Вереница - Элисон Синклер

Эйлиш откинулась назад, опершись на локти.

– Хороший спектакль, – громко прокомментировала она.

Ее сестра вновь потупила голову. Бритый мужчина с нежными глазами и гвоздиками в ушах погладил ее руку кончиками пальцев, не спуская с Арпада глаз. В профиль его очки казались до смешного маленькими на гордом орлином носу.

– Виктория – благородная дама, она призывает вас подписаться под соглашением. Я не такой благородный. Я заявляю, что у нас будет закон. Мы все здесь перемещенные лица, мы все здесь среди чужих, наши старые враги стали нашими соседями, однако наши старые страхи, надежды и сомнения, конечно же, не умерли, и выбор нашего пути будет определяться нашими привычками, моральными нормами и религиозными верованиями. Их так много – мнений, вероисповеданий, убеждений – и они такие разные! Все старые нерешенные вопросы остались при нас. Должны ли женщины иметь равные с мужчинами права? Должна ли религия быть личным делом каждого, или каждый должен принять вероисповедание большинства? Способны ли вы с легким сердцем оставить неутоленной жажду мести? А ведь появилось так много новых вопросов! Имеют ли право мужчины и женщины, как прежде, выбирать мать или отца своих будущих детей, или же этот вопрос необходимо передать в ведение медиков, чтобы предотвратить кровосмешение? Имеют ли женщины и мужчины право не становиться матерью или отцом? Мы живем здесь у всех на виду, между нами нет стен; а как же быть с правом на личную жизнь? У всех есть свое мнение по этим вопросам. У всех есть свои убеждения и верования. Некоторые из этих верований могут доходить до фанатизма. Но мы больше не изолированы в своих районах и кварталах. То, что с нами происходит, непосредственно касается всех нас. Вы выбрали меня, потому что у меня есть опыт в организации санитарных условий, обеспечения пропитанием, жильем и работой. Но у меня есть опыт и в других областях. Я знаю, что может привести к хаосу, а что – к порядку. И пока вы считаете меня руководителем, в нашем обществе будут существовать некие нормы поведения, что-то будет считаться дозволенным, а что-то – недозволенным. Возможно, это соглашение, которым так гордится Виктория, станет нашим законом; возможно, мы создадим нечто новое. Я не настаиваю на том, что я имею право диктовать вам законы; я видел множество разных общественных систем, и в каждой из них свои плюсы и минусы. Я не верю в Бога, а потому не стану обращать вас в свою веру. Мне не нужны ваши души. Бог умер у меня на руках, когда мне было девятнадцать. Но у нас будет закон!

– Черт возьми, Эйлиш! – сказала блондинка. – Мы что, должны выслушивать всю эту дребедень?

– Можешь подать на него в суд за оскорбление личности, – сказала четвертая женщина. – Тогда мы узнаем, насколько он предан закону.

Женщина с короткой стрижкой вдруг встала на ноги, путаясь в длинных одеждах. Блондинка тоже вскочила, схватив ее за руку, С энергией, поразительной для ее подавленного вида, стриженая набросилась на блондинку, ударив ее в грудь, и, когда та упала, выпрямилась в струнку. Она, как заметила Софи, не приподняла свою длинную юбку, хотя та сковывала ее движения.

Софи, не раздумывая, встала и начала проталкиваться сквозь толпу.

Миниатюрная рыжеволосая женщина – Голубка – тоже бросилась к стриженой. Когда Софи добралась до них, стриженая стояла, опустив обе ладони в струю воды и склонив голову.

– Для них все – шуточки, – сказала она.

– Если хочешь, мы можем поговорить об этом, – сочувственно кивнула Голубка.

Женщина плеснула себе в лицо пригоршню воды.

– Нет, я не хочу об этом говорить. Я хочу забыть об этом. – Она провела ладонью по лицу, смешивая капли воды со слезами. – Извините, извините, извините.

– Не за что, – сказала Голубка.

– Почему это? – возмущенно воскликнула стриженая. – Я что, не достойна того, чтобы меня судили по общим меркам? – Она снова отвернулась, глядя на переливающуюся стену. – Понимаете, месяц назад у меня не было убеждений. Я имею в виду – насчет сексуальных домогательств и оскорбления личности. Когда окружающие шутили по этому поводу, я смеялась. Когда окружающие возмущались, я возмущалась тоже. Я просто делала то же, что и все – и думала так же, как и все. А теперь… – Она вытерла руки о свою тяжелую пеструю юбку и посмотрела на нее с отвращением. – А ведь меня даже не изнасиловали…

– Когда речь идет о насилии, не может быть никаких “даже”, – убежденно произнесла Голубка. И, помолчав, спросила: – Когда это случилось?

– Три недели назад, – ответила женщина. – У меня была прекрасная жизнь, друг, квартира, работа… он просто уничтожил все это. Я не могла вернуться домой, содрогалась от прикосновений моего друга. Я… Я знаю, что я слишком импульсивна, но я поняла, что никому не смогу больше верить и что мне противно смотреть на все вокруг. Прежняя я умерла, а то, что осталось, продолжало влачить жалкое существование, как труп, ничего не ощущая.

– Кто здесь вместе с вами? – тихо спросила Голубка.

Стриженая помедлила, не в силах справиться с нахлынувшими воспоминаниями.

– Моя старшая сестра Эйлиш. И ее друзья. – Она глубоко вздохнула. – Они довольно радикально настроены… – Женщина робко улыбнулась, изумляясь собственной дерзости. – Она у нас умная, черная овца в семействе. А я маленькая белая овечка, – прибавила она с горечью. – Пай-девочка.

– У вас есть здесь другие знакомые?

– Не знаю, – растерялась стриженая. – Кое-кто поговаривал о том, чтобы полететь… А после того, как это случилось… Я знаю, все они старались помочь мне, но я чувствовала себя, словно падаль у дороги, а они, как мухи, слетались на запах крови. Ужасно, да?

– Бывает, – мягко сказала Голубка.

– Знаю, что бывает… но это ужасно, что я так думаю! – Она сказала это совсем другим тоном, словно маленькая девочка. – А вот и Тара!

– Прости меня, Рози! Я ляпнула, не подумав. Я не хотела обидеть тебя. – Взволнованный тон подошедшей женщины странно не соответствовал ее внешности: не слишком высокая, не слишком толстая, неуклюжая и мужиковатая, она была одета в армейскую униформу.

– Не называй меня, пожалуйста, Рози. Меня зовут Розамонда.

– Но Эйлиш…

– А при чем тут Эйлиш? Это мое имя!

– Извини, Розамонда, – терпеливо проговорила Тара. – Мне жаль, если я задела тебя.

– Не надо обращаться со мной так, словно я фарфоровая! – раздраженно воскликнула Розамонда. – Возможно, иногда я раскисаю, но потом всегда беру себя в руки. Ладно, я пойду. – Она протянула Голубке руку. – Спасибо вам.

Голубка взяла ее руку и задержала в своих ладонях.

– Если я вам понадоблюсь, моя группа – у нас там только женщины – живет в пещере примерно посередине этой стены. Нашу пещеру легко найти, поскольку в нее ведет единственный глубокий туннель. И, как правило, там кто-нибудь стоит на часах у входа. Меня зовут Голубка. А Софи, – она сделала легкий жест, – живет в этой пещере вместе с основной группой.