Книжная лавка близ площади Этуаль - Н Кальма

В ушах - раздирающий крик. Ах, как он кричал, этот маленький старик крестьянин:

- Помогите! Сюда! Сюда! Ноги! Ноги!

И опять испуганные вопли на всю округу. Да он подымет на ноги деревню, он целую орду сюда созовет!

Они высунулись враз из стога - оба заросшие неряшливой щетиной, бледные, с синими тенями под глазами - точь-в-точь бандиты в лохмотьях. Крестьянин уставился на них, он, верно, думал, что в стогу трупы. (Ноги-то их, оказывается, торчали наружу!) А тут вдруг двое таких красавцев, встретишь - испугаешься! Даня хотел с ним объясниться, начал что-то говорить, но крестьянин в ужасе замахал руками и, бросив вилы, кинулся бежать.

- Надо отсюда убираться, а то он всю свою деревню сюда пригонит, сказал тогда Павел, и они пустились наутек.

Ферма дядюшки Жубера. Дядюшка толстый, медлительный, с пузом, перетянутым толстой цепочкой старомодных часов. Тяжелодум. Держал их чуть ли не час на пороге, все раздумывал, пустить их ночевать или не пускать. Разглядывал с головы до ног, и не понять было - друг он или враг, выдаст он их бошам или, наоборот, спрячет у себя и вообще слышал ли, о чем его просят двое беглецов. И как обрадовались они, когда он наконец проворчал:

- В дом не пущу. Будете спать в конюшне, рядом с Фулетт. Она добрая лошадь, не лягается. Но берегитесь: если будете курить, тотчас выгоню. Пожара у себя не хочу.

И вот ночи у мохнатых ног першерона Фулетт. Конюшня большая и теплая. Кроме того, прибегает сынишка дядюшки Жубера, тринадцатилетний Жак, приносит то ломоть хлеба, густо намазанный маслом, то кусок мяса, то яблоки. Жак смотрит с жадностью на русских - ведь это такая диковинка в здешних местах! У них на ферме радио нет, но зато в городке, в доме учителя, он слышал, что русские начали одолевать бошей.

- Вот молодцы ваши русские! - говорит он восторженно. - Никто не мог справиться с этими мерзавцами бошами, а русские взяли в плен целую армию! Теперь и наши будут их бить, вот увидите. Все наши парни постарше скрываются от бошей, чтобы их не увезли в Германию или не заставили работать. Скоро все это изменится, я вам это верно говорю, можете мне поверить. Тогда уж с бошами рассчитаются за все!

Жак... Его круглая веснушчатая физиономия. Он всегда улыбался. Где-то он сейчас?

И все-таки мальчик чуть не погубил их тогда. Прибежал с поручением от учителя: учитель слышал, что в Перонне есть русский, владелец кафе. Вот к кому стоило бы обратиться беглецам: он наверняка поможет.

И, конечно, беглецы тотчас же заторопились в Перонн. В сумерках пробрались к площади, на которой было маленькое кафе. В окна ничего нельзя было разглядеть - прикрыты ставнями. Почему-то у Дани мелькнуло смутное опасение.

- Ты постой пока в подъезде, а я зайду погляжу, что это за русский такой, - сказал он Павлу.

Маленькое кафе было совершенно пусто. Посреди зала гудела чугунная печка, за стойкой гремела бутылями неимоверно толстая француженка в платье с разорванным рукавом.

- Что вам угодно? - спросила она, подозрительно оглядывая бледного оборванца.

- Хотелось бы видеть хозяина кафе, - пробормотал Даня.

- У вас к нему какое-нибудь дело?

- Да.

- Тогда подождите вон там, в углу. Муж скоро придет.

Даня уселся за дальний столик. Хозяйка все переставляла бутылки и пивные кружки на стойке и продолжала краешком глаза следить за пришельцем.

Ощущение опасности все сильнее охватывало Даню. От печки шло упоительное тепло. Хозяйка пыталась что-то спрашивать, но на всё ее вопросы Даня отвечал только "да" или "нет".

Наконец пришел хозяин. Внешность его тоже не понравилась Дане: мышастый, юркий, с вынюхивающим носом.

- Тебя ждут, - сказала ему громко жена и тихо прибавила что-то.

- По какому делу? - спросил хозяин.

- Я... хотел бы... - начал, приподымаясь, Даня.

- Поляк? - перебил его хозяин.

Почему-то в эту минуту Дане показалось, что лучше назваться поляком. Хозяин нравился ему все меньше. Он кивнул.

- Что же вы от меня хотите? - недружелюбно спросил хозяин.

Даня начал сбивчиво объяснять: он хотел бы повидаться с земляками. Не знает ли хозяин, где он мог бы встретить поляков?

Хозяин всматривался в него все пытливее, все подозрительнее.

- Так вы хотите встретиться со здешними поляками? А зачем?

Даня припомнил все польские слова, которые случайно знал - и "проше пана", и "дзякую", и "мышлялем", - всё, что он слышал от Стася Ганчевского. Хозяин посматривал на него, покусывая тонкие губы.

- Подождите меня здесь, я для вас все разузнаю, - сказал он наконец и, кинув взгляд жене, вышел в комнату за стойкой.

Даня ощутил совершенно ясно: хозяин отправился звонить по телефону, он вызывает жандармов арестовать неизвестного бродягу. Надо смываться, и как можно скорее.

Даня поднялся с места, подошел к печке, нагнулся, делая вид, что греет руки. Хозяйка не спускала с него глаз. Вот черт! Что же делать? От печки до двери шага четыре. Дверь тонкая, со стеклом, можно распахнуть ее одним махом. Спиной, всем телом Даня чувствовал кошачьи глаза хозяйки. Еще шажок...

Дверь распахнулась. Вошел мальчик-почтальон с большой сумкой. Внимание хозяйки вмиг переключилось на почтальона:

- А, Гастон, что принесли нам?

Даня оттолкнул мальчика от двери, рывком открыл ее, прыгнул. На улице было уже совсем темно. Вслед ему закричали пронзительно и визгливо. Даня промчался мимо подъезда, где затаился Павел. Кинул: "За мной! Живо!" Бежали по темным незнакомым улицам, сворачивали в какие-то дворы, выбежали наконец к реке. Прислушались: тихо. Погони нет. Ух, вот это пробежка!

9. СКИТАНИЯ

И еще воспоминания...

Гигантское кладбище близ Сен-Кантена. Парад могил, растянувшийся километра на два в длину и километр в ширину. Артиллеристы, пехотинцы, саперы, авиаторы - все по родам своих войск, все по чинам и званиям. Это павшие в первую мировую войну. Сколько лежит здесь таких же мальчиков, как Пашка и Даня, или чуть постарше! Имена, имена... У Дани и сейчас мозжит сердце при воспоминании об этом поле мертвецов.

И все-таки они там остались - два полуживых от голода и усталости беглеца среди своих мертвых сверстников. Мертвые стали их товарищами, они их укрыли, дали приют в одном из склепов. Здесь уже давно никто не бывал; не до старых кладбищ было Франции в те дни. Здесь можно было передохнуть, отоспаться. И они жили в тесном и темном склепе, жили бок о бок с мертвецами, не думая о мрачном соседстве, счастливые уже тем, что могут не бояться обхода полицейских или гестаповцев. Спать им приходилось в такой тесноте, что голова одного оказывалась между ногами другого, но зато было тепло. Пашка, тот использовал старые, высохшие венки как изголовье. Он был циник, Пашка, трунил над всякими "тонкими чувствами" Дани.

- Интеллигентик ты! Все чего-то надумываешь, растравляешь себя. Да мы что? Мы для здешних покойничков одно развлечение. В кои-то веки сюда, к ним, зашли люди, да не какие-то чужие, а свои в доску парни. Они нас сразу за своих признали, можешь не сомневаться, мы себя показываем точь-в-точь как они при жизни. Так же и поступаем. Сейчас война, они там, в своих могилках, небось про это знают, слышали, сами были на войне, на себе всё испытали. Так что же ты себя зря расстраиваешь?

И Даня, слушая эти рассуждения посмеивающегося Пашки, начинал думать, что товарищ его, может быть, и прав.

Все-таки спустя несколько дней их поймали. Да-да, поймали, как глупых цыплят! А они-то скрывались, хитрили, обходили стороной города, крались, искали укрытий, вылезали только в сумерках. И вот нате пожалуйста, попались глупейшим образом!

Кажется, это случилось возле Эперне, в одном из домов, адрес которого дал Абель. В бедном, обшарпанном, закопченном с виду домишке, у леса, жил дровосек. В этой хижине, среди висящих по стенкам пил, топоров, железных кошек, в каких лазают по деревьям, Даня вдруг вспомнил старые французские сказки, которые некогда читала ему мать. Там, в этих сказках, непременно бывала хижина дровосека и его семья. Помнится, сам мальчик с пальчик был сыном дровосека.

Хозяина не было дома. Его жена, полька, принесла ребятам молока, хлеба, пыталась что-то им объяснить. Женщина была такая истощенная на вид, так все кругом было бедно, скудно, неприбрано, что Даня вопросительно посмотрел на Пашку: может, не стоит их объедать? И тут вдруг у самых окон затрещал мотоцикл, и в дом вошли два жандарма.

- Кто такие? Откуда? Что здесь делаете?

Жена дровосека - тоже связная Абеля - еще лепетала, что это, мол, помощники мужа, работают вместе с ним в лесу, зашли сейчас погреться, а жандармы уже надевали на беглецов наручники.

Их привезли в мэрию соседнего городка. Допрос состоялся тут же, во дворе. Документы? Нет документов? Тогда объясните, кто вы такие, что делали в здешнем департаменте? Что делали в хижине лесника Демаре?

Даня пытался поддержать то же, что говорила жена Демаре: оба они поляки, документы потеряли в лесу, работали помощниками...