Факт или вымысел? Антология: эссе, дневники, письма, воспоминания, афоризмы английских писателей - Александр Ливергант

В Вашем распоряжении будет гостиная, где Вы сможете писать, а также ванная и постель. Горячую воду в любое время обещать не могу — за бойлер «отвечает» заболевший дворецкий. Кокса полно — если Вы что-то смыслите в том, как работает бойлер.

Словом, будем жить жизнью швейцарских робинзонов {846}. <…>

Грэму Грину

Пепельная среда, 27 февраля 1952

Дорогой Грэм,

<…> жаль, что наш с Вами февраль на Капри не состоялся. С Рождества меня преследуют такие сильные боли, что еду погреть старые кости в другое место /На Сицилию. — А.Л./. Не удивился, когда прочел в газетах о Ваших сайгонских злоключениях. Сами виноваты — не надо было признаваться в своем красном прошлом. Прочел, как вы разнесли в пух и прах американскую разведку. Эти шпионы, надо полагать, обнаружили у Вас «волчий билет» {847}. Признавайтесь.

Ни минуты не сомневаюсь, что Ваш текст ужасно извратили. Говорить по душам с журналистами — безумие. Американцы, конечно же, трусы. Они, почти все, — потомки негодяев, которые из страха перед военной службой сбежали от своих законных монархов. Хорошо, что Вы вбили им это в голову. Но какой-то безумный репортер заявил, что Вы сказали, будто католическая вера запрещает правителю нанимать шпионов для выявления потенциальных бунтарей. За такое и под суд отдать могут. Этот же репортер написал, что, на Ваш взгляд, демократия совместима с католицизмом. Такая точка зрения, может, и не подсудна, но очень вредна.

Кончил книгу {848}, которую писал. Не получилась. Разумеется, все писатели пишут плохие книги, но сейчас, именно в это время, мне обидно. В ней есть несколько отличных фарсовых сцен — но только на первых страницах. Дальше — скучно. Что ж, такой была война. <…>

Грэму Грину

7 октября 1952

Дорогой Грэм,

Ваше письмо очень меня согрело. Спасибо большое.

Когда Вы возвращаетесь? Что-то давно мы не виделись.

Завершается сорок девятый год моей жизни. А Ваш только начинается. Говорят, впереди — критический период, который скажется на всей последующей жизни. Это был год дружеских потерь. И не из-за смертей, а из-за жизненных передряг. Наша с Вами дружба началась довольно поздно. Дай Бог, чтобы продолжалась.

Пожалуйста, оставьте мне билеты на Вашу премьеру. Буду громко аплодировать и кричать: «Автора!»

Не скрою от Вас, мне показали Ваше письмо про Чаплина {849} в «Нью-Стейтсмен».

Если Кэтрин еще на Капри, большой ей от меня привет.

И.

Грэму Грину

2 мая 1954

Дорогой Грэм,

с тех пор как Вы показали мне письмо Великих Инквизиторов {850}, мое негодование только растет. Письмо это столь же бессмысленно, сколь и несправедливо — злостное извращение благородной книги.

Вы хотите, чтобы почитатели «Силы и славы» подняли свой голос в защиту романа? Я готов и буду рад. Не думаю, впрочем, чтобы в Вашем положении следовало бы (следует?) прибегать к подобным мерам. Знаю, у вас есть самые лучшие духовные наставники; мне же, человеку непосвященному, казалось бы, что сейчас слово за инквизиторами. Вы ведь не обращались в Церковь за одобрением. Их дело рекомендовать внести в роман изменения и тем самым выставить самих себя на посмешище. На то, чтобы написать свое первое письмо, у них ушло четырнадцать лет. У Вас на ответ уйти должно столько же.

Но если Вам кажется, что публичный протест все же необходим, — можете на меня рассчитывать.

Всегда Ваш

Ивлин.

Грэму Грину

3 января 1961

Дорогой Грэм,

мне прислали сигнальный экземпляр «Ценой потери», и я прочел роман с огромным интересом. Я мог бы многое сказать о великолепном описании лепрозория, а также о том, с каким блеском вы решаете проблему диалога на четырех языках. Особенно мне понравилась проповедь отца-настоятеля. Но рецензировать роман я не буду, за что прошу меня извинить.

Конечно, я знаю, как вредно отождествлять вымышленные персонажи с их автором, но <…> этот роман дает ясно понять, что репутация «католического писателя», к которой Вы вовсе не стремились, вызывает у Вас раздражение. Сознаю, есть тут доля и моей вины. Двенадцать лет назад я прочел здесь и в Америке несколько лекций, где с излишней самонадеянностью попытался истолковать то, что, по моему глубокому убеждению, являлось апостольской миссией которой могли пренебречь читатели, шокированные откровенной сексуальностью некоторых Ваших тем. В каком-то отношении я, по существу, повел себя, как Рикер. Мне очень жаль, что своим вмешательством я способствовал возникновению неловкой ситуации, и я молюсь, чтобы это была всего лишь неловкая ситуация и чтобы отчаянные поступки Морин и Керри оставались не более чем художественным вымыслом.

Всегда любящий Вас

Ивлин

Грэму Грину

5 января 1961

Мой дорогой Грэм.

боюсь. Ваш секретариат в настоящее время переключился на Лаос, но я вынужден вмешаться, чтобы поблагодарить Вас за много добрых слов в Вашем письме, а также, чтобы прояснить кое-какие спорные вопросы. Ответом можете себя не утруждать.

Я не настолько безумен, чтобы полагать, что Рикер списан с меня. Я воспринимаю его не как свой портрет, а как карикатуру на некоторых Ваших почитателей (в том числе и на себя), попытавшихся навязать Вам позицию, которую Вы сочли для себя оскорбительной. В романе найдется немало подобных намеков, замечать которые мы отказывались. И вот теперь Вы открыто от нас отреклись. Ваши бывшие товарищи относятся к Вам не столько с «враждебностью», сколько с сожалением Браунинга к своему «Погибшему вождю» {851} — естественно, без обвинений в корыстолюбии.

Рецензию на «Ценой потери» мне заказал не «Манс», а «Дейли Мейл». Они хотели сенсации. Того же, вне сомнения, захотят и другие газеты. Не думаю, что Вы вправе обвинять читателей, которые восприняли роман как публичное отречение от веры. На мой взгляд, словосочетание «взвешенный атеизм» лишено смысла, ибо атеист отрицает высшую цель человека — любить Бога и служить Ему. Только в самом поверхностном смысле может атеизм быть «взвешенным». «Бесплодная земля» атеистов {852} куда более чужда мне, чем Ваш лепрозорий.

Желать Вашей книге успеха я не могу — но и бросаться на нее в сенсационную атаку, как того хочет «Мейл», тоже не стану. <…>

Упаси меня Бог копаться в тайнах Вашей души. Просто меня огорчило Ваше публичное выступление.

Неизменно преданный Вам

Ивлин.

Грэму Грину

Январь 1966

Дорогой Грэм,

собирался поздравить Вас с «Комедиантами» и поблагодарить за то, что, как и подобает настоящему другу, Вы прислали мне экземпляр, — но раскрыл газету и обнаружил сногсшибательную новость: Вы стали Кавалером почета. Если не ошибаюсь, один из Ваших героев как-то заметил, что, если чего и стоит добиваться, так только общественного признания. Боюсь, мое письмо затеряется в огромной пачке поздравительных реляций. Если же оно все-таки просеется сквозь сито Вашего секретариата и попадет к Вам в руки, — примите его, пожалуйста, как выражение самой чистосердечной радости.

От «Комедиантов» я в полном восторге. С годами Вы нисколько не растеряли свою мощь. Эта книга могла быть написана и тридцать лет назад — и никем, кроме Вас.

1965 год был плох по многим причинам: выпадали зубы, умирали друзья, «aggiornamento» [296]. Новых напастей жду со смирением.

Конечно же, не отвечайте.

С любовью

Ивлин.

Джордж Оруэлл {853}

Из очерка «Англичане»

Англия с первого взгляда

Иностранцам, посещающим нашу страну в мирное время, редко когда случается заметить существование в ней англичан. Даже акцент, именуемый американцами «английским», наделе присущ не более чем четверти населения. Карикатуры в газетах континентальной Европы изображают англичанина аристократом с моноклем, зловещего вида капиталистом в цилиндре либо старой девой из Берберри. Все обобщенные суждения об англичанах, как доброжелательные, так и неприязненные, строятся на характерах и привычках представителей имущих классов, игнорируя остальные сорок пять миллионов населения.

Но превратности войны привели в Англию в качестве солдат или беженцев сотни тысяч людей, никогда не попавших бы сюда при обычных обстоятельствах и вынужденно очутившихся в самой непосредственной близости с простыми людьми. Чехи, поляки, немцы, французы, ранее воспринимавшие Англию как Пикадилли и Дерби, оказались в сонных деревушках Восточной Англии, в северных шахтерских городках или в обширных рабочих районах Лондона, названий которых мир знать не знал, пока на них не обрушился «блиц». Те из них, кто не лишен дара наблюдательности, имели возможность убедиться, что настоящая Англия — это отнюдь не Англия туристических справочников. Блэкпул куда более типичен, чем Аскот, цилиндр — траченная молью диковинка, а язык Би-би-си едва-едва понятен массам. Карикатурам не соответствует даже преобладающий физический тип англичанина, ибо высокие, долговязые фигуры, традиционно считающиеся английскими, редко встречаются за пределами высших классов. Трудящийся же люд в основном мелковат, короткорук и коротконог, движениям свойственна порывистость, а женщинам на пороге среднего возраста свойственно раздаваться в теле.