Ботанический заговор. Почему растения так важны для нас и как за ними ухаживать - Виктория Владимировна Базоева

Трава у дома

Несколько лет назад в Калифорнии вошел в обиход хештег #droughtshaming. Его создали, чтобы прилюдно стыдить тех, кто в условиях калифорнийской засухи бездумно расходовал воду: поливал лужайки, мыл подъездные дорожки к своему дому и относился к ценному ресурсу расточительно. Особенно отличился актер Том Селлек (он же частный детектив Магнум и Ричард из сериала «Друзья»), который просто воровал воду из общественного гидранта, чтобы поливать свое 60-акровое ранчо, где есть небольшая авокадовая роща и, конечно, дорогая лужайка.

Этот случай вызвал неожиданно бурную общественную дискуссию: исторически сложилось, что здоровая, сочная, зеленая, аккуратно подстриженная лужайка — это символ благополучия, как индивидуального, так и коммунального (о, эти богатенькие поселки, где без конца работают спринклеры!). Но в случае с Томом Селлеком общественность пришла к выводу, что лужайка — это куда более глубокая концепция. Лужайка (она же газон) в Америке — еще и про общие идеалы, коллективную ответственность и стремление к конформизму разного толка.

Фредерик Ло Олмстед — отец американского газона. Он ландшафтный архитектор, спроектировавший больше двух дюжин публичных зеленых пространств: от Центрального парка до Вашингтон-парка в Чикаго. Все эти пространства — зеленые луга. В 1868 году он получил заказ спроектировать жилой массив не в центре города. Каждый дом в просторном пригороде Чикаго, Риверсайде, Иллинойс, отстоял от улицы на 30 футов[47]. И, в отличие от британских домов, чьи участки разделены небольшими заборчиками, здесь их, по замыслу архитектора, не разделяло ничего, создавая ощущение единой аккуратной лужайки. Олмстед хотел размыть границы частного и общественного.

Лужайки стали создаваться, чтобы визуально соединять дома, чтобы был незаметен переход и никто не выделялся на общем фоне. В Швеции, к примеру, ввели газоны в рамках миллионной программы гораздо позже, но смысл был тот же. В 1940–1960-х годах в стране возникла потребность сформировать дизайн новых жилых кварталов так, чтобы все было функционально и внутри, и снаружи. За десять лет для страны с населением в семь миллионов человек построили почти 900 тысяч домов. К каждому дому примыкал большой газон. Идеологические и социальные мотивы проектировщиков заключались в том, что лужайка — это дешевое и очень функциональное место для игр, занятий спортом, прогулок и встреч с друзьями. Эти маленькие частные парки при домах постепенно перетекали друг в друга и становились частью больших зеленых массивов — парков, а на окраинах города — лесов.

Томас Джефферсон, к примеру, окружил свой дом в Монтичелло не только лоскутным одеялом аккуратно выращенных злаков, но и опрятными «кусками», засаженными травами. Эти протогазоны не несли никакой продовольственной или иной цели — только идеологическую: Джефферсон хотел продемонстрировать образцовый порядок, который может царить не только в его приусадебном хозяйстве, но и в стране в целом, а также то, что в США всем хватит места — как разным злакам в Монтичелло. В периоды тревоги эти сочные лужайки сообщали всем ощущение (иногда ложного) спокойствия.

Эндрю Джексон Даунинг, ландшафтный архитектор и немного философ, описывал это так: «Когда приветливые лужайки и фасады со вкусом отделанных коттеджей наполнят страну, мы поймем, что порядок и культура установились»[48]. За несколько поколений в американцах укрепился страх неопрятной лужайки — она стала символом того, что что-то идет не так и у обитателей дома не все благополучно.

Например, в некоторых муниципалитетах Вирджинии законодательно прописано, что газон не может отрастать выше 12 дюймов[49]. А если хозяин не справляется с тем, чтобы содержать придомовую территорию в порядке, на него запросто можно пожаловаться. Муниципалитет не слишком терпим к таким хозяевам: за плохую лужайку назначают штраф, а некоторых особенно невезучих хозяев приговаривают к тюремному заключению, как бы абсурдно это ни звучало. Так, ордер на арест 70-летней жительницы Техаса был выдан за то, что ей просто было физически тяжело стричь газон, и не отзывался, пока четверо соседских мальчиков не услышали о этом вопиющем случае и не покосили ей траву по доброй воле.

В книге эколога Пола Робинсона «Люди лужаек: Как травы, сорняки и удобрения делают нас теми, кем мы являемся» («Lawn People: How Grasses, Weeds, and Chemicals Make Us Who We Are») есть масса историй об ультиматумах из разряда «лужайка или тюрьма», и о тех, кто не может спокойно смотреть на отросшую лужайку соседей и косит ее самостоятельно под покровом ночи или пока те в отпуске. Если помните, в Великом Гэтсби заглавный персонаж испытывал то же самое по отношению к лужайке соседа Ника (рассказчика) и отправил своего садовника на спасение газона — только тогда идиллическое равновесие «субурбии» восстанавливается.

Естественно, в истории газонов не обошлось без косилок. В 1830 году англичанин Эдвин Беар Баддинг создал агрегат, в котором вокруг цилиндра крутилась серия лезвий и к самому устройству были приделаны ручки, чтобы с их помощью цилиндр толкать. Барабан крутился — лезвия косили траву. Баддинг запатентовал это устройство, и так появилась первая механическая газонокосилка. С появлением косилок газоны стали доступны и среднему классу: не нужно было тратиться на бригаду «парикмахеров» газона.

Газонокосилки способствовали пестованию маскулинности в 1950-х: домашние хлопоты стали распределяться в общественном сознании очень своеобразно. Реклама первых газонокосилок была рассчитана только на мужчин для их «внедомашних» забав. Женщинам доставались кухня, спальни, гостиные, пыль, тряпки и белье, а мужчина должен был бензиновой и стальной мощью косилки (и своей, конечно) укротить опасные джунгли за пределами входной двери. Это идея гендерного разделения ролей укрепилась настолько, что в Штатах стало сложно представить себе рекламу Lowe’s[50] или John Deere[51] ко Дню отца, которая бы обходилась без косилок. Несколько лет назад Yankee Candle сделали неловкую попытку восстановить равновесие и выпустили на День отца ароматические свечи для мужчин — с запахом свежескошенного газона.

Ландшафтный архитектор Фрэнк Дж. Скотт в книге «Искусство облагораживания участка пригородного дома» («The Art of Beautifying Suburban Home Grounds») намекает, что лужайка для среднего американца — еще и религиозная вещь: «Это не по-христиански — скрывать забором от взгляда ближнего красоты природы, которые нам достались или которые мы создали». Словом, в Америке газон — это одновременно протестантская сущность и воплощение американской мечты.

Тем не менее случай с Томом Селлеком обнажил интересный момент. Дело в том, что если посмотреть на газон рационально, то мы обнаружим, что это единственная злаковая культура[52], от которой