Требуется волшебница. (Трилогия) - Юлия Набокова

Просто-напросто чистая одежда следовала из сушки прямиком в комнату хозяина. Кстати, мужа Забавы мне повидать еще не довелось.

На заднем дворе терема моим глазам предстала диковинная картина. Большая, выше меня ростом, белая тарелка вертикально стояла на деревянном помосте, упираясь дном в стену сарая.

– Что это? – удивилась я.

– Это – мое главное изобретение, – просияла хозяйка. – Сама вечером увидишь! Народ со всего села соберется, тогда и начнем.

Забава провела меня по сараям, а я в процессе экскурсии то так, то этак старалась выпытать у нее интересующие меня ответы. Правда, больше для успокоения души. Так как с первого взгляда было понятно, что после замужества планы и мечты Забавы претерпели значительные и, судя по всему, необратимые изменения, и теперь ее больше всего на свете заботит, сколько яиц дадут куры, и меньше всего волнует, кто получит неофициальный титул самой могущественной чародейки Лукоморья.

– Ох и кудесница ты, хозяйка! – восхищалась я. – Я такого отродясь не видывала.

Забава смеялась и довольно поводила полными плечами.

– Поди, саму Ягу в чародействе превзошла! – закинула удочку я.

– У нее своя ворожба, у меня – своя, – улыбалась Забава.

– Да куда уж старухе с такой чаровницей тягаться! – льстила я. – Уж ты-то всяко ее сильней!

– Да разве ж это важно? – отмахивалась Забава.

– Ягу-то всяк знает, а ты в безвестности прозябаешь, – поддразнивала я.

– Пустое это все. Молодая была, мечтала Ягу обойти, а теперь даже смешно от своей глупости, – призналась она и с нежностью добавила: – Луша и Павлуша – вот мои лучшие чудеса.

– Ты уж их, хозяйка, береги пуще зеницы ока! – посоветовала я. – Яга-то, говорят, озверела на старости лет, младенцев воровать стала.

Забава вздрогнула и побледнела. Пухлые ладошки невольно сжались в кулаки, и волшебница пригрозила:

– Пусть только попробует! Если кто моих деток обидит со свету сживу!

Я не стала больше пугать любящую мамашу. И так было ясно: Забава по-настоящему испугалась моих слов. Значит слухи о Бабе-яге – не ее рук дело. Она их уже слышала раньше от кого-то другого и приняла за правду, поэтому бьется в волнении материнское сердце, схлынул с щек румянец, дрожат при мысли о возможной беде руки.

Больше делать в тереме было нечего. Но и уйти я не могла: Варфоломей куда-то запропастился. А день уже близился к закату, наводя на мысль, что заночевать в тереме все же придется. Не возвращаться же в лес на ночь глядя. А ночевать под березкой – приятного мало. Если волк не сожрет, то комары уж точно не пощадят.

От нечего делать я послонялась по двору и по терему. Жизнь кипела, магия лезла изо всех щелей, но я ее совершенно не чувствовала. Только видела, как носятся туда-сюда ведра с водой, пританцовывает метла, спускаясь с крыльца во двор, да рубит дрова труженик-топорик. Вещи в тереме Забавы жили своей собственной жизнью, и смотреть на это было и странно, и страшновато. А ну как в один момент налаженное хозяйство выйдет из-под контроля? Брр, не хотела бы я тогда попасться на пути разбушевавшейся скалке, а уж тем более – топору!

Тем временем потянулись с полей крестьяне, село наполнилось шумом голосов и радостным возбуждением, как в предвкушении какого-то праздника. Я вспомнила про забавы, о которых обещал рассказать кот, и отправилась на его поиски. Первым делом заглянула в кухню, в надежде, что Варфоломей очаровывает повариху, зарабатывая себе плошку молока. Но кота на кухне не оказалось, а в глазах поварихи Устиньи плескался такой дикий ужас, что я решила задержаться.

Бедной женщине необходимо было поделиться наболевшим. Затравленно поглядывая на движущиеся скалки, ложки, поварешки, она горестно всхлипнула:

– Как же я их боюсь! Каждый день будто на раскаленных углях провожу. Того и гляди, полыхнет. Уж лучше бы я валилась от усталости, но сама бы все это делала!

Я с сочувствием взглянула на нее:

– А почему Забава служанок тебе в помощь не наймет?

– Что ты! – замахала руками повариха. – Она же ревнивая, как кошка. Ой!

Она зажала рот пухлой ладошкой.

– Да ты не бойся, – успокоила я. – Я не из болтливых.

Устинья с сомнением посмотрела на меня, но желание выговориться все-таки пересилило боязнь поссориться с хозяйкой.

– Желающих в услужение пойти много. Кто за кусок хлеба, кто за помощь волшебную готов спину гнуть от зари до зари. Да только хозяйка дюже ревнивая! Ревнует Игната своего ко всем мало-мальски привлекательным молодкам, – зашептала она. – Оттого и придумывает диковины волшебные, чтобы в хозяйстве меньше рук требовалось.

Вот оно что! Вовсе не в лени Забавы и не в ее пристрастии к комфорту причина появления всех этих тряпок-самотерок и скалок-самокаталок. Все дело в желании оградить молодого мужа от соблазнов в лице румяных прачек и круглобоких поломоек. Наверное, сперва Забава настояла, чтобы терем отгрохали и высоким забором обнесли, чтобы муженька держать подальше от юных селянок. А когда выяснилось, что в таком огромном хозяйстве без помощников не обойтись, пришлось срочно решать проблему магическими средствами.

– А коли не обойтись без работниц, – продолжила Устинья, – то берет в услужение кого постарше да пострашнее, на кого Игнат не прельстится.

А ведь и правда, сама повариха уже в годах, няньки – девахи молодые, но такие, что ни на одну без слез не взглянешь.

– Как же она меня на работу приняла? – удивленно бросила я и осеклась под сочувствующим взглядом поварихи. Пора бы мне уже привыкнуть, что на красавицу я в нынешних краях никак не тяну. Килограмм пятьдесят не дотягиваю. То-то привратник принял меня за дурнушку которой срочно требуется волшебное потолстение в преддверии смотрин, да и Забава безо всяких вопросов зачислила меня в штат, ни на мгновение не заподозрив во мне соперницу.

Устинья тем временем засуетилась у печи, вытащила пяток горячих пышных караваев. У меня при виде них аж слюнки потекли. Завтрак-то был еще утром, а дело уже к вечеру. Четыре каравая женщина отложила в сторону, на красивое расшитое полотенце, а пятый поделила пополам, сбегала в погреб за кувшином молока и предложила разделить с ней трапезу, что я с удовольствием и сделала.

– Кушай, кушай! – с умилением приговаривала Устинья. – Уж я тебя откормлю, доченька, знатная невеста станешь! Ой! – Она закрыла рот рукой. Похоже, дошло, что как только я достигну лукоморских канонов красоты и стану знатной невестой, Забава сей же час выставит меня за дверь безо всякого выходного пособия, и повариха опять лишится слушательницы и собеседницы.