История села Мотовилово. Тетрадь 8 (1926 г.) - Иван Васильевич Шмелев

Василий Ефимович, стараясь не оставить, а как можно припахать лишнюю пядь земли к своему загону, проезжал плугом последний заезд. А кончив пахоту, лошадь подпустил к телеге, где Серый со звонким стуком груздилами о телегу, охотно принялся за насыпанный ему овес.

– Давай и мы перекусим, уж потом начнём сеять, – сказал отец Ваньке.

Разрезав пополам традиционную, «благовещенскую просвирку», половину отдав Ваньке, а вторую, перекрестившись съев сам. Отец приказал Ваньке открыть кошель, и они занялись обедом. Поев постно и наспех, отец, насыпав из мешка в лукошко отсортированного овса, принялся рассевать. Размеренно и широко шагая по пахоте, он размашисто махал руками, раскидывая зерно по неровности вспаханной земли, широченной горстью забирая в лукошке полные, как надутые зерна овса, он бросал их перед собой. Часть зёрен, каждый раз, вылетая из горсти, со звуком шебуршала о лукошко – каждый раз получалось: чвик, чвик, чвик….

Вернувшись с другого конца загона и обсеяв межу, отец крикнул Ваньке: «Зацепляй борону и начинай боронить».

Ванька отвёл Серого к бороне, зацепив её и расправив вожжи принялся боронить. Серый с неохотой оторвавшись от телеги с овсом, кося глазами на телегу, пережевывая остатки овса во рту, слюняво хлопал губами, роняя незаглоченный раздробленный овес. Закончив сев и боронбу этого загона, Савельевы уже собирались переезжать в другое место, на другой загон. Василий стал на этом загоне делать мету «глаголь».

Внезапно из норы выбежал суслик, врасплох Василий испуганно вздрогнул и стал гоняться за зверьком, преследуя его притопывать ногами.

– Чего делаешь, Ефимыч! – окликнул Василия, мимо проезжающий на телеге с плугом, Иван Васильевич Трынков.

– Ты разве не видишь – межу! – сохвастал Василий Ефимович.

– Ну, тогда Бог-помочь! – крикнул ему Трынков.

– Бог спасет! – с затаённой улыбкой ответил Василий.

– Ты чего на этом загоне посеял? Овёс, что ли? – приостановив лошадь, спросил Иван.

– Да, овёс! А что?

– Пора, пора, на берёзах почки распустились, пора и овёс сеять, – упомянув о народной примете, отозвался Иван, – Я еду вон к лесу, там загон у меня концом прямо в бор уперся. Думаю, тоже овсом посеять, – деловито рассуждая, тронул с места свою жеребую кобылу и поехал Иван.

Вся страстная неделя пора хлопотливой и деятельной подготовки к торжественному празднику Пасхе. Бабы отговев на Вербной неделе, всю эту неделю в работе и беготне, даже поесть некогда. Собравшись небольшими артельками, они готовят к празднику свое жилье – избу перво-наперво капитально моют внутри: потолок и стены, продирая все это хвощём с мылом, а под исход недели обклеивают стены обоями и белят печи.

У Савельевой семьи хлопот полон рот, почти вся семья занята обклейкой красивым рисунком обоями верхней комнаты. Изба обширна, стены, площадисты, ушло 12 катков.

Из-за того же, необычного, в этом году, половодья, вязкая земля оттянула и выгон скота. Коровы, стоя во дворах и хлевах, тоскуя о воле, горланисто орали, просились наружу. Выгон назначили на Великий четверг. В этот день пахать в поле не выезжали: скотину и лошадей, по традиции и по религиозным обрядам, который считают необходимым, в первый раз проводить в стадо, под водосвятный молебен. Как говорится: «С Богом все начинай, с молитвой кончай! Без Бога ни до порога! Егорий да Влас – над добром и скотиной глаз!»

С Крестным ходом, с иконами, хоругвями, под колокольный звон, на выгон скота, в Великий четверг, вышли на Главный перекрёсток, где был отслужен молебен водосвятием. Под водоокропление люди гнали свою скотину первый раз, провожая в стадо, в поле к Серёже.

Запостившись за пост, люди заметно притощали. Говенье поприжало животы. Люди заметно стали сердитые. Парни и девки и то испортились: они говели на Вербной неделе, постная еда и служба поубывили веселье и задор.

Устинья Демьянова, за пост, посердела, пожалуй, больше всех. Гоня в стадо свою козу, она ни с того, ни с сего, с руганьем обрушилась на Стефаниду Батманову.

– Куда ты прешь! Ты, рази не видишь, я козу гоню, а ты со своей коровой тут лезешь. Ты видишь твоя корова на мою козу ухмыляется, запырять хочет, а ты с ней лезешь тут! – бранилась Устинья на Стефаниду.

– Чай улицы-то всем хватит, ты козу гонишь, а я свою корову гоню – улица-то для всех сделана! – невозмутимо оправдывалась Стефанида, гоня свою корову вербой.

Главная улица и Мотора загрудились скотиной. Село огласилось горластым коровьем мыком, пронзительным визгом поросят, блеянием овец и коз, жалобно призывным блеянием ягнят-глупышей, которые отбившись в общей кутерьме от взрослых овец и потерявши своих матерей, бестолково носились по улице отыскивая матерей. Коровы, после зимнего застоя, недоверчиво обнюхивая друг друга – знакомились. Некоторые агрессивно пробовали пыряться. Телята голосисто мычали, глупо взбрыкивая, бегали взад-перед мимо торжествующей толпы, где происходил молебен. Сводить под водосвятное окропление лошадь, Василий Ефимович поручил Миньке. Выведенный из хлева, отстоявшийся за ночь, сытый Серый гулко затупотал копытистыми ногами, по чисто выметенному двору, а выйдя на улицу, втянув в себя весенний воздух, самодовольно всхрапнув в полголоса игогокнул, весело зашагал за молодым хозяином, который вёл его вповоду. Как бы пробуя свою силу, Серый, временами пружинисто поднимал кверху голову – поводом оброти отрывая Миньку от земли. Откуда ни возьмись, Митькин «Барбос» внезапно бросился на Серого с лаем. Серый испугавшись взбрыкнул ногами, зафыркал, обеспокоенно бросившись в сторону, старался вырваться из рук Миньки, чуть не свалив его с ног, но Минька устойчиво на ногах удержался и ещё крепче вцепился в поводок. Дойдя до Лабиных, видит Минька, как из ворот их двора, Яша тоже выводит своего Карего с гордо изогнутой сытой шеей, с густой раскинутой на обе стороны гривой. Яша, пристроившись к Миньке, вел своего Карего следом за Серым. Серый, чуя близость себе подобного, успокоился, пошёл мерным шагом. Минька с Яшей, смиренно и гордо, провели своих лошадей вблизи священства. Поп Николай, зная обоих их, из каких они семей, с особым усердием, деловито взмахнув кропилом, обильно обрызнул святой водой и Миньку с Серым, и Яшу с Карим. Минька с Яшей, после окропления, повели своих лошадей домой к своим дворам, а около священства, проходили все новые и новые сопровождающие лошадей, и коров. Поп, размахивая кропилом, старался добрызнуть до отдаленно проходящей скотины.

Последними под благословение и окропление священника, подошли пастухи, они из села скотину погнали на гон. Гон – это широкая прямая дорога, проложенная от села до леса, специально предназначенная для гона мелких и крупных табунов скота к реке Серёже и в лес. А, чтобы скотина не уходила на посевы, гон с обоих сторон огорожен изгородью пряслами.

Вечером, в тот же Великий Четверг, проходила служба