Журнал «Вокруг Света» №02 за 1980 год - Вокруг Света

Среди образованных молодых людей есть немало энтузиастов — как тот посредник-моту, который прекратил войну между динга и нумаи.

К сожалению, ему пришлось оставить свой пост: он женился на девушке из местного племени и — по правилам — не мог уже выполнять свои обязанности в провинции Чимбу. Трагедии, конечно, здесь нет: в любой другой провинции работы ему хватит.

Во всяком случае, на ближайшие годы...

Л. Мартынов

У Ягорбы реки

Наш дом стоял на околице северной деревни Большой Двор, пожалуй, даже между нею и деревней Ботово, около большака. Это был старый деревянный флигель, черный от времени, оставшийся от барской усадьбы. Верткая речка Ягорба, запутавшаяся в осиннике и березовых перелесках, протекала не так далеко от дома. Но все, что было за нею, считалось на краю света. Качая головами, бабы сокрушались: «Надо же, в такую даль собралси, аж за Ягорбу...»

По зимнику

Та вьюжная дорога, нескончаемый скрип санных полозьев и череда темных елей в стылой темноте никак не выходят из памяти.

От внезапно ударившего мороза утро было туманное, когда тетка Марья, соседка, решила съездить на мельницу.

— Куды ж в Чермасолово, за Ягорбу да посередь зимы, — ворчала моя бабка Аннушка.

— Робяты подсобят, — невозмутимо отвечала Марья, не выпуская изо рта самокрутку со злой домашней махрой.

А нам с Юркой было хоть куда — лишь бы не дома.

— Морозище как шибко продирает, — вернулась со двора Марья, — оболокайтесь-то теплее.

Мы замотали быстренько портянки, сунули ноги в катанки, подпоясали для тепла ватники и скатились с крыльца.

Марья, набросив на голову полушалок и завязав его узлом на спине, уже заводила у сарая в оглобли саней мерина Восхода, которого все упорно звали Доходом. Он только сморгнул слезу мудрыми глазами да прижал уши, когда мы надевали хомут на его шею. В санях уже были сложены кули с рожью, прикрытые рядниной.

— Но-о-о! Трогай, сокол, — прикрикнула Марья, и мы поехали.

По-утреннему резвый, Восход шел ходко, а я смотрел вдоль искристого следа полозьев на удалявшийся черный квадрат липовых аллей нашей усадьбы.

Пока мы добирались до Чермасолова да искали на берегу Ягорбы съезд на лед, да ждали своей очереди на помол, день заметно пошел на убыль. Под высокой мельничной крышей стали расплываться в сумерках стропила, покрытые мучной изморозью, и нехотя ворочались каменные жернова, словно уставшие от работы.

— Охтеньки, глупая я, не близкий край тащиться, ночи ведь прихватим, — причитала тетка Марья, проворно взнуздывая мерина, не желавшего расставаться с клоком сена. — Робяты, поворачивай оглобли к дому.

С натугой перевалив кули с мукой в сани, мы дернули вожжой, и Восход тронулся в обратный путь.

Полозья глухо стукнули о лед — сани выехали на Ягорбу.

— Давайте-тко двинем по старой дороге, все путь-та покороче будя. — Марья дернула левой вожжей, и мерин, покорно заворотив розвальни, затрусил зимником вниз по реке.

Потянулся замерший под снегом прибрежный ольшаник, за которым сторожевыми башнями торчали белые купола стогов. Когда мы подъехали к просеке, притихший лес стоял уже в синих сумерках. Восход, натянув постромки и пригнув голову, оскальзываясь задними ногами, выволок сани на старую дорогу.

Меж ветвями посвистывал ветер, на темный от пота круп лошади стали опускаться редкие снежинки, а потом закружили хороводом.

Внезапно под резкими порывами ветра дрогнули еловые лапы, лес наполнился гулом, и белая мгла упала на нас сверху.

— Тьфу, дораспотягивали, — чертыхнулась Марья, — метель застала, дай бог выбраться.

Ветер жестко стегал снегом по лицу, залеплял глаза. Деревья слились по сторонам в единый забор, а дорога еле угадывалась. Пурга раскручивала вокруг свои спирали, заставляя натягивать на лоб ушанку и все глубже уходить под ряднину среди кулей. От холода и усталости нас стало смаривать, клонить в сон.

Но тут сквозь свист ветра слабым порывом долетел до слуха далекий звук: не то стон, не то вой. Марья аж вскинулась на возу:

— Господи, никак волки!

От волнения она огрела вожжами мерина и, привстав, стала оглядываться по сторонам. Но разве что разберешь в снежной круговерти? А тоскливый вой на одной печальной ноте был подхвачен еще двумя-тремя голосами. Сна как не бывало. Спине стало знобко, а ноги сделались вялыми. Волчье многоголосье приближалось.

— Богородица, дева, за что не милуешь, — бормотала Марья, мелко крестя полушалок.

Когда вой раздался, казалось, совсем за спиной, нас с Юркой как ветром сдуло с воза. Марья изо всех сил нахлестывала лошадь. Мы, словно пристяжные, тянули с двух сторон розвальни, помогая коняге, у которого от такой гонки бока ходили ходуном.

Так мы неслись «тройкой» по старой дороге. Ветер вышибал слезы, и они сразу же замерзали на ресницах, мешая углядеть все колдобины. Не было минуты смахнуть рукавицей ледышки с глаз или потереть нос. Мы даже боялись повернуть назад голову: вдруг увидишь зеленый свет волчьих глаз. В голове проносились обрывки деревенских россказней: как волки гонятся за путниками, окружают их стаей, голодные прыгают на лошадей... И еще мелькало — что их отпугивают красные флажки и огонь. А где тут найдешь горящую головню, если и спичку-то не зажечь на таком ветру?!

Может, волки и помогли нам не сбиться с пути в такую пуржистую ночь, не замерзнуть и добраться до дому.

В теплых сенях, где я для виду шаркнул голиком по валенкам, сразу же распахнулся светлый дверной проем на бледном лице матери тревожно блестели глаза. Я еле развязал смерзшиеся завязки ушанки, погрел малость руки в кадушке с водой, а за столом стал дремать. Выпил только отвару липового цвета с малиной и полез на горячую печку. Всю ночь мне снилась бешеная гонка на лошадях, за которыми по белому снегу стлались дымчатые волки с горящими глазами.

Ледоход

В деревнях по Ягорбе все ожидали этого дня.

— Река-то стоит ишо? — спрашивали друг друга у колодцев, а в свободную минуту выходили к берегу и вглядывались в серую ленту Ягорбы

Придавленная набухшими влагой облаками, река уходила ноздреватой ледяной дорогой к чернеющей щеточке леса. На недвижном осевшем льду открылись все следы и тропки. Река молчала, и непонятно было, двинется ли она когда-либо.

— Ну, зимник держится, и то ладно, — по-хозяйски говорили односельчане и расходились. А в душе ледохода ждали как праздника. И весны нет, пока река не тронулась.

В чутком предутреннем сне я слышал словно гул отдаленных залпов, глухой треск льда. Осторожно ступая босиком по холодному полу, чтобы не скрипнула половица, подкрадывался к узорчатому от изморози окошку. В туманном мареве, из которого тянулись черные ветви лип, ледяная река лежала тихо и неподвижно. Однажды, выскочив на крыльцо под голубой купол неба, я увидел, что по взгорью спускаются темные фигурки людей, катятся клубки собак.

Даже в деревне было слышно, как снизу ползет ровный шорох, будто громадная змея шелестит прошлогодней листвой.

— Тронулась! — далеко разнесся в весеннем воздухе удивленный возглас.

Серая полоса реки неспешно двигалась подо мной, унося весь накопившийся за долгую зиму мусор, приметы прошедшего сурового времени. Плыли бесполезные теперь проруби, поблескивая кольцами наледи, словно прощально подмигивали круглыми глазами. Плыли отпечатанные в старом льду санные следы; мне показалось, что я узнал вешку, поставленную на зимнике, у мельницы. Несло даже чей-то мосток для полоскания белья с рыжей собачонкой, которая успела-таки сделать отчаянный прыжок на берег перед мостом.

У этого моста больше всего собиралось народу. Здесь льдины, которые неторопливо несла река на своей спине, вдруг убыстряли ход, сбивались в испуганное стадо, терлись, шурша боками, кувыркались и подныривали друг под друга. Подхватываемые быстрым течением, с гулом и треском бились они о деревянные быки. Потемневшие от старости опоры выстояли под ударами ветра и воды. Стойко они держались и теперь, хотя под напором ледяных глыб мост содрогался и скрипел всеми своими деревянными суставами.

А после моста, ниже по течению, испуганное бело-голубое стадо успокаивалось, и льдины гуськом, слегка покачиваясь, плавно проплывали мимо, будто диковинные птицы.

Я часами не мог отвести глаз от голубизны этих ледяных стай, родившихся здесь, на Ягорбе, под нашим холодным северным небом, и уплывавших теперь в никуда...