Могу! - Николай Нароков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, не успела еще! — с притворным безразличием ответила она и зачем-то добавила, как будто хотела что-то доказать. — Виктор только что пришел, и я…
Она оборвала, не договорив. «Зачем я это добавила? — подосадовала она. — Как будто я в чем-то оправдываюсь…»
Елизавета Николаевна вышла. И чуть только она вышла, Юлия Сергеевна встала с кресла и отошла к окну, хотя и без того сидела ничуть не близко к Виктору. «Кажется, не надо было отходить! — попробовала сообразить она. — Я, кажется, что-то преувеличиваю!» Виктор поднял глаза и вопросительно посмотрел на нее. Она видела, что он спрашивает своим взглядом и ждет, но притворилась, будто не знает, что сказать ему, и будто ничего не замечает. Он опустил глаза, и ей тотчас же стало жаль его: «Ведь он же ждет! Он ведь очень ждет!»
Елизавета Николаевна выкатила в кресле Георгия Васильевича. Тот очень приветливо поздоровался и заулыбался.
— Ну вот… Ну вот… Садитесь и рассказывайте… Мы ведь вас сто лет не видали! Что же у вас нового?
Виктор посмотрел, не зная, о чем надо говорить, но нашелся.
— Нового? — смеясь, спросил он. — Сегодня утром мне телефонировала моя тетя.
— Замечательная новость! — рассмеялась Юлия Сергеевна. — Это какая же тетя? Та, что живет в Гонолулу?
— Та самая. Никакой другой тети у меня ведь на всем свете нет!
— Что же такое экстренное у нее, что понадобилось даже телефонировать? Может быть, она заболела?
— Она? — совсем приободрился Виктор, и ему стало весело, как бывало весело всегда, когда он говорил о своей тетке. — Она, конечно, здорова, как сто слонов, но она жалуется на сто болезней, как сто Аргонов. Вся беда ее в том, что у нее слишком много свободного времени и слишком много свободных денег. И если бы у нее было поменьше и того, и другого, она была бы совершенно здорова.
— Вы часто пишете друг другу?
— М-м-м… — замялся Виктор. — Она мне пишет довольно часто, а я… Я немного реже! Но сегодня она решила телефонировать. Вы понимаете? Телефонировать из Гонолулу! — всплеснул он руками. — Каждые три минуты разговора стоят 7 долларов, а она говорила не три минуты!
— Что ж! — примиряюще заметил Георгий Васильевич. — Если дело серьезное, то и час говорить можно!
— Серьезное дело? — откровенно расхохотался Виктор. — Если бы видели тетину прическу и знали бы, что она до сих пор носит митенки, как их носили наши бабушки, то вы поняли бы, что у нее никаких серьезных дел и быть не может!
— О чем же вы говорили с нею?
— Не я с нею говорил, а она со мною!
— О чем же?
— О четырех рогатых вепрях Мафусаила.
— Мафусаила? Какого Мафусаила?
— Впрочем, может быть, не Мафусаила, и Иегудиила или Нафанаила… Я в этих именах плохо разбираюсь и могу напутать! Но речь шла именно о четырех рогатых вепрях, это я наверное знаю!
— Да разве вепри бывают рогатые?
— Вообще не бывают, но у тети они могут быть и рогатыми, и крылатыми, и горбатыми!
— Да перестаньте дурачиться! — с притворной строгостью прикрикнула на него Юлия Сергеевна. — Говорите толком!
— Я, право, не знаю, можно ли рассказывать толком всю эту тетину бестолочь, но если вы приказываете, я… Видите ли, тете кто-то сказал, будто где-то в Библии говорится о четырех рогатых вепрях. И первый вепрь будто бы «разбросал» Финикийское царство, второй — Вавилонское, а третий — какую-то землю Мадианскую…
— А четвертый?
— А про четвертого на мою беду ничего не сказано. И вот это-то очень взволновало тетю: вепрей четыре, а государств разбросано только три. И тетя теперь в смятении: не предназначен ли четвертый вепрь, чтобы разбросать Соединенные Штаты?
Все рассмеялись.
— Что же вы ответили?
— Я ответил, что по-моему четвертый вепрь предназначен на то, чтобы разбросать Насера или Кассема, потому что очевидно: вепри действительны только на Среднем Востоке, а не в нашем полушарии. Тетя немного успокоилась и стала благодарить меня, но, к сожалению, она благодарила меня целых две минуты: пять долларов! Право, надо внести в конгресс билль, который запрещал бы богатым теткам говорить по международному телефону!
Елизавета Николаевна принесла кофе, поставила его на столик и присела сбоку.
— На чем же вы кончили? — заинтересовался Георгий Васильевич.
— Тетя сказала, что она подумает о четвертом вепре и о Насере, а завтра мне опять протелефонирует.
— А вы?
— Я ответил, что я с нетерпением буду ждать ее звонка, но… но кажется, я сказал это таким тоном, будто умолял о пощаде.
Юлия Сергеевна легко слушала болтовню Виктора, и ей нравилось, что он паясничает. «Это он такой от радости! — думала она. — От радости, что видит меня!»
— Вы слишком строги к вашей тете! — шутливо заметила она. — А по-моему ваша тетя премилая!..
— Нет, вы не подумайте, будто я не люблю мою тетю! — искренно спохватился Виктор. — Я ее очень люблю, очень! «Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром…»
— И тетю любите, и весенний гром любите? — расшалилась Юлия Сергеевна. — А свиной хрящик вы тоже любите? — вспомнила она. — И ваша любовь к тете не мешает вам любить грозу в начале мая?
Виктор понял ее. Но оттого, что она задала свой вопрос открыто, и оттого, что ее глаза улыбались, он ничуть не смутился и посмотрел на Георгия Васильевича так, как будто приглашал его полюбоваться Юлией Сергеевной: «А? Видите, какая она чудесная у вас!»
— Какие ты пустяки говоришь! — любовно упрекнул ее Георгий Васильевич. — Впрочем, говори, говори! Я люблю, когда ты всякие глупости говоришь!…
— А вам не кажется, — подхватил Виктор, — что нужно особое дарование, чтобы говорить глупости… А? И боятся их только недалекие люди, а умный человек никакой глупости не испугается. Разве не так?
Не скажешь глупости ты ввек,И это очень глупо, право!А я, как умный человек,Дурачусь влево и направо!
— Это еще что такое? — развеселилась Юлия Сергеевна.
— А разве вы меня не знаете? Я ведь весь нашпигован стихами, как заяц салом! Ничего вы со мной не поделаете: люблю стихи!
— А тетю вы тоже любите? — опять поддразнила его Юлия Сергеевна.
— Во всяком случае я ее почитаю и уважаю! — притворился серьезным Виктор. — И я готов простить ей те пять долларов, которые я в прошлом году заплатил за ее автоматический кофейник и которые она мне до сих пор не вернула.
— Ничего! — утешил его Георгий Васильевич. — Она оставит вам эти пять долларов в своем завещании!
— Увы! — сделал плачущее лицо Виктор. — Она уже давно пригрозила мне, что лишит меня наследства!..
— За что такая немилость?
— А за то, что я проявил непростительное невежество! — покаянным голосом признался Виктор. — Я спутал многострадального Иова с тем Ионой, которого проглотил кит. А тетя считает, что племянник, который неспособен отличить Иова от Ионы, не достоин наследства…
Юлия Сергеевна почувствовала себя очень легко: никакой тяжести не было в ней. И ей хотелось, чтобы Виктор сидел долго, как можно дольше, и чтобы Георгий Васильевич тоже долго сидел здесь, слушал Виктора, улыбался и время от времени взглядывал на нее. «Как хорошо, что они — со мной, а я — с ними!»
Напились кофе, а скоро после того Виктор встал и начал прощаться. «Он сейчас уйдет! Он сейчас уйдет! — слегка взволновалась Юлия Сергеевна. — А я не успела ничего сказать ему!» И когда Виктор стал уходить, она пошла проводить его, но шла с таким видом, будто только исполняет долг вежливости: даже немного с ленцой пошла она.
Вышли на патио, потом на площадку перед домом. Тут оба остановились.
— Я… — неуверенно начал Виктор, повернувшись к Юлии Сергеевне и смотря на нее.
Она знала, что стоять долго вдвоем нельзя и что надо поскорее разойтись.
— Что? — быстро и нетерпеливо спросила она.
— Я все время думал… об этом! — сдерживая себя, сказал Виктор, не зная, можно ли ему говорить «об этом».
— Я тоже! — просто и честно ответила Юлия Сергеевна.
— И я так страшно хотел видеть вас!
— Я тоже…
Она быстро, воровато оглянулась и быстрым шепотом сказала:
— Завтра в 12 часов я буду во французском кафе… Да?
— Да! — волнуясь ответил Виктор.
— До свиданья!
Она повернулась и пошла. Но, пройдя три-четыре шага, приостановилась, повернулась и с улыбкой кивнула головой.
— До завтра!
Вернувшись в комнату, она присела около Георгия Васильевича. А когда присела, то сразу же почувствовала, что сделала это не умышленно, не по привычке и не притворно, а только оттого, что ее потянуло подойти к нему и сесть около него. «Но ведь я только что назначила свидание Виктору! — подумала она. — Как же это я могу так: от Виктора к Горику, от Горика к Виктору…» Подумала, но ни чувства вины, ни упрека в ней не было. Она ласково посмотрела на Георгия Васильевича и посмотрела только оттого, что ей захотелось ласково посмотреть.