Дети Деточкина или Заговор Бывших мужей - Ирина Потанина

В третьей гостинице, которую я удостоила своим звонком, такой жилец числился. Ожидая, пока переключат на Вадима, я вдруг ощутила, что откровенно нервничаю.

Мне было восемнадцать, ему тридцать два. Я выстукивала шпильками приветственные оды коридорам родного филологического факультета, он — преподавал психологию студентам и терпеть не мог мини юбки. Я мечтала о журналистике, большой любви и бегстве из-под лютой опеки родителей. Он давно уже ни о чем не мечтал. Я слушала паршиво записанный рок и нещадно насиловала гитару вечерами, вместе с друзьями детства втискиваясь в шаткую дворовую беседку. Вадик слушал лишь то, что хорошо звучало, предпочитая делать это в одиночестве. Мы не должны были встретиться, и уж тем более, не могли пожениться. Но и моей, и его жизни всегда были свойственны некие завихрения мистического характера. Невозможное свершилось. Взбалмошная начинающая журналистка, пришедшая брать интервью у замкнутого гения психологии, вскоре стала его женой.

— Вот увидишь, — серьезно сказал мне Вадька еще до того, как я согласилась стать его женой, — Мы сможем стать отличной семьёй. Будем жить в любви. Ярко, счастливо, но недолго.

— Что ты такое говоришь? — наивно полагая, что неуловимое «навсегда» на самом деле существует, переспрашивала я.

— Посмотришь. Всё именно так и будет. Ты не сможешь долго. Ты захочешь свободы и возможности испробовать собственные чары на других мужчинах. А еще захочешь собственных приключений. Мы расстанемся, оставив в жизнях друг друга множество светлых и приятных воспоминаний. Первое время будем поддерживать тесное дружеское общение, потом начнем видеться все реже… Потом связывающая нас ниточка разорвется окончательно.

— Я не смогу не видеться с тобой! — категорично заявила тогда я.

— Все может быть. Но, по-моему, все закончится именно так, как я сказал.

— Нет! — отрезала я, и, дабы доказать собственную правоту, немедленно решила согласиться выйти за Вадика.

Жили мы странно. Нам, безусловно, было хорошо вместе, но не друг от друга: меня попросту радовало отсутствие родителей над душой, а Вадьку — столь экономное решение всех хозяйственных проблем. Мы, конечно же, великолепно относились друг к другу, но это было скорее уважением, чем страстью: Вадьку поражала моя энергичность и умение во всем находить яркие стороны, меня — глубокомысленность и эрудиция Вадима. У нас даже была любовь, но это, скорее, была любовь к искусству, гармонии окружающего мира и красочности жизни. Полгода подобных «но» стойко утвердили меня в желании пожить одной. Вадим ожидал чего-то подобного, посему воспринял мой уход довольно спокойно. После этого мы часто созванивались и обменивались ни к чему не обязывающими, но познавательными и интересными монологами. Потом активное общение как-то поутихло. Мы стали видеться все реже.

В последний раз мы общались с Вадькой четыре года назад, прямо перед его отъездом в Германию:

— Котя, — Вадик всегда так называл меня, — Ты будешь смеяться, но я, таки да, уезжаю, — сказал он тогда, впервые за последние три года набрав мой номер телефона, — Если ты твердо решила не ехать, то я заберу с собой Лину. Учти, мне придется на ней жениться.

Линой звали одну мою одногруппницу. С Вадькой они сошлись благодаря патологической нелюбви к нашей советской родине. Оба всю жизнь мечтали уехать. У обоих — всех талантливых друзей давно уже поглотили золотоносные просторы забугорья.

— Что ж, — я тогда уже была замужем за Шуриком, посему отъезд Вадьки особо не взволновал меня, — Свершилось, наконец. Поздравляю.

— Спасибо, — серьезно ответил Вадим и исчез, как тогда казалось, навсегда из моей жизни.

Вот перед кем-кем, а перед Вадькой мне было откровенно стыдно за свою нынешнюю жизнь. Первый бывший муж всегда считал меня талантливым литератором и перспективным журналистом. Я слабо представляла, как объясню, почему забросила творческую карьеру и вдруг ударилась в детективные действа.

— Слушаю? — этот голос я с легкостью узнала бы из миллиарда других. И как я только могла подумать вчера у Кошки, что перепутала.

— Здравствуй, Вадька.

Я почти физически ощущала, как моя фраза, совершенно без потерь в значимости, пролетает через весь город, и, петляя по причудливому лабиринту Вадькиных мозговых извилин, добирается наконец до цели. Вот Вадик, наконец, понимает, что звоню ему я.

— Здравствуй, госпожа пропажа, — Вадик явно обрадовался, — Это же просто здорово, что ты позвонила!

— Почему это я пропажа? Мог бы позвонить моим родителям…

— Если бы мог, позвонил бы, — как всегда точно, но непонятно, ответил Вадим, — Когда появишься?

— Сейчас.

— Отлично. Жду в вестибюле.

Отчего-то я разволновалась, как маленькая. И даже возле зеркала задержалась на минуту дольше обычного. Образ жгучей брюнетки с кучей косичек, конечно, внушал мне достаточно оптимизма и уверенности в себе, но все-таки… Вадик не видел меня уже лет пять. Чужие дети, как известно, быстро растут, а чужие жёны быстро стареют…Впрочем, у Вадьки и помимо изменений в моей внешности, будет масса поводов остаться недовольным мною.

Даже старина Форд расчувствовался и добрых пять минут не хотел заводиться. Пришлось расчувствоваться в ответ и высказать этой гадкой машине всё, что я о ней думала. Крепкое словцо всегда действовало на Форд отрезвляюще.

Всё началось с непонятливого ГАИшника. Честно говоря, я уже и забыла, что как только начинаю куда-то спешить, так сразу блюстители порядка на дорогах и в собственных карманах толпой встают на моем пути. Подобного не случалось уже довольно давно и я даже перестала сбрасывать в два раза скорость, едва завидев впереди человека в форме.

— Ваши документы, — представившись, потребовал работник ГАИ.

Я улыбнулась одной из самых, как мне казалось, обворожительных своих улыбок.

— Но это же не вы! — ГАИшник явно был настроен неблагожелательно. Еще бы, стервозного вида брюнетка, почти что вамп, пыталась выдать себя за кукольно-невинную девочку, широко раскрытыми глазами глядящую на него с фотографии. От подобной наглости работник ГАИ даже забыл обвинить меня в превышении скорости.

— Если женщина становится похожа на свою фотографию в документах, значит ей срочно пора менять имидж. Разве вы не знаете? — я попыталась задобрить стража порядка юмором.

— Это не вы, — повторил Гаишник.

Самое обидное, что остановил он меня прямо возле Вадькиной гостиницы.

— А кто же тогда я!? — возмущенно воскликнула я.

Интересно, дело не дойдет до того, что мне придётся стричься налысо? ГАИшник пристальнее всмотрелся в фото, потом еще раз посмотрел на меня.

— А может и вы, — изрек он, наконец, явно расстроившись моей невиновности. Не отдавая документы, он с тяжелым вздохом окинул взглядом мою машину и вдруг оживился, — А техталон?

Хорошенький переходик. С Фордовским техталоном произошла беда еще во времена правления Шурика. После небольшой аварии машине пришлось менять лобовое стекло. С тех пор техталон, намертво приклеившийся к старому лобовому, ездил в бардачке Форда. Возлежал он, вместе с куском потресканного стекла, в коробке из-под компакт-диска.

— Вот, — я молча протянула коробку с техталоном ГАИшнику.

Тот довольно хмыкнул и кинулся зарабатывать деньги.

— А почему не на стекле?

— Так на стекле, — невозмутимо ответила я.

Обычно работники ГАИ после извлечения на свет моего техталона оставались удовлетворенными, даже сочувствовали. Но этот явно решил не отпускать меня просто так. Тыкать пальцами туда, где, по его мнению, обязан был находиться мой техталон, ГАИшник поленился, попытавшись всё-таки охарактеризовать это место словами.

— Сам вижу, что на стекле. Почему не на лобовом?

— Так на лобовом, — с издевательской точностью ответила я.

— А ремень почему не пристегнут? — не сдавался собеседник.

— Так я ж не еду…

Судя по всему, мои доводы его не удовлетворили.

— В багажнике что везем?

Вообще-то я понятия не имела, как отвечать на этот вопрос. С учетом того, что Фордом пользовалась не только я, в багажнике могло лежать все что угодно. На этот счет Георгий вообще отличался оригинальностью. Один раз он, возвращаясь с рыбалки, нечаянно рассыпал в багажнике рыбу и я потом целую неделю пыталась найти источник жуткого запаха, заполонившего уже не только салон, но и весь гараж. В другой раз Жорик решил надо мной подшутить. Он спрятался в багажнике и чуть не довел меня до инфаркта, подпевая радиоприемнику. Лишь когда я уже была уверена, что страдаю слуховыми галлюцинациями, он признался в своем местонахождении. В ответ на моё недовольство Георгий тогда невозмутимо отвечал, что хотел проверить возможность подобной слежки за объектом. А пел вовсе не со злобы… А просто так, от хорошего настроения.