Статьи за 10 лет о молодёжи, семье и психологии - Татьяна Шишова

И.М.: Но, Леонид Иванович, ведь как ни доверчивы наши люди, сегодня даже слепой видит, что Запад не несет нам ничего хорошего.

Л.Ш.: И при этом уезжают туда многие.

И.М.: Уезжают сейчас в основном не для того, чтобы жить там всегда, не так, как в начале 1990–х, а чтобы заработать. И с удовольствием возвращаются, когда немножко заработают. А если бы, скажем, молодым ученым в России платили хоть какие-то деньги, на которые можно было бы содержать семью, то и не уезжали бы никуда. Так что ситуация изменилась. И сейчас, мне кажется, людям уже надо давать конкретные советы.

Вот почему я хотела бы вас спросить о том, как распознать эти информационные удары, откуда их ожидать, как им противостоять?

Л.Ш.: Прежде всего проанализировать работу почти всех телевизионных каналов (кроме канала «Культура», хотя и там, к сожалению, тоже иногда что-то такое проскальзывает), вычленить те средства, которые используются на телевидении, да и на радио тоже.

И.М.: Вы считаете, что телевидение — это оружие, и притом опасное оружие? Да, вообще-то зрительные образы воздействуют сильнее всего.

Л.Ш.: Конечно, это самое опасное, здесь ведь все воспринимается в комплексе, объемно. А тематика? Вспомните хотя бы все эти фильмы про бандитские войны! Подростки их смотрят и потом подражают бандитам. А когда основой всего объявляется сексуальная сторона жизни или заработок? Вот они, информационные удары; их невооруженным глазом видно. Все это — плоды либерализма. Как этому противостоять? Надо искоренять либеральную идеологию.

И.М.: То есть искоренять, я думаю, гедонистическую идеологию, смысл которой — животное наслаждение.

Л.Ш.: Вот именно. Она же убийственна — такая идеология.

И.М.: Убийственна и для отдельного человека, и для страны в целом. Да, гедонизм здесь ключевое слово. Но как же тогда живут сами западные люди: ведь они и у себя насаждают эту гедонистическую идеологию?! Главный американский лозунг — наслаждайся, еnjoy!

Л.Ш.: Они думают, что наказание Божие их минет; им кажется, что так будет всегда и для них, и для их детей.

И.М.: Но тогда почему же они еще не вымерли? Мне-то кажется, что это вырождение, когда люди живут ради животных наслаждений: они тогда перестают быть людьми. А если Творец задумал людей существами трехсоставными — дух, душа и тело, — то когда они перестают соответствовать этой трехсоставности, когда все — одно сплошное тело, одна огромная утроба, то люди, по логике вещей, должны вырождаться. За счет чего же они продолжают жить да еще и побеждать?

Л.Ш.: Я-то думаю, Америка живет за счет того, что это — страна эмигрантов, туда все время вливаются свежие силы.

И.М.: Но Запад ведь не только Америка, это же и Европа. Хотя и Европа теперь стала страной эмигрантов: в Париже полно негров и арабов, Германию постепенно заселяют турки. Так что и туда постоянно вливается «свежая кровь» из традиционного мира. То есть из мира людей нерасчеловеченных.

Л.Ш.: Да, и, наверное, Запад что-то берет от них полезное. Я ведь десять лет служил в Средней Азии и могу сказать, что русские люди, которые там жили долго, стали лучше, чем русские люди, которые жили здесь, в нашей глубинке. Они что-то восприняли от тамошних народов, те народы — от нас: происходило взаимное обогащение.

А сейчас туда, в наши бывшие советские республики, тоже проникли либерально-западнические веяния. И там властная элита заражена духом гедонизма. Да и раньше, в советское время, их партийные руководители прятали у себя бидоны с золотом. Как раз перед самым развалом Советского Союза у одного секретаря обкома партии на огороде нашли три таких бидона. Сейчас уже ничего прятать не надо, гедонизм этот демонстрируется. Вообще проблема выживания, очищения духовного — это все-таки прежде всего проблема власти.

И.М.: Пока верховная власть не возьмется за ум, ничего не сделаешь?

Л.Ш.: Конечно!

И.М.: Но не сидеть же нам сложа руки?!

Л.Ш.: И мы кое-что можем делать, и даже не кое-что, а многое.

И.М.: Но что могут сделать обычные честные люди, которых у нас очень много?

Л.Ш.: Обычные честные люди должны следовать библейским заповедям, например заповеди «не укради». У нас сейчас весь образ жизни — коррупционный; коррупция пронизала все. И даже те, кто стоит на нижних ступенях социальной лестницы, волей — неволей втягиваются в коррупцию. Но этому все равно можно противостоять. Находятся же люди, которые в этой игре не участвуют. Так же, как находятся люди, которые не смотрят телевизор. Я, скажу вам, радовался, когда сгорела Останкинская телебашня и какое-то время телевидение не вещало — очень недолго, к сожалению. А эта башня, вернее, то, что она транслирует, — мощное орудие информационной войны. Причем информационной войны внутренней. Вот там и засела «пятая колонна». Она, кстати, себя проявила и в этой последней, российско-грузинской войне. Мы же видели: потребовалось много времени и большие усилия, чтобы заставить телевизионщиков не вещать ложь про нашу армию, как они это делали в чеченскую войну, особенно в первую.

И.М.: Страшно вспомнить! Такое впечатление было, что канал НТВ — это чеченское телевидение. Я как раз с тех пор перестала смотреть телевизор.

Л.Ш.: Да, они показывали и комментировали тогда все с позиций чеченцев. И сейчас многие попытались — «Эхо Москвы», например, — оценивать российско-грузинский конфликт с позиции Саакашвили. И они, может быть, формально и правы, давая в эфире высказывания Саакашвили, но он же лгал!

И.М.: Да, нужно было, если уж давать это, комментировать соответствующим образом.

Л.Ш.: Или возьмите наших политиков — либералов, Немцова например, которые фактически поддержали Саакашвили в этой войне. Вот она, их либеральная идеология!

И.М.: Да, никаких неожиданностей тут не было. Все вели себя соответственно привычному для нас амплуа.

Л.Ш.: Я одно время думал (и даже писал об этом), что мы информационную войну здесь, у себя, выиграли. А теперь я пришел к другому мнению: наш народ сам, без всякого влияния на него средств массовой информации, почувствовал всю праведность войны в Осетии со стороны России, на него не надо было даже воздействовать. Я писал, что мы эту войну здесь, у себя, выиграли, а там, за границей — проиграли. Но я думаю, что мы и не воевали с этими самыми либералами, а просто естественным образом проявилась сама сущность русского народа.

И.М.: Ну, и потом зачем правде себя рекламировать? Это ложь должна оправдываться, маскироваться, а правду и так узнают, зачем ей реклама? Поэтому, может быть, и хорошо, что мы не вели тогда никакой серьезной информационной кампании. Правота наша была настолько очевидна, что не нуждалась в приукрашивании. Помню, какие просветлевшие лица были у москвичей в те дни, какой радостью лучились глаза! Это была не радость победы над врагом, а радость возвращения: их страна вернулась к своей исконной роли — роли защитника слабых.

Л.Ш.: Да, это наша миссия, освободительная…

И.М.: А сейчас мы встали перед необходимостью освободить собственную страну, причем сложность заключается в том, что очень много врагов внутри. Если бы вошли к нам солдаты в чужой форме, ясно было бы, от кого освобождать, а так — все перемешано. Даже внутри отдельной семьи бывает, что живут представители двух враждующих лагерей, хотя сейчас гораздо реже, чем в 1990–х. Тогда, помню, кто-то из моих знакомых готов был членам своей семьи заплатить или купить бутылку коньяку за то, чтобы те не голосовали в 1996 году за Ельцина. Представляете?!

Л.Ш.: Да, информационная война все равно как борьба добра со злом, справедливости с несправедливостью. И фронт проходит буквально через каждую семью.

И.М.: И проходит, как говорил Достоевский, через сердце каждого человека. Сколько в нас живет каких-то старых пристрастий, старых обольщений, и как трудно с ними бороться! Например, бороться с романтическими образами Запада, которые мы нарисовали, создали в своем воображении, живя за «железным занавесом». Вот я, например, представляла себе, что когда поднимется «железный занавес» и мы наконец-то сможем обнять наших западных братьев, которые вместе с нами мечтали о нашей свободе и «этот день приближали, как могли», то это будет что-то вроде «встречи на Эльбе», совместное ликование! А теперь я, которая выросла в ультралиберальной среде московской творческой интеллигенции, иногда сожалею о «железном занавесе». Потому что, если откуда-то идет эпидемия, надо соблюдать элементарные правила карантина.

Л.Ш.: Согласен, что надо обязательно закрыться, по крайней мере идеологически. Пускай останется доступ для их товаров, хотя и какие-то товары тоже вполне можно было бы ограничить.