Губительница душ - Леопольд Захер-Мазох

— Не требуйте от меня любви, граф, — сказала Анюта, не поднимая головы, — я не могу… Почему вы не хотите быть моим другом?

— Я готов довольствоваться и этим, дорогая Анюта, хотя и не теряю надежды со временем заслужить вашу любовь.

— Не знаю почему, но мне кажется, что любовь нельзя заслужить. Она дается добровольно или отвергается без всякого очевидного основания… Здесь нами управляет высшая, неведомая нам сила.

— Значит, вы отнимаете у меня последнюю надежду?

Анюта не ответила. Граф глубоко вздохнул, поклонился и вышел.

Другую девушку он непременно возненавидел бы в эту минуту, но Анюту он полюбил еще сильнее прежнего.

Вся гордость его возмущалась при мысли, что она будет принадлежать другому. Он принял твердое решение избавиться от своего соперника, уничтожить его во что бы то ни встало.

XXI. Шаг вперед

В один из вечеров у Огинских собралось небольшое общество. Посреди ярко освещенной и роскошно обставленной залы с темно-красными занавесями и портьерами стоял бильярд. Вокруг него суетилась веселая молодежь, вооруженная длинными киями.

В углу у камина шла игра в вист. Партию составляли: хозяин и хозяйка дома, патер Глинский и старик статский советник, похожий на египетскую мумию в черном фраке. В другом углу два генерала времен императора Николая I играли в шахматы.

Граф Солтык не спускал глаз с Анюты, прислушивался к каждому ее слову, следил за каждым ее движением, не обращая ни малейшего внимания на остальное общество. Упавший с бильярда шар вывел его из оцепенения. Анюта и Беляров бросились поднимать шар, а Генриетта, лукаво улыбаясь, обратилась к Сесавину с вопросом:

— С кем это вы вчера прогуливались по бульвару?

— Вероятно с моей тетушкой, — отвечал молодой человек.

— Нет, это была молоденькая, хорошенькая дамочка… Признавайтесь, кто она?

— Да-да, и я тоже слышала, — вмешалась в разговор Анюта.

— Теперь я припоминаю, — сказал Сесавин, — это была мадемуазель Эмма Малютина.

— Актриса?

— Нет, она дочь почтенных родителей. Мать ее вдова и живет постоянно в деревне, неподалеку от Киева, а девушка приехала сюда погостить у своей тетушки.

— Генриетта в восторге от ее красоты, — заметила Анюта, — и говорит, что она похожа на героиню романа.

— Уж скорее драмы, а не романа, — усмехнулся Сесавин, — в ней столько гордого, даже я бы сказал, классического величия.

— Вы возбуждаете мое любопытство! — вскричала Анюта. — Граф Солтык, не знакомы ли вы с этой красавицей?

— Нет, не знаком.

— В самом деле, это какая-то загадочная личность, — продолжал Сесавин, — мне иногда кажется, что она целиком выскочила из какой-нибудь волшебной сказки или старинной хроники. Я был недавно свидетелем такой потрясающей сцены, которую невозможно забыть… Я и теперь содрогаюсь при одном воспоминании о ней!

— Расскажите, расскажите! — раздалось со всех сторон.

— О ком это вы говорите? — спросила Огинская.

— О новой знакомой господина Сесавина.

— Наверно, какая-нибудь студентка!

— О, нет! Благородная барышня, мадемуазель Малютина.

— Не дочь ли полковника Малютина?

— Кажется…

— Это очень хорошее семейство… Расскажите же нам, героиней какого романического происшествия она была?

Сесавин подробно рассказал о происшествии в зверинце. Присутствующие слушали его, затаив дыхание, только граф Солтык сидел в стороне, понурив голову, и, по-видимому, не разделял всеобщего восторга, хотя рассказ Сесавина и произвел на него глубокое впечатление.

— Вы влюблены в эту Эмму Малютину? — с задорной улыбкой спросила Генриетта.

— Я этого и не скрываю… За нею ухаживает и Ядевский.

Анюта вздрогнула и покраснела.

— Как бы мне хотелось с нею познакомиться! — воскликнула Генриетта.

— И мне тоже, — чуть слышно добавила Анюта.

— Желание ваше исполнить нетрудно, — вмешался хозяин дома, — мы пошлем ей приглашение.

— Эмма Малютина нелюдимка, — возразил на это Сесавин. — Позвольте мне прежде рассказать ей о вашем желании.

— Что за церемонии! — перебила Огинская. — Мы с Анютой сделаем ей визит и наверняка завербуем ее в наше общество.

Молодежь вернулась к бильярду, а старики — к карточному столу; но и теми и другими овладело какое-то непонятное, тревожное ощущение, всем так и чудилось, что в комнате невидимо присутствует очаровательная таинственная героиня трагического приключения. Сильнее других испытывал это чувство граф Солтык. Он был уже заочно влюблен в Эмму Малютину, как некогда, в дни своей юности, в древнюю царицу Семирамиду. Он верил в силу магнетизма, но мог ли он в эту минуту подозревать, что юная жрица неведомой ему секты мечтает о том, как бы поймать его в свои сети. Случайно взглянул он на Анюту и подумал: «Просто хорошенькая девочка, которую забавляют канарейки, а не борьба со львами!..»

Дня через два Сесавин вбежал к Эмме и сказал:

— Огинские едут к вам с визитом. Они сейчас будут здесь.

— И что же? — без малейшего удивления спросила девушка.

— Я употребил все свое красноречие, и они захотели с вами познакомиться. Только, ради Бога, дайте им понять, что в знакомстве с ними для вас нет ничего особенного. Вы должны сыграть выдающуюся роль в кругу киевской аристократии.

— С благодарностью воспользуюсь вашим советом.

— И еще…

— Знаю, знаю!.. Мне надо принарядиться для того, чтобы оправдать ваши преувеличенные похвалы, не так ли?

— Вы угадали… хотя это совершенно лишнее, потому что вы прекрасны и в самом простом платье. Прощайте! — и Сесавин поспешно вышел из комнаты.

Эмма задумалась. Это был первый шаг к желаемой цели, удобный случай для встречи с графом Солтыком. Она очарует его, опутает своими сетями и, что бы там ни было, найдет способ исполнить возложенное на нее поручение.

Она поправила прическу и осмотрела себя в зеркале с головы до ног, без кокетства и без тщеславия, а так, как солдат осматривает свое оружие накануне сражения.

Борис пришел доложить о приезде Огинских.

— Какой приятный сюрприз, — сказала Эмма, приветливо встречая их на пороге гостиной. — Чем заслужила я такую честь?..

— Я слышала о вас так много хорошего, даже необыкновенного, — начала Огинская, присаживаясь на диван, — что не могла устоять против желания познакомиться с вами покороче и должна признаться, что расточаемые вам похвалы нисколько не преувеличены. Вы такая хорошенькая, дитя мое, дайте мне на вас наглядеться… Сколько ума, сколько смелости в вашем взгляде!.. Теперь я понимаю, почему львы вам повинуются!.. Вы сами львица… О, как должна гордиться вами ваша мать!