Темные празднества - Стейси Томас
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А мы исполняем в ней роли? – насмешливо спрашивает она, бледнея от своего предположения.
Я заставляю себя остановиться. Мне не нужно, чтобы она выученно улыбалась или краснела по приказу отца. Альтамия – это песня, и я не могу ей не открыться, но не так.
– Я устал от этой фальши, – произношу я достаточно громко, чтобы миссис Хейл приостановилась. Звук ее медленных шагов по лестнице сопровождает мерцание свечей, заливающих светом ступени у нас под ногами.
Вы спасены, словно говорю я Альтамии, бросив на нее выразительный взгляд. Может быть, Хейл откажется от своих планов на меня, когда супруга сообщит ему о моем безразличии к их дочери.
Она протягивает руку, чтобы не дать мне уйти. Ее мимолетное прикосновение дарит мне надежду, и она шепчет:
– Я не притворяюсь.
Я всегда был разделен на две части. Кажется, словно половина меня стоит за занавесом, наблюдая, как второй я играет перед публикой. Я все еще разделен надвое, но Альтамия, как будто заметив нас обоих, подходит ближе вместо того, чтобы отшатнуться.
Она собирается мне что-то сказать, но замолкает, когда к нам приближается миссис Хейл. К моменту, когда я придумываю, как нарушить повисшую между нами тишину, она уже обгоняет нас.
– Вы могли бы просто сказать, что я хорошо играла. – Альтамия бросила на меня взгляд, от которого я готов заплакать. Миссис Хейл удаляется от нас еще на несколько шагов.
– Весьма банальная похвала, – возражаю я. – Мне хотелось сказать вам что-нибудь посерьезнее. Я и не подумал, что та моя реплика будет так воспринята. Мне нравятся вещи в себе, которые не стараются очаровать окружающих.
– Я играю с пяти лет, – полуобернувшись, с тихой гордостью шепчет Альтамия мне на прощание.
Глава десятая
Йорк, март 1645 года
Дорогой лорд Кэрью,
пишу в ответ на Ваше письмо. Для меня большая честь осознавать, с каким уважением Вы относитесь к моей репутации. Тем не менее я вынужден снова Вам отказать. Я не планирую возвращаться к ремеслу, из которого так давно ушел. Рекомендую Вам воспользоваться Вашим положением Мирового судьи и Вашей совестью христианина, чтобы расследовать это дело самостоятельно.
Ваш покорный слуга,
судья Персиваль.Я перечитываю письмо, которое написал дяде Альтамии, лорду Кэрью, от имени Уилла. Он попросил меня изложить отказ четко, но уважительно. Это – весьма тонкая грань, и я корпел над текстом почти все утро. Я опускаю перо и со своего места в подвале наблюдаю за Альтамией. Наклонившись над столом, она бережно набивает шерстью тушку белой мыши. На дальнем конце столешницы – ее предыдущие работы, среди них – чучело малиновки, которому она еще не дала имя. Я морщусь от запахов розмарина и уксуса. Этот аромат пропитал весь воздух в подвале. Консерванты не позволяют крошечным созданиям проникать в трещины и ранки на мертвом теле.
Сегодня состоится казнь леди Кэтрин. Родители Альтамии запретили ей посещать повешение, несмотря на то, как сильно ей хотелось, чтобы Кэтрин увидела в толпе лицо, которое не жаждало бы ее смерти. Девушка смотрит на лорда Тевершема. Его гроб передвинули в угол, и он будет предан земле послезавтра. Согласно местным поверьям жертва ведьмы часто оживает после ее смерти, так что Хейл заколотил гроб гвоздями. Его останки – иссушенное зловоние, а песня звучит, как шепот, но его, лежащего в углу, несложно игнорировать.
Альтамия отвлекает себя от сегодняшних событий, а я от них прячусь. После судебного заседания Уилл редко находится в моей компании, проводя больше времени с Хейлом и олдерменами. Я же занимаю себя перепиской и общением с Альтамией. Сегодня утром ни Уилл, ни Хейл не были против, когда девушка пригласила меня понаблюдать за ее практикой. Хейл отчаянно пытается нас свести, но, к его удивлению, мы проводим совместное время, которое нам выделила миссис Хейл, не за поцелуями, а за работой. Подозреваю, что Уилл уже совсем обо мне позабыл. Его безразличие избавляет меня от необходимости размышлять, буду ли я защищать приговоренную леди Кэтрин или просто наблюдать, как она болтается в петле.
Мы с Альтамией молча занимаемся своими делами, но между нами есть что-то невысказанное, что не дает мне успокоиться.
– Вы сами ее убили? – спрашиваю я Альтамию.
Немного растерявшись, она поднимает глаза от чучела. Ее белый фартук забрызган уксусом.
– Мы нашли ее на улице, – отвечает Альтамия, поглядывая на дверь. Отличавшаяся брезгливостью Агнес, в последнее время все чаще увиливающая от роли компаньонки своей молодой госпожи, ушла. – Вам надо развлечься, – говорит девушка, указывая на дневник, лежащий у меня на коленях. Ее интерес к одной из моих неоконченных пьес заставил меня вернуться к ее написанию. Я многое скрываю от Альтамии, но мне очень приятно делиться с ней тем немногим, что я могу себе позволить.
– Я застрял, – признаюсь я. – Мой герой спасся от смерти и теперь должен придумать план мести против дядюшки, который отнял у него все, – взмахиваю я пером, словно пытаясь вытянуть из себя побольше слов.
– А кто его спас? – интересуется Альтамия.
– Загадочная девушка, которая исчезает, когда он приходит в себя, – отвечаю я. – Думаете, это нужно поменять?
Она прикусывает нижнюю губу.
– Вам нужно дать своей героине имя. Мне кажется нелепой условностью, когда в какой-нибудь истории таинственный незнакомец приходит на помощь, а выполнив свою миссию, вдруг уходит, словно его ввели в действие только ради этого, а потом он снова перестал существовать.
– Все персонажи – выдумка. Но вы правы, – признаю я, когда она просит прощения. – Возможно, мне надо побольше поразмышлять над диалогами. В Оксфорде они в моде.
– А тут – нет, – замечает она. – Диалоги – это перебрасывание словами между людьми. В этом нет никакой поэтичности.
– Нынешние времена не располагают к поэзии.
Она улыбается, пока я записываю ее совет. Наши глаза встречаются. Это один из многих продолжительных взглядов, которыми мы обменивались за последние несколько недель. На этот раз она первая отводит глаза.
– Возможно, мне стоит заняться ткачеством. – После повисшей паузы я указываю на небольшой ткацкий станок, стоящий в углу.
– Семейная реликвия… Заброшенное ремесло, – вздрогнув, пренебрежительно бросает Альтамия, а затем приглашает меня взглянуть поближе на свою работу.
– Молчит, – замечаю я.
– Она мертва. – В глазах Альтамии теплится нежность.
Интересно, она отнеслась бы с пониманием или ужасом, если бы я рассказал ей, что в отличие от людей после смерти животные молчат и у них нет голосов, которые гремят в умершей плоти, пока не стихают до шепота…
– Мистер Броуд все еще хочет с вами работать? – спрашивает она.
– Нет, – отвечаю я чересчур быстро, чтобы девушка мне поверила. За последние две недели я пять раз ходил в магазин Броуда. Каждый раз его помощник говорил,
