Без права на подвиг - Андрей Респов

Стоит ли овчинка выделки? Ведь мне придётся бежать вместе с ними, нарушив последовательность поиска Демиурга: достижение оптимальной исторической точки пребывания носителя.

Так что, Теличко Пётр Михайлович, по-простому не выйдет, придётся выживать и добираться сначала до лагеря. А уж там поглядим, куда кривая вывезет!

Вот только теперь ещё понадобится вырастить глаза на затылке. Ибо замазаться мне в сотрудничестве с врагом придётся по самые не балуйся. А в лагерном подполье, по слухам, ребятки жёсткие, как колючая проволока. Это вам не сорок первый. На дворе лето сорок второго! И среди выживших в Цайтхайне подпольщиков, как, впрочем, и в любом другом лагере, отношение к предателям Родины однозначное: мочить в сортире и не только при первом удобном случае. Без апелляций. Сталина на этот факт обратила особое внимание при подготовке.

Следовало тщательно прикинуть, как исключить возможности ещё более неприемлемого сценария: лагерная практика повязывать предателей кровью широко применялась не только в концлагерях, но и в лагерях для военнопленных. Вопреки воплям либерастов двадцать первого века, вермахт устанавливал в подведомственных лагерях порядки отнюдь не в белых перчатках. А ну как поставит меня Вайда рядом с виселицей, даст в руки верёвочку и заставит самолично вешать советских военнопленных? Что тогда?

А поглядим. По крайней мере, постараюсь до такого не доводить. А для этого следует сделаться незаменимым и чрезвычайно востребованным работником на благо Рейха. Так, чтобы всё, как нравится этим колбасникам: чётко и педантично выполнять распоряжения вышестоящего командования. Учёт и порядок, доведённые до абсурда. А заодно и поближе к документам подобраться. Думаю, хотя бы это подпольщики должны оценить.

Итак, «Отдел 2Б». Ну, по крайней мере, хоть какой-то план…

А пока наш новый эшелон набирал ход. Встречный ветер периодически обдувал макушки людей на платформе. Отсутствие крыши, на первый взгляд, было лучше вагонной духоты, но не спасало от нещадно жалящего кожу полуденного солнца. Борта платформы были довольно высоки, так что приходилось вставать на цыпочки, чтобы увидеть пролетающие мимо пейзажи.

Лето было в самом разгаре. Открывающееся под лазурным небом буйство красок, обильно разбавленных зеленью, радовало взгляд и создавало парадоксальную иллюзию мирного покоя, лишь иногда прерываемую видом сгоревших и разрушенных сёл и хуторов, обугленного кирпича полустанков и едва схваченной ржой искорёженной техники на дорогах, да ещё кое-где мелькавшими мёртвыми подпалинами выжженной земли на брошенных полях.

Ароматы разнотравья, прилетавшие со встречным ветром, перемешивались с неистребимым запахом железной дороги: смесью креозота и керосина. Когда эшелон притормаживал или входил в пологий поворот, паровозный дым начинал стелиться над головами пленных, заставляя конвойных, пристроившихся с винтовками на специальных площадках у каждой платформы, ругаться и прикрывать лица шейными платками, а красноармейцев — заходиться в приступах кашля, прикрывая лица сдвинутыми пилотками.

Когда эшелон набрал курьерский ход, солнце уже перевалило за полдень. Но от этого не стало прохладнее. Разморённые жарой и обессиленные нарастающей жаждой красноармейцы в большинстве своём пребывали в полубессознательном состоянии. После пересадки на платформы не стало свободнее и многие из пленных, зажатые со всех сторон попросту забывались болезненных полуобморочным сном, покачиваясь в такт движению вагона.

Ни сил, ни желания разговаривать не было. Да и находившийся рядом Иван давно смежил веки, стоя с широко открытым ртом и потрескавшимися посиневшими губами. Я решил не тратить силы на борьбу с жарой и жаждой, погрузившись в уже привычное состояние медитации.

Глава 6

Игры со смертью могут быть захватывающими.

Кажется, что ты постиг и обуздал её… ан нет!

У смерти припасено много секретов, которые будоражат воображение…

Наталья Солнцева «Пассажирка с „Титаника“»

Странно было наблюдать места, по которым двигался эшелон с пленными. Ещё совсем недавно по моему личному времени здесь шла та, ещё первая война, которую аборигены называли почему-то Великой.

Война…но совершенно другая. Её различия с нынешней трудно коротко передать двумя словами, как ни старайся блеснуть умом или философскими оборотами. Для лучшего понимания их нужно прочувствовать на своей шкуре, каждой клеточкой измождённого тела.

С кристальной ясностью такие детали осознаются именно здесь, в вагоне, среди живых мертвецов, на жизни которых не только судьба, казалось, махнула рукой, но даже всевышний, которому, как принято считать, до всего есть дело.

Русские и немцы снова сошлись не просто насмерть. И даже пресловутое послезнание исхода этой затянувшейся мясорубки не могло ослабить постепенно стянувшей грудь тоски. Тяжёлой чёрной тоски. Большей частью от осознания того, что я способен на многое и всё больше желаю этого с каждым часом общения с нелюдями в мышиных мундирах, но никак не могу себе этого пока позволить. Похоже, вторая миссия — гораздо более крепкий орешек, чем моя «экскурсия» во временной отрезок Первой мировой.

Странно было наблюдать, как мой путь географически повторяет предыдущее путешествие. Что это? Шутка провидения или игра вероятностей пресловутого Закона Сохранения Реальности?

Ночью миновали Львов, остановившись всего на четверть часа где-то на окраине, а к обеду уже приблизились к границе. К ночи кто-то там наверху снова вспомнил о нас, сжалился и прислал дождь. Похоже, не оставляют нас горние силы без присмотра.

Эшелон стал замедлять ход, показались кирпичные строения станции. Мимо медленно проплыл перрон вокзала с чёрной надписью на вывеске готическим шрифтом «Przemysl». Ну вот, уже и Польша. Генерал-губернаторство.

В пути выяснилась, наконец, причина нашего перемещения из вагонов на открытые платформы. Как и предполагалось, отнюдь не из гуманных соображений.

Один из пленных, бывший железнодорожник, пояснил, что грузовые открытые вагоны легче переоборудовать для европейской колеи, как известно, более узкой.

Тем не менее уже через четверть часа перрон вокзала был оцеплен подъехавшими на двух грузовиках солдатами.

И снова тот же сценарий, которому я был свидетелем под Киевом, повторился лишь с небольшими отклонениями. На этот раз нас построили колонной и вывели за территорию вокзала на небольшой городской пустырь между невысокими двух- и трёхэтажными каменными домами, огороженный двумя рядами колючей проволоки. На обычном пустынном куске земли, возможно, бывшем когда-то рыночной площадью, представлявшем после дождя грязевое поле со множеством рытвин и луж, было не то чтобы негде присесть, но даже просто встать, не погрузившись в мутную жижу по середину голени, было невозможно.

Отстойник для скота — вот, пожалуй, подходящая характеристика для этого места. Пленные большей частью распределились по периметру вдоль колючей ограды. Из-за небольшой насыпи у столбов с проволокой здесь было немного суше, чем в других