Даже на тренировках ученики старались не шуметь, дабы не привести в ярость своего кван-дженнима.

– Мастер?

Хен Мин повернулся к двери. В щель приоткрытой створки был виден старший ученик. Он взял на себя заботу о школе, пока Мастер был занят, а значит, случилось что-то серьезное, если решился побеспокоить.

Хен Мин поднялся с колен. Рука скользнула по одеялу, коснувшись ладони Эры. Та тут же сжала пальцы:

– Оппа! – В голосе слышались слезы. – Не уходи.

– Не уйду. – Хен Мин вернулся обратно. – Твой старший братик никуда не уйдет. Не плачь.

Видеть слезы, сбегающие по щекам Эры, было невыносимо. Едонсэн никогда не плакала, даже в кровь разбиваясь на тренировке. Даже, когда его отец, Мастер школы, до крови порол ее хворостиной за нарушение дисциплины. Эра только сжимала губы и терпела, оставляя слезы старшей сестре. Вот Ирида да, та проливала их по малейшему поводу: мотылек, опаливший крылья в пламени свечи, напроказившая сестра, скулящий ночью щенок…

Память услужливо выворачивала самые дальние уголки, усиливая боль. Хен Мин готов был кричать, но стон Эры привел в чувство – он слишком сильно сжал ее руку.

– Прости оппу, сестренка. Он виноват и знает об этом…

Эра молчала, тратя все силы на дыхание. Хен Мин отвернулся, приходя в себя. Пусть его мир сейчас крутился вокруг этой девушки, но за дверью ждали те, за кого он отвечает.

– Оппа сейчас вернется. Подожди немного.

И, кивнув сиделке, он вышел во двор.

– Что случилось?

– Пришло сообщение – Гамма совершила побег. Ваши друзья нашли их раньше генерала Роя.

– Хорошо. Чем дальше они будут держаться от Главнокомандующего, тем лучше для Эры. Еще что-то?

– Они настаивают, чтобы после выздоровления агасси вернулась. Ученым необходимо…

– Передай, что я согласен сотрудничать с их организацией. Но только, пока дело не касается Эры. Моя едонсэн достаточно настрадалась в этой жизни. Я больше не позволю причинять ей боль. И мне все равно, генерал ли это, террористы или патриоты.

– Да, кван-джанмин.

Юноша смотрел, как учитель скрывается за дверью. Замки сняли совсем недавно, когда Мастер вернулся из-за границы. До этого никому не позволялось входить в заветную комнату, и лишь иногда, ночами, Ли Хен Мин задерживался в ней до утра.

Среди учеников ходило множество слухов, рассказывали о призраке умершей возлюбленной, о родовом проклятии. Молодежь подбивала друг друга на ночевку в запретной комнате, проверяя смелость, но первый же, кто решился, вылетел из школы на следующее же утро. Никогда прежде Хен Мина не видели в такой ярости. Это породило новый виток слухов, и вот теперь, когда комната стала обитаемой, они разгорелись с новой силой.

Хен Мин вернулся в комнату. Сиделка только что смыла с лица Эры дорожки высохших слез, сделала укол.

– Господин, больше нельзя держать агасси на наркотиках, даже при всех мерах предосторожности…

– Я знаю… – Он осторожно отвел с лица девушки длинную прядь волос. – Я все знаю. С завтрашнего дня снижаем дозу. Ей пора вернуться в реальность.

Она тонула в тумане, густом и липком, как патока. Серые клочья липли к лицу, залезали в нос, просачивались в рот, стоило открыть его в надежде сделать хоть один вдох, проникали в легкие, вытесняя воздух.

Где-то вверху сизую марь рассекали лучи света, совсем как логомы – скользкую плоть ктулху. Но яркие солнечные мечи были далеко, и она изо всех сил старалась оттолкнуться от вязкой земли, по щиколотку засосавшей ноги. Наконец с противным чавканьем грязь уступила, и Эра, задыхаясь, с трудом взмахивая руками, поплыла прочь, стремясь вынырнуть из этого кошмара. Но чем легче становился туман, тем сильнее ворочалась боль во всем теле, мешая двигаться. Наконец она стала настолько сильной, что захотелось опустить руки и упасть обратно, в коконы дыма, несущие забытье… Но туман не мог заглушить звуки тэгына, и Эра упрямо плыла дальше. Крик рвался из горла, но она лишь крепче сжимала зубы, прислушиваясь. Тихая мелодия, едва слышимая на грани яви и сна, была единственной ее связью с тем, другим миром. Возвращаться туда было больно, но куда хуже, казалось, забыть себя, навеки похоронив в этом жутком тумане.