Крест толкователей - Вадим Панов

— Эй! — крикнула Вера Павловна вслед плотнику. — Вы же мне колготки все порвали!..

Плотник не обернулся.

— Да пошла ты, — от души посоветовал он. — Надо ж, колготки!

Он свернул и безвозвратно исчез в подворотне.

Медсестра подошла к булочной и стала подниматься по крыльцу. Внезапно ей показалось, что одна из ступеней под ее ногой провалилась куда-то вниз. Это было так неожиданно, что Вера Павловна взмахнула руками. Она посмотрела под ноги — но нет, с крыльцом все было в порядке. Женщина оглянулась — что-то вокруг неуловимо изменилось вокруг нее. За ее спиной шел беспрерывный поток машин, однако ни звуков моторов, ни автомобильных сигналов она не услышала. Машины двигались в невероятной, почти абсолютной тишине.

В булочной Вера Павловна остановилась перед прилавком. Тишина не отступала, она становилась все гуще и осязаемей. Опасаясь, что продавщица ее не услышит вовсе, медсестра положила на блюдце пятисотрублевый банкнот и отчаянно крикнула изо всех сил:

— Бутербродный!.. И половинку черного!..

Продавщица этого крика будто и не заметила. Она ожесточенно щелкнула ящиком кассового аппарата.

— Два сорок мелочью посмотрите, — с угрозой предложила она. Голос ее оказался глухим, прокуренным и, на удивление, совершенно мужским.

— Что? — оторопела Вера Павловна.

— Два сорок посмотрите!.. Два сорок!.. Два сорок!.. Два сорок!..

Вере Павловне на секунду показалось, что продавщица вдруг лишилась рассудка. Однако, она тут же нашла объяснение нелепым повторам — это просто звучало эхо. Медсестра попыталась открыть кошелек, однако из этого ничего не вышло. Пальцы ее совершенно не слушались. После нескольких бесплодных попыток она вдруг подняла голову и посмотрела на лампочку.

— Зубы! — решительно сказала она самой себе. — Только зубы!

Затем отщелкнула замочек зубами и перевернула кошелек. Монеты врассыпную бросились по прилавку. Однако, разбежаться по сторонам им не удалось — рука продавщицы намертво припечатала их к поверхности еще в самом начале маршрута.

У самого подъезда Вера Павловна почувствовала, что асфальт под ее ногами пошел волнами. В руке она несла пакет с хлебом. Качало так, что пакет вывалился на землю. У подъездной двери каблук ее подвернулся, медсестра вцепилась в дверную ручку, и ей лишь чудом удалось устоять на ногах.

Вера Павловна медленно поднималась по лестнице, цепляясь за перила. Она лезла по ним вверх, как по канату, судорожно переставляя руки и отталкиваясь от вставших дыбом ступеней коленями. Когда ступени и перила кончились, Вера Павловна поняла, что вместе с ними кончилась и ее жизнь. Она опустилась прямо на бетонный пол. Ногти ее были сорваны до крови, косметика уже не прикрывала стремительно сереющую кожу.

Вера Павловна вдохнула и закрыла глаза. Вместо выдоха из легких ее вырвался хрип.

Глава 14

Лунин и Зоя шли по улице. Асфальта тут никогда не было, и грунтовая поверхность была разъезжена и разбита вдрызг. Ямы напоминали воронки после бомбежки. Дождь кончился, облака разнесло, и в ямах этих лежали небесно-голубые безмятежные лужи.

Вдоль сточных канав тянулись деревянные заборы и тротуары. У одной из калиток Зоя остановилась. Она просунула руку сквозь прорезь и открыла калитку изнутри. Щеколда щелкнула, Зоя стянула с плеча рюкзак и протянула его Лунину.

— Проходи, Николай Лунин, — сказала она. — Располагайся и будь как дома. А я пока в магазин. Дверь там открыта. На кухне разберешься — газ балонный. Ты пока чайник поставь, хорошо?

Лунин взял рюкзак, поднял голову и удивленно посмотрел на Зою.

— Тут же деньги… — проговорил он. — А если вдруг я с ними…

Зоя не дослушала и усмехнулась.

— Я быстро, — перебила она. — Одна нога здесь, другая там. Свежей воды налить не забудь. Ведро на лавке.

Лунин медленно шел по двору, рассматривая стоящий в глубине дом. Рюкзак Зои был перекинут через плечо. Дом был старый, вид имел совершенно нежилой, и, кроме того, его, будто пьяного мужика, неудержимо вело в сторону. Стекла в слепых окнах были мутны и местами вовсе заменены кусками вспученной фанеры. За ними, в туманных недрах внутренних пространств, горел тусклый электрический свет. Некрашеные бревна потемнели дочерна, а крыльцо качнулось и слегка съехало в сторону, когда Лунин вступил на него. Лунин поднялся. Хлипкая дверь была полуоткрыта. Лунин толкнул ее и вошел внутрь.

В сенях Лунин осмотрелся. Помещение было погружено в полумрак, и освещалось оно единственным оконцем, прорубленным в противоположной стене. Свет из него позволял разглядеть нагромождения странных и давно переживших свой век предметов. Они были загадочны, как отголоски безвозвратных времен, и казались начисто лишенными какой-либо функциональности. У окна стояла полусгнившая прялка с треснувшим и навсегда остановившимся колесом. Рядом, на венском стуле, возвышался раненый десятиведерный самовар. На груди его, украшенной многочисленными медалями, чернело отверстие, будто пробитое шальным снарядом. На полках лежали варочные латунные сковороды, ухваты и многочисленные глиняные горшки.

В глубине сеней мелькнула чья-то изломанная тень, но, приглядевшись, Лунин понял, что это лишь треснувшее зеркало. В дальнем конце сеней Лунин заметил еще одну дверь и направился к ней.

Взявшись за ручку, Лунин отворил ее и вошел. Ему открылась комната обыкновенной пятистенки с темным потолком, до которого без труда можно было дотянуться рукою. В центре его висел кожаный абажур с пыльными кистями. В пятне света под ним стоял непокрытый дощатый стол. В одном углу дома стояли две кровати, в другом — сервант. Вдоль одной из стен расположилась простая деревенская печь.

Лунин стянул рюкзак с плеча. Дверь, в которую он вошел, заскрипела за его спиной и медленно отошла в сторону.

В этот момент в затылок лейтенанта уперся черный автоматный ствол. Лунин сбросил с плеча рюкзак и медленно поднял руки.

Когда ладони достигли уровня затылка, Лунин вдруг нырнул вниз, развернулся, схватился обеими руками за ствол и вырывал оружие у противника. Однако, в последний момент, тот все-таки успел нажать на курок.

Вместо очереди, выпущенной прямо в лицо, Лунин услышал вдруг странный пластмассовый треск. На конце ствола зажглась и замигала красная лампочка.

Лунин понял, что это был игрушечный автомат из черного китайского пластика. От рывка он хрустнул и разломился в руках лейтенанта на несколько частей.

Лунин встретился глазами с человеком, который попытался взять его на мушку. Это был Кеша, мальчик из детдома. Чтобы уравновесить шансы и быть одного роста со своим противником, Кеша загодя забрался на приставленный к стене табурет.

Лишившись оружия, мальчишка не утратил ни решимости, ни наступательного пыла. Он молниеносно ударил лейтенанта ногою в пах и нырнул куда-то в сторону. От неожиданности и боли Лунин согнулся пополам и инстинктивно нанес ответный удар. Однако в секторе удара мальчишки уже не было. Кулак Лунина с силой впечатался в численник, который висел на стене за спиной противника лейтенанта. Один сорванный лист прилип к кулаку, два или три других, кружась, стали опадать на пол.

Кеша запрыгнул на стол и в два прыжка оказался на противоположном его конце. Лунин с рычанием стряхнул с кулака лист, на котором проступило пятно его крови. Лейтенант распрямился, как пружина, развернулся и запрыгнул на свой конец стола.

В тот же момент Кеша перескочил на кровать. Баланс равновесия и так был не в пользу Лунина, а тут он и вовсе исчез. Стол под весом лейтенанта встал на дыбы, взмахнул передними копытами и с силой ударил в абажур. Тот качнулся, швырнув на стены комнаты безумную тень.

Столешница опасно приблизилась к самому лицу лейтенанта. Удара было почти не избежать, однако в последний момент Лунину удалось все же соскочить на пол и устоять. Стол перевернулся в воздухе и с грохотом приземлился вверх ногами.

Кеша перескочил на кровать, потом на соседнюю, которая стояла под самым окном. Одним движением он выполнил сразу два действия — отщелкнул шпингалет и распахнул наружу створки. Когда до свободы оставался всего один лишь шаг, и Кеша уже прыгнул в окно, Лунин схватил его за пятку.

Кеша, покрасневший от бессилия и натуги, лежал на кровати, уперев в подушку нос. Лунин наклонился над ним, удерживая руку мальчика в подлом и болезненном милицейском захвате.

— Пусти, козел… — рычал Кеша, поднимая голову. — Руку же сломаешь…

Лунин слегка ослабил хватку, чтобы ненароком не сломать кость.

— Ты кто? — спросил он.

— Хрен в кожаном пальто… Понятно?

— Понятно, — уже миролюбивее ответил Лунин. — Дергаться не будешь — отпущу. Меня Николаем зовут… А тебя?