Духи реки - Александр Прозоров

Ломаный Клык, улыбаясь, поднялся, жестом подозвал жену. Чистая Капля передала малышку Звонкой Иволге, прошла к мужу между кострами: стройная и сильная, с длинными расчёсанными волосами, лежащими на плечах, словно текучие струи дождя.

— Если ты пробежишь с женой два раза вокруг костров, — объявил шаман, — и ни разу не споткнёшься, значит, вам помогает Праматерь и к новому празднику у вас родится сын!

Капля подошла к мужу, поцеловала его, крепко обняла за шею. Клык подхватил её на руки, побежал вокруг костров. Охотники, женщины, дети — все ободряюще закричали. Пыхтун невольно сжал кулаки: братик! Первый костёр, второй, третий. Ломаный Клык бежал не очень быстро, но зато уверенно ставил ноги, словно цепляясь за взрытый снег. Вот уже начался второй круг — крики стихли, все словно затаили дыхание. У Тигриного Волка вспотели кулаки. Ещё немного, ещё…

— Духи с тобой, Ломаный Клык! — выкрикнул шаман, словно это он сам получил благословение Праматери. — И с тобой, Чистая Капля! Мы все ждём, после этого лета вы подарите племени Мудрого Бобра ещё одного будущего охотника!

Иволга вернула ребёнка маме, и её тут же ухватил за руку Быстрый Олень, вывел за костры:

— Давай и мы узнаем! — Он ловко подхватил жену на руки, легко и быстро пробежал два круга. Все только рассмеялись: в доме Быстрого Оленя и так почему-то рождались одни сыновья.

Следом побежал Храбрый Рык, неся на руках Белую Лису — и, к общему разочарованию, споткнулся уже на середине первого круга. Он не упал — но все поняли, что милость Праматери к нему не так велика, как к предыдущим парам. Только Чужой Голос не заметил этой оступки. А может — сделал вид, что не заметил.

Следом круг вокруг костров совершили по очереди все остальные семейные пары — кто удачно, а кто не очень. Даже Чужой Голос пронёс два круга свою смешливую Тихую Бабочку. Причём шаман ухитрился споткнуться только в конце второго круга — и охотники долго спорили, есть в этом недовольство духов, или нет. Ведь Чужой Голос проделал весь путь, нужный для благословения Праматери. И оступился уже потом, а не при испытании.

— Пыхтун, — дёрнула юного охотника за руку Снежана. — Пыхтун, давай попробуем. Пыхтун, ну давай. Пыхтун, Пыхтун…

Делать этого было, конечно, нельзя. Ведь милость Праматери всегда испытывали только супружеские пары.

Но Тигриному Волку не меньше Снежаны хотелось узнать, смог бы он на месте отца или другого взрослого охотника пройти испытание.

Тем более, что подобному искушению каждый год поддавались несколько мальчишек и молодых охотников.

— Испытания окончены, Чужой Голос? — спросил он у шамана.

— Да, она уже указала свою волю, — кивнул тот и повернулся к Зубру: — Не пора ли менять камни? Вода совсем не кипит.

— Бурлить и не должна, — ворчливо ответил мастер. — По одному подкидывать надобно. А остывшие убирать.

— Ладно, — кивнул Тигриный Волк, — давай.

Но тут вдруг за линию огней, держась за руки, выбежали Лёгкий Ветер и Луговой Цветок.

— Смотрите! — успел крикнуть кто-то из детей.

Ветер подхватил девушку на руки, помчался и… Оступился уже возле третьего костра. И не просто оступился, а упал, распластавшись на снегу. Молодой охотник, конечно, тут же вскочил, поднял избранницу, пробежал оставшийся круг, опустил избранницу на землю — но настроение у обоих явно было испорчено.

— Не побежим, — отпустила руку Пыхтуна Снежана.

— Ветер потому и лёгкий, что сам быстр, а поднять способен только листву, — совсем тихо ответил паренёк. — А меня зовут Тигриным Волком!

Он наклонился, подбив левой рукой колени девочки, решительно поднял её и побежал, настолько уверенный в себе, что даже не стал дожидаться, пока Снежана обхватит его за шею. И тут же понял, отчего так не везло последним из охотников. После нескольких пробежек твёрдый снежный наст растрескался и теперь расползался под ногами, жар костров прогрел землю, и снизу проступила скользкая влажная глина. Куски наста оставались на морозе твёрдыми — но разъезжались в стороны, норовя выскочить из-под ступни. Ощутив опасность, Пыхтун сократил шаг, стал подгибать пальцы, стараясь попадать ими в трещины и хоть как-то цепляться за податливую землю. Краем глаза он следил за кострами: первый, второй, третий… шестой… Юный охотник замедлил шаг, прошёл ещё мимо двух костров. И только потом поставил Снежану обратно на истоптанный снег.

— Тигриный Волк! Тигриный Волк! — обрадовались дети.

Тут же его место занял Клёст, которому на руки позволила себя взять дочь шамана по имени Шёпот Мотылька. Но это было уже не так интересно, потому что мальчишка ещё не прошёл даже посвящения, и к тому дню, когда он соберёт первое ожерелье, отношения его и девочки ещё не раз успеют измениться.

— В доме Храброго Рыка, похоже, ни одной дочки к лету не останется, — подумал вслух Хромой Зубр. Вроде, и себе под нос сказал, но всем хорошо слышно.

— Глупости, — засмеялась Белая Лиса. — Снежана ещё совсем маленькая.

— Зато Тигриный Волк уже собрал богатое ожерелье, — так же невозмутимо, себе под нос, ответил мастер. Женщина сразу посерьёзнела, чуть покосилась на юного охотника, подошла ближе к Зубру, и дальше они говорили совсем тихо. Вот только Лиса оглянулась на Волка и Снежану ещё не один раз.

— Болтун! — разозлился Пыхтун. — Он всё выдал! В первый же день выдал!

— Смотри, смотри! — дёрнула его за руку девочка. — Выпик Ласку несёт!

Выпиком звали сына Белого Камня и Мягкого Цветка, который видел свою десятую зиму и был ещё совсем невысоким и худеньким. Зато Ласка, дочь Большеглазки и Сильного Лосося, прожившая на две зимы больше, была на голову выше и куда больше в теле. Бегом этого, конечно, никто не называл. Выпик покраснел от натуги, громко пыхтел и шагал с немалым трудом — однако два круга выдержал. И получил в награду восторг других детей и похвалу взрослых охотников.

Хромой Зубр стряхнул широкой лопаткой пену со своего варева, выловил остывшие камни, подкинул вместо них раскалённых и громко объявил:

— Скоро сварится!

Хозяйки, приглаживая непривычно шелковистые расчёсанные волосы, разошлись по домам и почти сразу вернулись, неся сушёные травы, чищеные луковицы, какие-то листья, иные приправы каждая на свой вкус. И всё это по очереди высыпали в общий котёл. Запах стал густым и пряным, у всех в селении тут же потекли слюнки. Звери в окрестных лесах, наверно, и вовсе в тот миг умерли от голода. Хромой Зубр ещё некоторое время неторопливо помешивал варево, пока, наконец, не отступил с лаконичным признанием:

— Готово.

Праздник заканчивался. Догорали костры, превратившись в горки углей с пляшущими над ними низкими синими огоньками, расходились семьями члены племени. Встав к большому котлу, уже Чужой Голос, рукой которого водили духи-покровители вычерпывал бульон с крупными кусками мяса и раскладывал по берестяным коробам, с которыми по очереди подходили охотники: сперва самые старшие, затем те, кто помоложе. Тигриному Волку на этот раз пришлось вспомнить детство: своим домом он ещё не обзавёлся и потому считался членом семьи Ломаного Клыка. Угощение принёс отец. Тут же, пока горячее, порезал мясо в ковше, и они жадно взялись уничтожать ароматное варево. Ведь с самого утра ни у кого даже зёрнышка во рту ещё не было.

Так, в семейном кругу, и заканчивался каждый год праздник Великой Праматери. Сперва все подкреплялись вокруг общего котла, потом расходились по домам, собирая разложенные одежды и одеяла. Чтобы не раздувать трутных ям, женщины собирали на деревянные лопатки горящие угли из кострищ, относили в домашние очаги, высыпали под приготовленный хворост. Тут и там из чёрных ямок в земле потянулись дымки. Жилища отогревались после долгого морозного дня, чтобы к ночи дать своим уставшим хозяевам тёплый и уютный приют.

На рассвете Тигриный Волк первым делом помчался к старому мастеру. На привычном месте под священной ивой Зубра не оказалось, и юный охотник повернул прямо к нему домой, крикнул у входа:

— Хромой Зубр! Ты дома?

— Здесь я, здесь, заходи, — ответил снизу хозяин.

Пыхтун сбежал по узкому, длинному и непривычно пологому спуску, приподнял шкуры, нырнул в дом, остановился. После яркого уличного света здесь, внизу, показалось темно, как ночью. Гость остановился, дожидаясь, пока глаза привыкнут к полумраку.

Мастер Хромой Зубр был единственным женатым охотником, так и не собравшим достойного ожерелья из звериных клыков. Ведь такое ожерелье — знак достоинства охотника, символ его побед над опасным врагом, и для этого украшения клыки нельзя ни выменять, ни получить в подарок. Все понимали, что Зубр может стать надёжным мужем, что его мастерство очень важно для племени — но обычай есть обычай, без клыков на ожерелье мужчина не мог просить для себя жену. Однако после гибели на охоте Чёрного Змея, мужа Осенней Радости, шаман сказал, что в этом случае подарок родителям уже не нужен, ожерелье тоже. Хватит и согласия мужчины и женщины. Все охотники согласились с волей духов, мастер и Радость тоже оказались не против, и Зубр вошёл в её дом.