Приманка для денди - Джорджетт Хейер

— Если это презренное животное хоть чем-нибудь огорчит Альфонса, я сверну ему шею, — пригрозил мистер Бомарис.

— О, нет, сэр, дело совсем не в этом! Когда вас нет дома и Улисс заходит на кухню (а он все-таки заходит туда), то пес всем своим видом показывает Альфонсу, что если бы он не ел целую неделю, то ни за что на свете не позволил себе дотронуться даже до мясного обрезка, валяющегося на полу. Вот я и миссис Престон сказал, что если бы собаки умели говорить, то этот пес говорил бы лучше всех. Он дает понять, как любой христианин, что Альфонс — его единственный друг. Он совершенно покорил Альфонса, этот пес. Более того, когда обнаружилась пропажа двух прекрасных отбивных котлет, Альфонс сказал, что поваренок обвинил собаку только для того, чтобы скрыть свое собственное упущение, а Улисс сидел при этом с таким видом, будто и не знает, какова на вкус отбивная котлета. Он спрятал косточки под ковром в вашем кабинете, сэр, но я их оттуда уже убрал.

— Мало того, что ты уродлив, — сурово заявил, обращаясь к Улиссу, мистер Бомарис, — ты еще обладаешь всеми пороками беспородного пса: льстив, двуличен и нахален.

Улисс сел и как следует почесал заживающую рану. Получив выговор — он уже слышал эту интонацию в голосе мистера Бомариса раньше, когда громким лаем извещал о своем желании разделить с хозяином его спальню, — он прекратил чесаться и виновато развесил уши.

Вдовствующая герцогиня Виганская, гроза четырех сыновей, трех оставшихся в живых дочерей, многочисленных внуков, управляющего, юриста, доктора и уймы прихлебателей, приветствовала своего любимого внука весьма оригинально. Это случилось как раз в тот момент, когда она поглощала свой завтрак в виде тостов, размоченных в чае, и тиранила свою незамужнюю дочь, жившую вместе с ней. В свое время она слыла красавицей, и следы былой красоты все еще можно было найти в изящном складе ее лица. Она имела привычку разглядывать своих посетителей орлиный взором, никогда не расточала любезностей и относилась ко всему современному с уничтожающим презрением. Когда дворецкий ввел мистера Бомариса в ее комнату, она устремила на него пронзительный взгляд и сказала:

— А, так это вы, сэр? Я уже забыла, когда вы приходили навестить меня в последний раз!

Мистер Бомарис, низко склонившись над ее рукой, невозмутимо ответил:

— Во время моего предыдущего визита к вам, мэм, вы сказали, что не желаете видеть меня до тех пор, пока я не исправлюсь.

— Ну, так вы исправились? — спросила герцогиня, отправляя в рот следующий кусочек размоченного тоста.

— Конечно, мэм: очень скоро я стану настоящим филантропом, — ответил он и повернулся, чтобы поздороваться со своей теткой.

— Они мне и так надоели, — сказала ее светлость. — Меня уже тошнит сидеть и смотреть, как Каролина бесконечно вяжет что-то для бедных. В мое время мы давали им деньги — и все! Но не думай, что я тебе поверила. Ну-ка, убери отсюда эту кашу, Каролина, и позвони в звонок. Сухари с чаем никогда никому пользы не приносили и не принесут. Я велю Хэдли принести бутылочку мадеры — ту, что еще хранил твой дел, а не ерунду, которую прислал мне Виган.

Леди Каролина убрала поднос, но робко заметила, что доктор Садбери вряд ли это одобрит.

— Садбери — старая баба, а ты, Каролина, дура, — ответила ее светлость. — А теперь иди, дай мне поговорить с Робертом. Ненавижу, когда вокруг меня суетятся одни женщины, — добавила она в то время, как леди Каролина собирала свое вязанье. — Да, скажи Хэдли, чтобы принес хорошую мадеру. Он знает. Ну, сэр, говорите, что вы мне хотели сказать, раз уж набрались наглости снова показаться здесь.

Мистер Бомарис, прикрыв дверь за своей теткой, вернулся в комнату и с притворной кротостью сказал, что счастлив видеть свою бабушку в добром здравии и отличном настроении.

— Бессовестный нахал! — ответила довольная герцогиня. Она внимательно оглядела его великолепную фигуру. — Ты выглядишь неплохо — лучше сказать, выглядел бы неплохо, если бы не вырядился бог знает во что. Когда я была молодая, ни один джентльмен не посмел бы явиться ко мне с визитом вежливости, не напудрив волосы. Ваш дедушка, наверное, перевернулся бы в своем гробу при виде того, до чего вы все докатились с вашими кургузыми сюртуками, крахмальными воротничками, шейными платками и манжетами без малейшего намека на кружева. Если ты можешь сесть в своих обтягивающих бриджах или, как вы это называете, панталонах, тогда садись.

— О, да, я вполне могу сесть, — сказал мистер Бомарис, устроившись в кресле напротив нее. — Мои панталоны так же, как и дары бедным тетушки Каролины, вязанные, поэтому прекрасно приспосабливаются ко всем моим желаниям.

— Ха! Тогда я попрошу Каролину связать тебе пару штанов к рождеству. Она закатит истерику, потому что большей ханжи я в жизни не встречала.

— Очень может быть, мэм, а так как я уверен, что тетушка не посмеет вам перечить, как бы ни была оскорблена ее скромность, то попрошу вас воздержаться от этого намерения. Я и так был достаточно наказан парой вышитых домашних туфель, присланных мне в прошлое рождество. Ума не приложу, что я с ними буду делать?

— Господи, да она не в состоянии об этом думать. — Герцогиня скрипуче хихикнула. — Тебе не следует посылать ей богатые подарки.

— Вам я тоже посылаю богатые подарки, — пробормотал мистер Бомарис, — но вы никогда не отвечаете взаимностью.

— Не отвечаю и впредь не собираюсь! У тебя и так всего гораздо больше, чем ты заслуживаешь. А что ты привез мне на этот раз?

— Ничего, если только вы не пожелаете иметь у себя дворняжку.

— Не выношу собак так же, как и кошек. Пятьдесят тысяч в год как одна копеечка, а ты не принес мне даже букетика цветов! Выкладывай, Роберт! Зачем ты приехал?

— Спросить вас, мэм, как вы думаете, выйдет ли из меня покладистый супруг?

— Что? — воскликнула ее светлость, резко выпрямившись в кресле и сцепив костлявые пальцы, унизанные кольцами. — Не собираешься ли ты сделать предложение девице Дьюсбери?

— Боже мой, конечно, нет!

— Еще одной дурочкой, оплакивающей свою неразделенную любовь к тебе, больше? — сказала ее светлость, у которой имелись свои средства узнавать, что происходит в мире, из которого она удалилась. — Так кто же это? Когда-нибудь ты сделаешь неверный шаг, помяни мое слово!

— Мне кажется, это уже случилось, — сказал мистер Бомарис.

Она в изумлении уставилась на него, но не успела произнести ни слова, так как в комнату вошел дворецкий, шатаясь под тяжестью герцогского подноса, который ее светлость категорически отказалась отдать нынешнему герцогу сразу по двум причинам: во-первых, это ее личная собственность, а во-вторых, он не должен был жениться на квелой дурочке, которая заняла место его матери и от которой герцогиню тошнит. Этот внушительный предмет Хэдли водрузил на стол, бросив при этом на мистера Бомариса выразительный взгляд. Внук герцогини понимающе кивнул, встал и наполнил бокалы вином. Он подал бабушке бокал, скромно наполненный до половины, чем немедленно вызвал ее возражения и требования ответить на вопрос, не думает ли Роберт, что она уже не в состоянии пить вино.