Её запретный рыцарь - Рекс Стаут

Когда Ноултон это говорил, голос его впервые дрогнул. Он помолчал, потом с видимым усилием взял себя в руки и закончил:

— Я остался там, в Уортоне, и некоторое время пытался доказать свою невиновность или, если это окажется невозможным, опровергнуть обвинения. Но все в городе были против меня.

Я был молод, по глупости и самонадеянности, неведомо для себя, заимел кучу врагов, и они не знали жалости. Это было невыносимо, ужасно! Я держался сколько мог, а потом уехал в Нью-Йорк — озлобленный, циничный, без гроша в кармане.

Здесь у меня было несколько друзей, но как только я рассказал им о своих бедах — а я ничего не скрывал, — они тут же обо мне забыли. Получить работу по моей профессии — в банке, — конечно, было невозможно.

Про меня сразу бы навели справки. Через неделю я уже был совсем готов броситься в воды Гудзона, когда случайно встретил Рыжего Тима.

Не важно, кто он такой. Таких, как он, тысячи. Они есть везде. Мы поговорили часик и встретились на следующий день. Я все еще был хорошо одет, и у меня был представительный вид. На третьей встрече он вручил мне пачку фальшивых десятидолларовых купюр.

Остальное ты знаешь. Не хочу, чтобы ты думала, будто всему причиной — моя слабость. Нет, не слабость, а горечь и отчаяние, столь сильное, что я повторял про себя: «У меня есть имя, и я еще сыграю свою игру». Думаю, что я был немного не в себе, никто никогда не чувствовал большего ужаса, чем я в то время.

Встретив в «Ламартине» Шермана, я начал думать, как ему отомстить и восстановить свое доброе имя. Но что я мог поделать? У меня не было друзей, не было никаких доказательств и не было никакой надежды их получить. Возможно, однажды…

Я занимался распространением фальшивых денег в течение месяца и тут встретил тебя. Невозможно описать те чувства, которые я испытывал в течение следующих двух месяцев. Когда бы я ни взглянул на тебя — сразу чувствовал невыразимое презрение к самому себе.

И я с горечью вспоминал о том, что когда-то мечтал прожить жизнь достойно и с пользой.

А потом… Ты помнишь, как мы впервые поужинали вместе? И тот спектакль? После этого я стал еще сильнее себя презирать. Мне казалось, что я не имею права говорить с тобой, дышать одним воздухом. Но, ты знаешь, я не мог без тебя.

В течение следующего месяца я колебался, не мог ничего решить, пока не занял должность, которая, по крайней мере, была вполне уважаемой, хотя тебе едва ли так казалось. Ты не представляешь, как я был счастлив и как старался, чтобы заслужить право быть с тобой и сказать тебе о своей любви! Я действительно этим горжусь!

И еще одно… Мой рассказ подходит к концу. Я встречался с Рыжим Тимом раз в месяц. Я сам так решил — что видеться чаще нам нет необходимости. В последний раз я видел его вчера вечером и сказал, что больше не буду иметь с ним дел.

Но есть и еще кое-что. — Ноултон показал на лежавший на чемодане завернутый в коричневую бумагу предмет. — Вот это — я оставил. Надо было давно его уничтожить. Я решил сделать это сегодня вечером.

Лиля с любопытством посмотрела на сверток:

— Он… Сколько там?

— Около десяти тысяч долларов.

Она поднялась, подошла к Ноултону и положила ладонь на его руку.

— Уничтожь их сейчас же — немедленно, — испуганно прошептала она.

Ноултон возразил:

— Но здесь это невозможно сделать. Лучше всего их пока спрятать и потом утопить в реке. Не бойся! Но ты еще не сказала мне того, что я хочу узнать.

Лиля вопросительно на него посмотрела, и он продолжил:

— Я рассказал тебе мою историю. А теперь?

Сначала Лиля не поняла, потом ее глаза посветлели, она встала на цыпочки, обвила руками его шею и поцеловала.

— Я люблю тебя, — сказала она.

— Ты выйдешь за меня замуж?

Она кивнула и прижалась лбом к его плечу.

— Моя дорогая Лиля! Я… правда не могу в это поверить!

— Ну, не обманывай, — засмеялась она, — ты все время это знал.

— Нет. Я надеялся и боялся. Но я бы никогда не смог жить без тебя!

— И однако, — Лиля бросила на него быстрый взгляд, — ты собирался уезжать.

Ноултон заявил, что она слишком к нему строга, девушка это сразу признала и попросила его прощения поцелуем. Они надолго замолчали. Наконец Ноултон глубоко вздохнул и заговорил о будущем.

Он начал говорить, что ему надо куда-нибудь — куда угодно — уехать и все подготовить для приезда Лили.

Наконец она его прервала:

— Нет, нет! Я поеду с тобой. Почему ты поедешь один? Разве вдвоем мы не будем сильнее? Ты думаешь, я тебе помешаю? Тогда ты плохо меня знаешь.

Он попытался с ней спорить, но она не слушала.

Он попытался оправдываться: мол, будет много трудностей, которые он не может с ней разделить, и ему надо восстановить уважение к самому себе. Он был сокрушен, а теперь должен подняться на ноги, сейчас у него нет ни цента.

Лиля ответила:

— Зато у меня есть небольшие сбережения. Хватит до тех пор, пока ты…

— Боже мой! — оскорбился он. — И ты думаешь, что я… Нет, ты меня не знаешь! Разве ты не понимаешь? Если хочешь, назови это гордостью, и, если хочешь знать, я имею на это право. Есть такие вещи, которые я должен делать сам. Ты думаешь, признание, которое я только что сделал, далось мне легко? Если бы ты только знала!

Лиля промурлыкала:

— Я не хочу причинять тебе боль, но я хочу быть счастливой, а если ты меня покинешь, это будет невозможно.

— Дорогая моя, любимая, разве я этого не знаю? — Ноултон изо всех сил старался говорить спокойно. — Без тебя каждая минута будет казаться мне годом. Поэтому я буду работать как вол, чтобы как можно скорее позвать тебя к себе. И тогда…

— И тогда… — повторила Лиля.

— И тогда я буду счастливейшим человеком на земле — счастливее, чем я это заслужил. И как только я добуду…

В этот момент раздалась пронзительная трель звонка у входной двери.

Лиля огляделась, вздрогнула, а Ноултон тревожно обернулся, но тут же взял себя в руки и спокойно заверил девушку:

— Ничего. Я заказал такси, которое должно отвезти меня на вокзал.

Он подошел к окну и выглянул наружу.

— Да, — сказал он, возвратясь, — внизу стоит машина. У входа. И хорошо, потому что подошло время ужина. Не поехать ли нам…

Его прервал резкий стук в дверь на лестничной клетке.

Ноултон подумал, что это водитель такси, и удивился, как это он добрался до этой двери.

Он резко спросил:

— Кто там?

Ответа не последовало, но после небольшой паузы стук повторился.

— Кто это? — рассерженно повторил он.

Снова последовала короткая пауза, во время которой Ноултону показалось, что он слышит в коридоре шепот, потом послышался властный голос:

— Именем закона, откройте!

Глава 12

Длинная ночь

Лиля испуганно и непроизвольно схватила Ноултона за руку, а молодой человек стоял, не в силах произнести ни слова от удивления и тревоги.

Что предстало перед его очами в эту минуту ужаса и сожаления? Он увидел, как Лиле предъявлено обвинение, как она арестована, обесчещена — и все из-за него. Эта мысль вызвала у него оцепенение, и он не мог сдвинуться с места.

Никакая забота о самом себе или опасность для него лично не могла подвигнуть его на безрассудную храбрость или на стоическое терпение, но он весь окаменел, представив, что Лиля угодила в сети, которые были расставлены для него самого.

Но девушка, увидев его беспомощность, начала действовать сама. Она была всего лишь секунду охвачена ужасом, потом быстро окинула взглядом комнату, лихорадочно думая, что предпринять.

В нескольких футах справа она увидела занавешенную нишу, потом ее взгляд упал на сверток с фальшивыми купюрами, лежавший на чемодане. Она неслышными шагами пересекла комнату, взяла сверток и так же неслышно вернулась к Ноултону.

Она приблизила рот к его уху, близко, очень близко, так что звук ее голоса никак не мог быть услышанным теми, кто стоял за дверьми, и прошептала:

— Замани их во вторую комнату — всех, — и как можно быстрее.

Она увидела, что он не очень хорошо ее понял, но объяснять подробнее не было времени. Ей оставалось только положиться на его сообразительность, как только он придет в себя.

Она еще раз окинула взглядом комнату, чтобы убедиться, что ничто не выдаст ее присутствия, потом крепко пожала его руку и нырнула в нишу за занавеску. Все это заняло три или четыре секунды.

Стук в дверь и требования открыть повторились.

Ноултон отодвинул засов, и дверь распахнулась.

В квартиру ворвались трое. Шедший впереди воскликнул: «Вот он!» — и двинулся на Ноултона, который отступил от двери на несколько шагов.

Тут Ноултон понял суть плана Лили, простого и хитрого. В его голове окончательно прояснилось и, поняв, что Лиля со свертком фальшивых денег — неопровержимой уликой — спряталась в нише, он сам решил, что ему надо делать.

Резко повернувшись, когда приближавшийся к нему человек почти схватил его за плечо, он, как пантера, мягко и бесшумно отпрыгнул в сторону и исчез в соседней комнате, окна которой выходили на задний двор.