Королевские бастарды - Поль Феваль
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Прошу прощения, извините, – твердил он, пробираясь в этом скопище людей. – Я вас толкнул своим ящиком? Ничего не поделаешь! На хлеб-то нужно зарабатывать!
– Когда работник еще и учтив, упрекнуть его не в чем, – ответил господин Мартен. – Проходите смело, дружок!
Клеман поблагодарил. Кто-то шепнул ему прямо в ухо:
– На Королевской площади будет день.
– Все никак не увезут! – негодовала между тем толпа. – Экие разгильдяи! Чего, спрашивается, копаются? А ведь на содержание этих бездельников идут наши налоги!
– Ле-Маншо-то уже в карете? Или как? Что-то я его не вижу!
– Был тут все время… Погодите! Говорят, его ищут?.. Давайте послушаем!
Люди, собравшиеся между каретой и тюрьмой, волновались все больше. То и дело слышались тревожные вопросы:
– Осужденный! Где осужденный?
– Его держал господин Ларсоннер. Я видел!
Возбужденная толпа хлынула на улицу Сент-Антуан. И в этом потоке двигался против течения немолодой мужчина. Это стоило ему таких неимоверных усилий, что он без конца утирал пот со лба.
– Прошу вас, пропустите меня, – то и дело повторял этот человек. – Что случилось? Несчастье? Я – начальник тюрьмы, господин Бюэн.
Имя Бюэна передавалось из уст в уста, и толпа расступалась перед этим достойным господином.
Три или четыре надзирателя бросились к нему с разных сторон и принялись что-то нашептывать своему патрону.
Совершенно растерянный господин Бюэн оповестил всех о неожиданной новости, громко вскрикнув:
– Сбежал?! Осужденный?! Господи! Да не может этого быть!
Народ возликовал.
Слегка избитые не жаловались больше на синяки, придавленные мигом утешились. Радовались не самому побегу, а своему личному участию в столь значительном событии, о котором можно будет рассказывать потом долгие годы, порицая зевак – вечный источник беспорядков, критикуя администрацию, состоящую как всегда из растяп, ругая полицию и жандармерию, словом, с полным правом браня и осуждая всех и вся.
Вот это и было истинным счастьем, это и вызывало бурное ликование.
– Сбежал! Сбежал! Сбежал! А они все тут! Дюжина идиотов!
– Как сбежал? Вы что-нибудь заметили?
– Ничего, мадам! Исчез, как фокусник в цирке!
– Бесследно!
– Нынешние мошенники, однако, – ловкие парни! Господин Бюэн стоял перед воротами тюрьмы и спрашивал с безнадежно печальным видом:
– Почему меня не предупредили? Ведь все знали, где меня найти. И я оставил приказ, чтобы за мной немедленно послали, если вдруг прибудет карета.
Кто-то из служащих объяснил:
– Но ведь господин Ларсоннер сам ходил к вам, провел минут десять в доме господина Жафрэ и вернулся с предписанием…
Договорить служащий не успел, господин Бюэн выпрямился во весь рост и закричал:
– Где Ларсоннер? Привести ко мне Ларсоннера!
Служащие переглянулись, а несчастный начальник тюрьмы продолжал вопить:
– Я не видел его! Не отдавал ему никаких приказов! Это обман!
И добавил:
– Очень ловкий обман…
Ведь Ларсоннер тоже исчез, исчез мгновенно и незаметно – так, что никто не мог сказать, когда и в каком направлении он скрылся.
VIII
УДАР МОЛОТА
Разумеется, жандармы немедленно кинулись на поиски Ларсоннера, который вмиг стал знаменитостью. Конвоира искали с тем же рвением, что и преступника. Толпа сообщала волнующие сведения и об одном, и о другом: господин Мартен, например, заметил явного чужака, который взял юную барышню за талию с откровенно дурными намерениями. Госпожа Пиу, которая недавно обнаружила пропажу табакерки, дала еще более ценные показания:
– Я так дорожила ею! Это была память о человеке, который мне ее подарил, и была она из букса, не такая я дура, чтобы брать с собой серебряную табакерку!
Примерно в том же духе освещали ситуацию и все остальные.
Каждый был красноречив, многословен, каждый кого-то или что-то видел. Ле-Маншо и Ларсоннер побывали всюду, и вместе и по отдельности, и в правой части толпы, и в левой, задев всех мужчин, ущипнув всех дам. На чужой роток, как известно… Но и пользы от этих сведений тоже сами понимаете сколько…
Ничего не заметили только жандармы. Один из них, тот, который охранял дверцу экипажа с внешней стороны, спустя порядочное время неторопливо сказал:
– Хоть и не верится, однако беглецом мог быть тот самый парень, что выбрался из-под кареты, прижимая к животу ящик с газетами. Этот тип, вылезая, должно быть, потревожил Робера… Робер – это моя лошадка… Она у меня смирная, а тут чуть было не выбросила меня из седла, зад выше головы подкинула, прошу прощения у почтенной публики.
– Видели, видели! – возбужденно зашумела толпа. – У него еще блуза была рваная и старая фуражка с поломанным козырьком! Проходимец, да и только! Даже нижней рубашки нет!
Вот как все зашумели.
– А я еще так доброжелательно поговорил с ним! – воскликнул господин Мартен. – Очень, очень жаль!
– Точно, точно, он же был одноруким!
– Стало быть, – заключил жандарм, – это вполне мог быть Ле-Маншо, о чем я и подам рапорт, но укажу, что факт этот недостоверен.
Во все стороны уже разослали сыщиков, а служащий прокуратуры все объяснял господину Бюэну, почему так торопились с переводом осужденного: префектура опасалась побега именно этой ночью.
– Неизвестно, устроили ли это Черные Мантии или кто другой, – прибавил начальник конвоя, – но все службы должны быть настороже. В воздухе пахнет какой-то дьявольщиной, и банда Кадэ не сказала еще своего последнего слова! Вот о чем говорит поведение господина Ларсоннера. Да, в наше стадо затесалась паршивая овца!
– Ларсоннер! – тяжко вздохнул несчастный господин Бюэн. – Ах негодяй, ах мерзавец! А я-то доверил ему ключ от своего письменного стола!
Зеваки не расходились: снег тает, лужи после дождя высыхают, толпа сгущается… Кое-кто, правда, решил самолично заняться поисками, чтобы ощутить сладостное волнение погони, но большинство осталось на месте, и к этим людям присоединялись все новые любопытные.
Спустя четверть часа вооруженные отряды двинулись разом по улицам Фран-Буржуа и Сент-Антуан; в это же время к тюрьме подошло подкрепление – целый отряд полицейских.
Зрелище было из ряда вон, и господин Мартен признался, что не поменял бы сейчас своего места даже на кресло в лучшем из театров.
Народ не разошелся и в десять, хотя карета в сопровождении конвоя уехала давным-давно. Продавцы газет уже не оповещали всех и каждого об осуждении Клемана Ле-Маншо, а в половине десятого случилось событие, страшно обрадовавшее толпу зевак.
Несколько мальчишек, которые торговали газетами и которых полицейские шуганули от тюрьмы, прибежали на угол улицы Сент-Антуан и принялись кричать:
