От Альбиона до Ямайки - Калашников Сергей Александрович

Сначала была куча работы с макетом, который изготовили из дерева, потом решение проблемы отверстий в нем – наши инструменты крайне неохотно сверлят сплошной металл, они значительно охотней превращают неопрятную дыру в аккуратное отверстие. А сверловка целяка – натуральное протирание, аналогичное сверловке каменного топора деревянной палочкой с подсыпанием песка. Словом, дабы избежать подобного издевательства над здравым смыслом, мы напробовались вволю, но добились изготовления многоразовой керамической формы, которые позже принято было называть кокилями. Отверстия с боков к месту, куда войдет веретено, образовывались и пропускали ось точно до нужного положения.

Отлитый из чугуна якорь получился вполне работоспособным – послушно втыкал лапы в землю, по которой его волокли. После этого мы взвесили изделие и принялись за новый макет, увеличив все размеры в четыре с половиной раза, то есть, добиваясь увеличения объема в девяносто один раз. С учетом, что плотность бронзы на известную величину превышает плотность чугуна, отливка должна дать детали якоря примерно той же массы, что сейчас используется на папином флейте, который и доставит готовый кокиль в литейку, способную на отливку подобного рода. На веретено тоже приготовили кокиль, но тут особых сложностей не было – просто еще одна тяжеленная штука. Зато стержень отлили сами из нехрупкой бронзы – на подобное нам хватило и своих возможностей.

Ученики уже считали до тысячи и не видели предела в этом немаленьком числе. Знали четыре действия. Имели представления о геометрических фигурах и измерении углов. Хотя группа заметно расслоилась – материал усваивался детьми в разном темпе. Поэтому каждый урок непроизвольно делился на три занятия с соответствующим различием заданий. Это я про математику. Природоведение все усваивали прекрасно. С грамматикой было непросто – ни я, ни Софи не были в ней, английской, особенно сильны, поэтому поручали ученикам переписывать тексты из книг этого времени, чтобы усваивали методом подобия. Ну, или просто запоминали, как что должно выглядеть на бумаге.

Я с нетерпением ждал наступления тепла, чтобы начать строительство своей неломаемой мачты, и с интересом констатировал изменения, происходящие с учениками. В прошлом году они были все-таки первоклашками. Слегка неуверенными и чуточку зажатыми. А нынче освоились и начали капельку борзеть. Началось это в прошлом году, когда все наковали себе ножиков и вволю натрудились, насаживая их на рукоятки и изготавливая ножны. Потом литье сковородок для мам. Летом, делая тушенку, часть женщин селения побывала на хозяйской кухне, где Бетти не могла не похвастаться диковинкой – чугунной сковородой. Дальше у хозяек возникло желание обладать чем-то столь же удобным. В принципе, достаточно было одной, ясно донесшей его до ушей сына, после чего начался закономерный процесс, использованный мною наилучшим способом – методом попустительства. Не могу же я руководить решительно всем! Зато мистер Смит способен многое подсказать.

Вот и сейчас пацаны снова увлеченно городят что-то для души. Но на этот раз попустительствует им мистер Смит. Потому что я не в силах – Сонька снова изучает латынь, а я торчу в ее бестолковке, мечтая о великих технологических прорывах. И чтобы эти мелкие скорее подросли.

В этом году отец пришел с Карибов достаточно рано.

– Нет, Софи, – улыбнулся он в ответ на мое предложение сделать ему легкую и неломаемую бизань. – Наша хоть и поскрипывает, и работ на салинге изредка требует, но везет. А вот всякие бандиты буквально жизни не дают прямо на пороге дома. Если уж ты такая придумчивая, изобрети средство от пиратов, – ответил он на мое просто великолепное предложение снабдить флейт лучшей в мире мачтой. Для начала одной.

– Так «убежать и спрятаться» – лучшие приемы самообороны, – ответил я, ни секунды не мешкая.

– Молодчина, – отец с чувством чмокнул дочку в макушку. – Мне нравится ход твоих мыслей. Но в открытом море прятаться трудно, а убегать от того, кто быстрее, вообще не выходит. Не могу точно сказать, фламандцы это были, французы или испанцы, потому что флага так и не показали, но, судя по ухватке, и команда, и капитан родом из Дюнкерка. Да и корабль у них оттуда же – очень резвый. Считай, тот же флейт, только поменьше да поуже. А парусов столько же. От такого ни в какую не уйти.

– А как?.. – обомлела Софочка, не понимая, каким образом отцу удалось оторваться от столь стремительного преследователя.

– Наш флейт быстрее поворачивает. Каждый раз, когда он нас догонял, мы меняли галс и немного отрывались. Правда, случалось при этом и ядро получить, однако фатальных повреждений не случилось, а там и ночь наступила.

«Из таких пушек с непросверленными, то есть с не очень ровными внутри стволами, попасть даже по целому кораблю можно с дистанции от силы полкилометра, да и то почти случайно, потому что ядро внутри ствола бьется об стенки, отчего вылетает под углом в пару-тройку градусов к направлению оси, – рассудил я. – Сами пушки наводить тяжело – им порты мешают ворочать пушками хоть по вертикали, хоть по горизонтали. Разве что небольшими орудиями с верхней палубы еще можно куда-то прицелиться. Но эти мелкашки опираются на вертлюги, следовательно особо высокой кинетической энергией их выстрелы не наделены…»

«Вот! Внутренний голос! Придумай, как отогнать всяких там от папиного флейта!» – возопила Софочка в моей голове, попутно озвучивая мои измышления об артиллерии отцу.

– Умница ты моя! – расслабившийся дома Джонатан изливал на дочь всю накопленную любовь, попутно просвещая: – Полмили – это для пушки на берегу. Большие кулеврины и на милю могут. А вот в море и кабельтов – солидная дистанция. Качка. А на подумать у тебя время есть – «Агата» застряла в нашем доке до следующей весны. Повреждения, да и тимбероваться пора. Океан небрежения не прощает!

Глава 15. Про ремонт флейта

Сонька ненадолго отстала от меня с пушкой, поскольку вспомнила про работы, проводившиеся в мокром доке Ипсвича. Очень меня огорчил отказ папеньки от нашей мачты моей гениальной конструкции. А перед этим в прошлый раз перед уходом на Карибы он и керосинку не захотел на камбуз брать вместо костра в трюме. Вот полагал я про него, что он широких взглядов человек, да все равно не настолько эта широта широка.

Флейт сразу, еще в мае, загнали в просторный залив, поставили на глубоком месте к причалу, где и разгрузили вплоть до того, что с мачт сняли стеньги, не говоря о реях. Пушки оказались на флейте не только те две, которые мы видели на баке, но еще шесть двенадцатифунтовок пряталось в верхнем этаже надстройки полуюта – кормовом замке, характерном для многих типов кораблей этой эпохи. Так что папенька был готов в случае встречи с чересчур назойливым преследователем дать очень серьезный отпор, хотя численность команды позволяла обслужить только двух подобных монстров. Но больше и не требовалось – сориентированы они были попарно в стороны обоих бортов, и в направлении назад, так что больше, чем двум стволам одновременно, палить не требовалось. Собственно, второй, лишний, на мой взгляд, этаж кормовой надстройки оказался одним сплошным артиллерийским казематом с суммарным углом обстрела более ста восьмидесяти градусов. Отец был готов к тому, чтобы отстреливаться не по-детски. Унося при этом ноги.

Я почему про это знаю – Сонька за всем наблюдала, приезжая верхом по-мужски в сопровождении Мэри. О многом расспрашивала отца.

– Пап! Почему у твоего флейта на баке нет возвышения, как у других судов?

– Чтобы в свежую погоду боковые порывы ветра не приводили к рысканию.

– А при воздействии бокового ветра на такой высокий полуют судно не рыскает? – устами ребенка удивился я.

– Когда вбок толкает корму, рулевому проще парировать поперечные смещения, потому что перо руля как раз на корме и расположено, хотя надстройки вообще-то зло, они увеличивают дрейф, – встретив недоуменный взгляд дочери, отец добавил: – Судно почти никогда не движется туда, куда показывает нос. Его всегда ветром немного тянет в сторону, кроме моментов, когда дует точно сзади. Но подобное случается крайне редко. Так я про высокую кормовую надстройку. В сильную трепку, когда ураганом посрывает все паруса, корпус развернет навстречу ветру и волне. Есть шанс не перевернуться.